Виктор Муратов - Перевал Страница 29

Шалва не мог рассказать Тоне, как удалось ему вырваться из лазарета. А удалось так легко, что он до сих пор не верил в случившееся. Шалва уже в первый день решил, что его расстреляют за то, что избил Петра Дерибаса.

…В тот день Дерибас явился в барак с ведром жидкой вонючей баланды. Раздав еду, он оглядел новеньких и почему-то прицепился к Шалве.

— Ну как, ефрейтор, подлечимся — и в «Штейнбауэр»? — играя черпаком, спросил он.

— Куда? — не понял Шалва.

— Легион есть такой грузинский, «Штейнбауэр» называется, — с нагловатой усмешкой пояснил Дерибас. — Туда все грузины идут, которые против большевиков бороться решили. Так что давай, подкрепляйся, — приговаривал Дерибас, вычерпывая из ведра остатки похлебки и наливая ее в миску, которую держал в руках Шалва. — Рубай на здоровье. Хотя и на издохе большевики, а силы треба иметь немало, чтоб доконать комиссаров.

И тут произошло неожиданное для всего барака. Шалва молча выплеснул похлебку в лицо Дерибасу. Тот выронил ведро.

— Ты… ты… — бормотал Дерибас, размазывая по лицу вонючую жижу.

В бараке кто-то нерешительно рассмеялся. Шалва здоровой рукой поднял с пола ведро и с размаху надел его на голову Дерибаса.

— Иди, шкура, борись против комиссаров!

В бараке разразился хохот. Кто-то сквозь смех выкрикнул:

— Теперь он похож на пса-рыцаря! Они в таких же ведрах против Александра Невского шли!

Дерибас снял с головы ведро, вытер рукавом лицо и молча, под хохот пленных, направился к выходу. У дверей обернулся, погрозил Шалве черпаком и вышел.

В бараке наступила тишина. Пленные молча расходились по своим нарам. В этой тишине Шалва услышал голос с верхнего яруса:

— Дурак, кацо, без жратвы остался и на овчарок нарвался. Быть тебе завтра на «корриде». А то и просто шлепнут. Дерибас такую хохму не простит.

Шалва позднее узнал, что означает «коррида». Это была площадка в центре лагеря, обнесенная металлической сеткой, похожая на теннисный корт. На этой площадке начальник лазарета майор Ланге травил провинившихся овчарками. Но в тот день Шалва не знал этого. Он даже головы не повернул к говорившему. Шалве было все безразлично. Он понимал, что этот Дерибас ему не простит обиды. Но лучше пусть расстреляют, чем идти в этот легион, о котором говорил Дерибас. Только бы скорее все кончилось.

Но, к удивлению Шалвы, он не попал на «корриду». О происшествии ему не напомнил даже староста «палаты» Кабаневич. Больше того, когда на следующий день раненых военнопленных отправили на рытье рва для умерших, Шалву оставили в бараке дежурным.

Шалва терялся в догадках до тех пор, пока в палату не пришел Петр Дерибас. Он присел на нары, достал пачку немецких сигарет, протянул одну Шалве. Тот отказался. Дерибас закурил, потер ладонью тяжелый подбородок и, усмехнувшись, заговорил:

— Мне тут один казах анекдот рассказал. Хочешь послушать?

Шалва молчал, настороженно поглядывая на Дерибаса.

— Так вот. Бай, вернувшись с охоты, попросил батрака подать ему чая. Тот быстро подал. Бай отхлебнул из пиалы, поморщился и спрашивает: «Цай кипель?» «Кипель, кипель», — отвечает батрак. Бай сделал еще глоток и опять спрашивает: «Цай кипель?» «Кипель, кипель», — кивает головой батрак. Тогда бай зыркнул эдак на батрака и выплеснул ему в лицо чай. «Хорошо, что не кипель», — ответил батрак.

Дерибас засмеялся.

— Ну и что? — спросил Шалва.

— Как что? — продолжал смеяться Дерибас. — Хорошо, что баланда холодная была, а то сделал бы ты из Петра Дерибаса донского рака. — Дерибас подошел к Шалве, положил руку на плечо. Шалва поморщился от боли. — Ты, Шалва Шавлухашвили, вот что… Да не удивляйся, что знаю твою фамилию. Кое-что разузнал о тебе после того, как пса-рыцаря из меня сделал. Молодец! Ты уж прости, что я тогда так о комиссарах. Так надо, понимаешь? А легион этот, «Штейнбауэр», формируется. И некоторые идут. По-разному идут — есть подонки, но большинство идет, чтоб сбежать к своим при первой возможности.

— Ты очень хитрый, да? — прищурился Шалва. — Хочешь, чтобы и я пошел, да? Агитируешь, сын шакала?

— Агитирую, — к удивлению Шалвы, согласился Дерибас. Шалва умолк, настороженно выжидал. — Агитирую башку твою сохранить. А с таким характером, как у тебя, одна дорога — в ров, но с пересадкой в «корриде».

— Ты не знаешь грузин, да? Лучше сто раз умереть, чем один раз продать Родину.

— И грузины разные есть. Подонки, Шалва, есть в каждом народе. — Дерибас вздохнул, затушил недокуренную сигарету, спрятал окурок обратно в пачку. — Есть и среди казаков.

— А ты кто?

— Казак. Может, потому живу тут, как могу…

— Продался?

— Есть у меня один добрый дядя, думает, что я ему свою душу продал. И нехай думает.

— Немец?

— Казак. — Дерибас достал окурок, прикурил. — Большой начальник. У немцев в почете. Мы с ним почти земляки. Он из Новочеркасска, а я из Кочетовки.

— Кочетовка? — встрепенулся Шалва. Он много слышал об этой «плавучей» донской станице от генерала, от Дарьи Михайловны. Летом сорок первого года они даже обещали взять Шалву с собой в Кочетовку, показать донских казаков, о которых Шалва читал только в книгах Шолохова. Потому-то, услышав знакомое название, он встрепенулся. Это не ускользнуло от Дерибаса.

— Ты знаешь мою станицу? Бывал там?

Только теперь Шалва понял, кто перед ним сидит. Когда-то, еще в Перемышле, Дарья Михайловна рассказывала, что в Кочетовке они жили в доме казака Дерибаса. Тогда он и не понял даже — фамилия это или прозвище — Дерибас. Не придал он значения и словам незнакомого военнопленного, который говорил: «Дерибас такую хохму не простит». Выходит, это и есть тот Дерибас, у которого жили в станице Севидовы и которого хотел показать Шалве Андрей Антонович! Вот где пришлось увидеть донского казака. Как с ним вести себя?

— Ты чо молчишь? — вывел из раздумья голос Дерибаса. — Бывал в Кочетовке?

— Друг мой хороший бывал, — уклончиво ответил Шалва.

— Я всех знал, которые в Кочетовку приезжали. Как фамилия?

— Севидов, — решился Шалва и испытующе посмотрел на Дерибаса.

— О! Который же? Борис? Андрей Антонович?

Шалва промолчал.

— Ну теперь все понятно! — обрадовался Дерибас. — Тебя на переправе из эмки выволокли. Выходит, ты шофер Андрея Антоновича. Он когда-то мне говорил, что его грузин возит. Я ведь тоже шофер, потому и интересовался, кто его возит. Хвалил он тебя дюже.

— Зря хвалил. Как теперь в глаза посмотрю?

— Если захочешь, смело посмотришь. Честному человеку не боязно смотреть в глаза.

— Это я сам знаю, — отмахнулся Шалва. — Дарью Михайловну не спас, внука генерала Ванюшку не спас. Может быть, они живы? Девушку Тоню видел с Ванюшкой на переправе. Не успели они через Дон уйти.

— Ванюшку? Да я… — Дерибас достал сигарету. — Да я Ванюшку… Эх ты… Погодь, погодь, наверняка их обратно в Ростов возвернули. Выходит… Во, брат, выходит, Ванюшка с Дарьей Михайловной в городе.

Слушая Дерибаса, Шалва уже жалел, что открылся этому казаку. Что будет, если он найдет жену генерала в Ростове?

— Слушай, Дерибас, как ты попал в плен? И почему ты здесь?.. — спросил Шалва.

— Почему как все равно вольный? — угадал вопрос Дерибас. — Это особая статья. А в плен попал под Ростовом. Бежал. «Корриду» попробовал, не дай тебе бог. Думал, каюк мне тут выйдет, пока земляка-казака не встретил. Есть в Ростове такой Кутипов Борис Михайлович. У немцев работает. По лагерям рыскает. Да не шабалы сбивает, а служит фашистам верно. Агитирует в легионы вступать. К казакам особенную слабость имеет. Полк казачий формирует. Вроде бы уже нашлись людишки. Уже и командир выискался. Из немцев. Панвиц вроде его фамилия. Вот так, Шалва, и держит меня господин казак Кутипов в лагере этом людей подбивать на службу немцам. Вроде как подсадная утка, значица. Потому и тебя агитирую. Теперь я тебя наскрозь вижу и потому советую пойти к нему шофером.

— Что ты сказал? — вскочил Шалва.

— Погодь, — жестом остановил его Дерибас и спокойно, будто самому себе, продолжал говорить: — Оно можно бы тебя и в легион забросить, да возле Кутипова ты нужнее будешь.

— А сам почему не пошел к Кутипову? Ты ведь шофер.

— Я ж тебе толкую, дурья башка! — рассердился Дерибас. — Нужен я тут Кутипову, в лазарете нужен! А ты при Кутипове нам будешь нужен.

— Кому — нам?

Дерибас примолк, опустив голову, сказал тихо:

— Сам еще не знаю. Но должны быть в Ростове советские люди, которые борются против фашистов. Не может быть, чтобы не было. Связь мне нужна. Да и, бог даст, Ванюшку с Дарьей Михайловной сыщешь. На воле-то легче. А тут… Тут тебе никак оставаться нельзя. Кутипов часто в лагере бывает. Видеться будем. И брось всякие сомнения насчет меня. Фрицы и холуи ихние думают, что они дюже хитрые. А только и их перехитрить можно, если башкой шурупить.