Владимир Першанин - Прорыв «Зверобоев». На острие танковых ударов Страница 3

Серая бетонная коробка пушечного дота сливалась с такой же серой скалой. Дот немецкие специалисты построили, не жалея первосортного цемента. Фугасный снаряд весом сорок три килограмма рванул с такой силой, что посыпались вниз отколотые куски скалы.

Двадцатилетний лейтенант Миша Щуков, пришедший из гаубичного полка, где воевал около года, имел неплохой опыт и стрелял довольно точно.

В метре над амбразурой образовалась выемка. От нее змеилась вниз, к темному отверстию с торчавшим пушечным стволом, извилистая трещина. Вложить еще один снаряд в это же место, и бетон лопнет.

Лейтенант Щуков целился в амбразуру, попасть в которую с шестисот метров, да еще под начавшимся ответным огнем, было не просто. Второй фугас прошел впритирку над серой коробкой дота и, разметав уступ скалы, завалил крышу грудой камней.

Узкая амбразура на мгновение осветилась вспышкой ответного выстрела. Подкалиберный снаряд расплющился о толстую лобовую броню, а раскаленный вольфрамовый сердечник, разогнавшийся до скорости девятисот метров в секунду, прошил металл, тело лейтенанта Щукова и врезался в боеукладку.

Зашипел и вспыхнул порох в объемистой гильзе. Заряжающий сделал попытку выбросить ее в открытый люк. Вспышка сожгла рукавицы, мясо на руках до костей, а рядом вспыхивали пороховые заряды в других шестидюймовых стаканах.

Пламя живьем пожирало заряжающего, добило наводчика, а через минуту рванули фугасные боеголовки.

Успел выскочить лишь механик-водитель. Взрыв разорвал рубку по швам, раскидав все, что находилось внутри: куски человеческих тел, смятые гильзы, мелкие обломки. Вспыхнула нагретая солярка, поглотив разбитую машину куполом маслянистого дымного пламени.

– Мишка накрылся! – кричал заряжающий в машине Чистякова Василий Манихин.

Танк, в который они стреляли, стоял в своей яме со свернутым стволом. Добивать его времени не оставалось. Дот, хоть и получил крепкое попадание, ударил из своей «семидесятипятки», целясь в машину Чистякова.

В сумрачной тени окружающих скал огненный шар прочертил искристую полосу от щели дота и до борта самоходки. Удар встряхнул тяжелую машину, а светящаяся от жара болванка, отрикошетив от боковой брони, с воем ушла в ущелье.

– Федор, бьем по доту! – выкрикнул Чистяков.

Секунды, в течение которых наводчик, старший сержант Хлебников, ловил в прицел амбразуру, а заряжающий Вася Манихин бросал в казенник снаряд и гильзу, растянулись до бесконечности.

У гаубицы раздельное, слишком медленное заряжение. Противотанковая пушка калибра 75 миллиметров способна выпускать свои снаряды каждые пять-семь секунд плюс несколько секунд на поправку прицела.

– Быстрее, – почти стонал механик-водитель Матвей Колесник.

Орудие наконец выстрелило. Расчет «семидесятипятки» наверняка бы опередил самоходку, но, скорее всего, был контужен двумя взрывами фугасных снарядов, выпущенных самоходкой Михаила Щукова. Горевшая машина лейтенанта спасла своих товарищей, дав им время прицелиться и сделать точный выстрел.

Снаряд взорвался, отколов угол амбразуры. Пламя и взрывная волна хлестнули в глубину бетонной коробки, сорвав со станка пушку, раскидав расчет. Спасаясь от огня и дыма, в заднюю дверь успели выскочить двое артиллеристов. Остальных смяло и сплющило, а к телам подбиралось пламя от горевшего хламья и снарядных ящиков.

«Тридцатьчетверки» разбили одну из пушек в капонире. Для этого пришлось вложить с десяток снарядов. Капониры были защищены каменной стенкой, скрепленной бетоном. Вторая пушка била часто, но не слишком точно. Танки маневрировали, уходя от снарядов. Ударили минометы, десант побежал от смертельно опасных для них осколочных взрывов под защиту сосен.

Оба танка без команды понеслись вперед, чтобы расстрелять полуразбитые вражеские позиции с близкого расстояния.

Эта торопливость обошлась одной из «тридцатьчетверок» дорого. Снаряд перебил гусеницу, вывернул ведущее колесо. Командир танкового взвода стрелял на ходу, пытаясь помочь обездвиженному экипажу.

Лучше бы он остановился. Неточная стрельба на ходу позволила немецкой пушке точным снарядом добить «тридцатьчетверку», которая, перекошенная, осыпаемая минами, продолжала вести огонь. Экипаж не имел права покинуть ее, пока было исправно вооружение. Когда машина загорелась, сумели выбраться башнер и стрелок-радист.

Взводный достал немецкую пушку, вложив снаряд в верхнюю часть щита. Взрывная волна и осколки трехдюймового снаряда искромсали щит, приборы наведения, раскидали расчет. Почти все артиллеристы были убиты или тяжело ранены. Уцелевший подносчик отползал, не в силах оторвать взгляд от исковерканных тел камрадов.

Это была месть за горевшую «тридцатьчетверку», из которой сумели выпрыгнуть двое ребят. Командир танка, старый друг взводного лейтенанта, и механик-водитель горели вместе с машиной.

Немецкий Т-4 с вывернутым орудием выбрался задним ходом из капонира. Лейтенант, его командир, хотел спасти машину. Уйти от тяжелых снарядов огромной русской самоходки, которую прозвали «дозеноффнер» – консервный нож.

Фугасы их шестидюймовых орудий вскрывают толстую броню «тигров» и «пантер», как консервную банку. Не зря сами русские называют эти самоходные установки «зверобоями» – охотниками за хищниками. Если консервный нож не опередить…

Но опережать было уже некому. Т-4 с переломанной пушкой сделать ничего не мог. Дот горел, обе «семидесятипятки» в капонирах были разбиты. Вели огонь лишь минометы и зенитная 20-миллиметровка.

Изредка хлопали легкие гранатометы, но расстояние для них было велико. Кумулятивные гранаты не долетали до русских машин. Взрывались, разбрасывая огненные брызги, а в стрелков летели снаряды «тридцатьчетверки» и пулеметные трассы.

Понимая, что жизни его «панцеру» остались считаные минуты, немецкий лейтенант дал команду экипажу покинуть машину. Успели выскочить лишь двое. Лейтенант уже скатывался по броне, шепча слова молитвы или прощания. Страшное диковинное зрелище предстало перед ним в последние секунды жизни. Лязгающий зеленый монстр надвигался на него. Черное отверстие огромного, как бревно, орудия полыхнуло вспышкой.

Грохота выстрела он не услышал и не понял, что с ним происходит. Фугас врезался в основание башни, взрыв разнес все, что находилось внутри. Сдетонировали снаряды, опрокинув исковерканную башню и подняв в воздух горящие обломки. Тело лейтенанта безжизненной грудой упало на камни.

«Тридцатьчетверка» добивала зенитную пушку, вели огонь оба пулемета. Из траншей и укрытий выскакивали немецкие солдаты. Кто-то успевал скрыться, другие падали. Вася Манихин, заряжающий в экипаже Чистякова, высунулся с автоматом в руках.

Мина рванула в десяти шагах, осколок лязгнул по крышке люка.

– А ну, на место! – сдернул сержанта вниз Чистяков и захлопнул люк. – Пушку я заряжать буду?

– Фрицы там… хотел прикончить, – не мог успокоиться Манихин.

Колесник гнал машину к разбитым дымящимся укреплениям, горящему танку. Сейчас это было самое безопасное место. Следом шла уцелевшая «тридцатьчетверка». Обе машины, стреляя с коротких остановок, заставили замолчать минометы и пулеметные точки.

Дот, размером поменьше, дал очередь из крупнокалиберного пулемета. Расчет выскочил наружу, но угодил под взрыв тяжелого снаряда.

Приотставшие было десантники резво бежали, догоняя самоходку и танк. Добравшись до вражеских позиций, где не осталось никого, кроме убитых и тяжелораненых, стреляли, не жалея патронов, во все подозрительные амбразуры и щели. Быстро обшаривали траншеи, блиндажи и трупы в поисках трофеев.

Молодой унтер-офицер с развороченным бедром приподнялся, опираясь на пулемет, из которого успел выпустить три ленты.

– Не стреляйте, я…

Он попытался снять часы и протянуть их, прося о пощаде. Не успел. Автоматная очередь перебила руку, прожгла грудь. Унтер упал рядом со своим помощником.

Десантник резво отстегнул часы, достал из кармана сигареты, складной нож. Кивнул приятелю:

– Старательно сучонок воевал. Весь окоп гильзами засыпан.

Радист передал Чистякову наушники. Комбат Болотов сообщил, что батальон вместе с оставшейся самоходкой продвигается по дороге вперед, мимо укреплений.

– Спешить надо. – И добавил после паузы: – Тебе помощь не нужна?

– Нет, сами справились.

– Тогда догоняй нас.

На этом связь оборвалась. Чистяков увидел, как, обтекая гребень, на полном ходу движется батальон, следом грузовики мотопехотной бригады.

– Хоть бы поинтересовался, целы его танки или нет, – бурчал старшина Колесник. – Про спасибо я уже не говорю. Небось, расхвалился своему начальству, что укрепления подавлены, батальон развивает успех.

– Как же, – подхватил наводчик Хлебников. – Командир штурмового батальона. За умелый прорыв на «майора» рассчитывает.

Чистяков выбрался наружу. В ушах звенело от пальбы, затекли ноги. Савин Леша, самый молодой и самый грамотный из экипажа, ковырялся в траншее, искал трофеи. К нему присоединился заряжающий Вася Манихин. Бывалый сержант знал, где искать. Выбил сапогом дверь просевшего блиндажа, цыкнул на десантников, кинувшихся следом: