Иван Чигринов - Свои и чужие Страница 3

Как летом в сухую грозу. Вроде и гром вдали гремит, и молнии небо в той стороне полосуют, а дождя все не видать.

Так и со слухами. И все-таки в октябре в Забеседье было уже два партизанских отряда. И один из них — местный, тот, что создавался в Мошевой, когда фронт стоял ещё на Соже. Кстати, в списках этого отряда значился и Родион Чубарь, веремейковский председатель. Тогда, в августе, он не явился по вызову райкома партии в Мошевую и даже не догадывался, что зачислен в отряд.

Из Мошевой отряд — двадцать четыре партийных, советских и хозяйственных работника района — был перевезён 11 августа на двух автомашинах в Горбовичский лес, куда из Климовичской Рудни к тому времени перебазировался штаб 13-й армии. Тут партизаны получили оружие: каждому выдали винтовку, по сорок пять патронов, по две ручные гранаты и по бутылке горючей смеси — сказали, для боев с вражескими танками.

Инструктор политотдела армии забрал у партизан документы, в том числе и партийные билеты, а взамен раздал справки — с чужими фамилиями, с другими профессиями и адресами.

Боевую задачу перед отрядом ставил начальник политотдела бригадный комиссар Крайнов.

— Заключается она в том, — сказал он потирая рукой видимо повреждённую шею, — чтобы незаметно, ночью перейти линию фронта и взрывать мосты на реках, которые находятся на пути продвижения войск. Обычно это делают бойцы и командиры службы военной связи. Однако, по некоторым данным, поступившим к нам, отдельные мосты по эту сторону Сожа остались почему-то не взорванными, и теперь немцы используют их в своих целях. Мы надеемся, что фронт на нашем участке укрепится. Во всяком случае, сегодня для этого делается все. Идут довольно успешные бои. И есть твёрдая уверенность, что, выполнив первое задание, вы вернётесь сюда же, к нам, и мы будем встречать вас с победой в этом лесу, где располагаемся теперь. Желаю успеха.

Вторым человеком, который выразил желание напутствовать крутогорских партизан, был секретарь обкома партии Макаров. Одет он был в военную форму, но без знаков различия, кожаную сумку через его плечо распирали то ли документы, то ли какие другие бумаги. Многие из партизан его знали — секретарём обкома Макаров работал не первый год, а до этого был заместителем уполномоченного комитета партийного контроля по республике. В районных кругах обычно таких людей знают не только по фамилии, но и в лицо. Знали в Крутогорье и Макарова. И когда он внезапно, уже во время выступления начальника политотдела армии, появился перед отрядом, никто, кажется, не удивился этому, как будто Макаров и должен был появиться тут. Одна только подробность бросилась в глаза всем — бригадный комиссар и секретарь обкома не поздоровались. Значит, уже встречались нынче. Скорей всего, Макаров до сих пор находился в штабе и только теперь освободился от каких-то дел.

Секретарь обкома снял с головы фуражку с мягким козырьком — сталинку, помахал ею перед собой, вроде пытаясь разогнать липкую духоту, которая стояла даже на опушке леса.

— Добрый день, крутогорские товарищи, — начал он, улыбаясь, и, словно хозяин на дворе, поглядел прищуренным глазом на солнце, которое было от него по левую руку. — Значит, вам осталось только сходить на задание в тыл врага и вернуться обратно.

Секретарь обкома, как говорится, был для партизан человеком свойским, потому полушутливые его слова, а прежде всего, наверно, улыбка, которая расцвела на лице, вызвали ответное оживление и расслабляющий хохоток.

Макаров переждал минуту, потом спросил:

— Семьи в эвакуацию отправили все?

— Почти все, товарищ секретарь обкома, — ответил ему командир отряда Митрофан Нарчук, человек среднего роста, черноволосый и экономный в движениях.

— Это хорошо, — одобрил секретарь обкома. — Ну, а настроение? Какое настроение у партизан?

— Да вот, — показал на смеющихся партизан Митрофан Нарчук.

— Ну, теперь-то, сдаётся, ничего, а минуту назад думал — скисли хлопцы.

— Понятное дело в таком положении, — подхватил командир отряда. — Каждого же, считай, из дома выхватили, словно из гнёзда.

— Это правда, — согласился секретарь обкома. — Мы не слишком-то церемонились с вами. Но что поделаешь — события торопят. У Церковища сегодня с самого утра идёт тяжёлый танковый бой. А на остальных участках оборонительного рубежа, который проходит и по территории вашего района, атаки противника успешно отбиты. Значит, можно надеяться, что и дальше все тут будет складываться в нашу пользу. По крайности, так полагают военные товарищи. Они очень надеются на вас. Скажу прямо — задание у вас не самое лёгкое, это по меньшей мере. Но выполнить его надо всенепременно. Я вас призываю к этому от обкома партии. А теперь несколько слов о том, как вообще складывается обстановка на сегодняшний день. Вот листовка, которую только что издал Центральный Комитет Компартии Белоруссии.

Макаров расстегнул свою сумку, достал из неё пачку бумаг, отделил одну и стал читать глуховатым голосом:

— «Фашистские заправилы и их продажные писаки, насмерть напуганные героическими действиями Красной Армии, в хвастливых передачах и листовках теперь уже нагло лгут о захвате Москвы, Ленинграда, Киева… Это фашистская провокация. Не верьте брехне обезумевшей от страха за своё будущее гитлеровской сволочи! Красная Армия наносит сокрушительные удары по германской армии. Сотни тысяч немецких солдат, тысячи танков и самолётов — уничтожены! Берлинская дивизия Гитлера, полк „Великая Германия“ — уничтожены. Баденский армейский корпус разбит. Только на Смоленском направлении уничтожено полностью десять отборных дивизий врага. Берлин, Варшава и многие другие города Германии, Польши, Чехословакии заполнены ранеными немецкими солдатами и офицерами. Наступательный пыл врага и его мощь ослабляются. В бой постепенно вводятся главные силы Красной Армии, оснащённые тысячами танков и самолётов. Близок час разгрома гитлеровских бандитов. Беритесь, товарищи, за оружие и уничтожайте фашистскую гадину! За вами вся советская страна, весь советский народ. Ведите счёт убитым вами фашистским солдатам и офицерам, уничтоженным штабам, машинам, особенно с горючим, пущенным под откосы поездам, взорванным и сожжённым складам. За каждое из этих действий партизан и командира отряда ждёт великая награда от Советского правительства. Действуйте смелей и ещё раз смелей».

Макаров кончил читать, оглядел с левого фланга на правый крутогорских партизан, которые тут же подравняли строй, и продолжал с улыбкой:

— Как видите, последние слова непосредственно обращены к вам. Надеюсь, что и на вас засияют вскорости ордена и медали. А теперь — готовьтесь в поход. Место, где будете переходить линию фронта, уже подготовлено. Ночью вам покажут его. Так, товарищ бригадный комиссар?

— Так, — подтвердил начальник политотдела армии, который стоял все это время несколько в стороне.

— Ну, а командиру вашему, кажется, не привыкать партизанить? — спросил Макаров.

Если считать манёвры, в которых мне довелось принять участие…— начал было в ответ командир партизанского отряда, как вдруг между деревьями, где стояли палатки и автомашины штаба армии и политотдела, громыхнул сильный взрыв. За ним, буквально через мгновение, за которое не успела установиться тишина, сосняк сотряс второй взрыв. Дальше взрывы уже никто не считал, да и отделить их друг от друга было невозможно. Не иначе, откуда-то била дальнобойная артиллерия. Но теперь снаряды, кажется, перелетали уже то место, где размещался штаб армии, разносили в щепы деревья и взрывали землю дальше, метров на триста — четыреста в глубь леса.

Крутогорцы находились за чертой попадания. Но все они были люди необстрелянные, поэтому не только ничего не поняли в том, что творилось вокруг, но и некоторое время, как оглушённые, стояли в строю, словно ждали команды рассредоточиться или лечь на землю. С ними же пока оставались и бригадный комиссар Крайнов с секретарём обкома Макаровым. Однако не долго. Как только среди штабных палаток и автомашин перестали рваться снаряды, бригадный комиссар пригнулся и побежал в ту сторону. Тогда и секретарь обкома вдруг опомнился, крикнул Митрофану Нарчуку, хотя хватило бы и нормального голоса:

— Живо отсюда! Ведите людей в безопасное место! Странно, но точного смысла этой команды никто не понял, кроме, может быть, командира отряда. Зато все наконец сообразили, что стоять вот так во время обстрела нельзя, что вражеская артиллерия может перенести огонь ближе. И крутогорские партизаны сиганули кто куда, однако недалеко, большая часть их бросилась тут же наземь, и отсюда ползком уже каждый искал себе места, где бы — по представлению каждого — можно было уберечься не только от прямого попадания снаряда, но и от многочисленных осколков.

Между тем огненный смерч в лесу не утихал. Наоборот, даже усиливался, хотя по-прежнему снаряды взрывали землю не там, где размещался штаб армии. Видно, немцы знали только его примерное нахождение, но не имели возможности корректировать огонь. По цели угодили лишь первые снаряды.