Николай Куликов - Хоть в СМЕРШ, хоть в штрафбат! Оружие Возмездия Страница 3

Но вскоре произошло непредвиденное. Когда основные работы по подготовке полевого аэродрома были закончены, от Шерхорна пришла тревожная радиограмма:

«Русские мощным ударом с воздуха превратили намеченную площадку в абсолютно непригодную для посадки. Необходимо изыскать другой способ эвакуации. Ждем дальнейших указаний».

В штабе Скорцени решили: отряду следует немедленно покинуть обнаруженный лагерь и совершить двухсотпятидесятикилометровый переход на север. Там, возле старой русско-литовской границы, раскинулось несколько озер, которые замерзали в начале декабря. Когда лед окрепнет, их можно будет использовать как естественные аэродромы для тренировок транспортных самолетов.

Но, как говорится в русской пословице: «Гладко было на бумаге…» Проделать такой длинный путь в тылу врага – дело крайне сложное. К тому же предварительно следовало снабдить окруженцев теплой одеждой и прочим снаряжением для нахождения в глухих лесах теперь уже в зимних условиях. Для 2000 человек это потребовало большого количества самолето-вылетов.

Лишь позднее, осенью 1944 года, колонны Шерхорна медленно потянулись в северном направлении. Весь отряд был разбит на несколько подразделений: передние выполняли роль разведки и воинского авангарда; позади двигался арьергард – все в традициях и по правилам германских воинских уставов. Впрочем, такие меры предосторожности оказались далеко не лишними: очень скоро начались кровопролитные боестолкновения с мобильными группами НКВД по охране тыла. Число погибших, а также раненых и больных росло с каждым днем – их с трудом размещали на крестьянских телегах, которых было очень мало. Кто еще был способен двигаться, шел пешком. Таким образом, темпы продвижения постоянно снижались: в среднем за день колонны преодолевали не более десяти километров – учитывая, что отряд периодически останавливался на сутки, а то и двое для отдыха и оказания помощи раненым. Постепенно людьми начало овладевать отчаяние: шансы на возвращение в Германию казались слишком призрачными. Тем более что линия фронта под мощными ударами Красной армии удалялась все дальше на запад…

Только к февралю 45-го измотанная, обмороженная и почти потерявшая надежду «армия» Шерхорна сумела подойти к тем самым озерам, однако и здесь окруженных ожидало жестокое разочарование. По-видимому, русские сумели разгадать их планы и заранее провели усиленное бомбометание по льду водоемов, сделав их поверхность непригодной для посадки самолетов. Но, в конце концов, удача улыбнулась находящимся на грани отчаяния людям: в близлежащих лесных массивах удалось найти и подготовить вполне «приличную» взлетно-посадочную полосу для приема монопланов типа «Арадо».

Шерхорн и его заместитель держались более сдержанно, а вот их подчиненные не скрывали радостных чувств. Кое-кто из солдат даже полез обниматься с экипажем «Арадо», едва те сошли на землю. Впрочем, обстановка не позволяла даже на короткое время расслабиться, предаваясь радостным излияниям: подполковник приказал немедленно приступать к разгрузке самолета.

Даже летчики не остались в стороне, и теперь, спустя всего двадцать минут после посадки, из грузового отсека вытаскивали и укладывали в сани последние тюки. Майор Герц обратил внимание, что часть людей Шерхорна, одетых в гражданскую одежду, общается по-русски.

– Это местные полицейские, – пояснил обер-лейтенант Штерн. – Спасаясь от Советов, прятались по окрестным лесам, потом примкнули к нам.

– И много таких? – поинтересовался Феликс.

– Человек шестьдесят-семьдесят.

– Они оказались крайне полезны, – вступил в разговор Шерхорн. – Знают здешние леса и все мало-мальски пригодные для передвижения дороги. Без них русские давно бы загнали нас в ловушку и перебили, как зайцев.

– Но где же обоз с ранеными? – обеспокоенно спросил Герц. – Вылететь необходимо хотя бы за три часа до рассвета!

В этот момент из-за ближайших елей показался человек в камуфляжной утепленной куртке с наброшенным на голову капюшоном – на груди у него висел «шмайссер» с откидным прикладом, а передвигался он на коротких охотничьих лыжах без палок. Торопливо приблизившись к Шерхорну, он отдал честь и начал что-то негромко докладывать, склонившись почти к самому уху командира. При этом оба отошли чуть в сторону – отчего присутствующие улавливали лишь отдельные обрывки немецких фраз, из которых невозможно было понять содержание разговора. Однако по тревожному выражению лица подполковника все поняли: что-то произошло. Впрочем, Шерхорн, отпустив подчиненного (тот снова бесшумно исчез за деревьями), не стал скрывать причины своей озабоченности. Он хмуро заметил, обращаясь к Герцу:

– Мне очень жаль, майор, но эвакуацию раненых придется провести следующей ночью. Вам придется задержаться!

– Это невозможно! – возмущенно воскликнул летчик. – У меня приказ вернуться этой же ночью! Что будет с самолетом, если днем нас засекут с воздуха русские?!

– Успокойтесь, господин майор, – вмешался заместитель Шерхорна. – Не засекут! Мы накроем самолет маскировочной сеткой и закидаем еловыми ветками. Не то что с воздуха – с пяти метров на земле не заметят!

– Обер-лейтенант прав! – веско заметил Шерхорн. – К тому же мы выставим по периметру поляны оцепление.

– Но что случилось, черт побери?! – обеспокоенно спросил Герц. – Почему такая задержка с отправкой раненых?

– В самом деле, герр подполковник, почему изменился заранее утвержденный план? – задал вопрос молчаливый до сих пор Феликс.

Из пояснений Шерхорна открылась крайне тревожная картина. Ожидалось, что обоз с ранеными доберется сюда с минуты на минуту (до этого их укрывали в глухой лесной деревушке километрах в двадцати). Дорога оттуда частично пролегала по берегу одного из местных озер. Как раз на этом участке немецкий дозор, посланный впереди санитарного обоза, неожиданно столкнулся с небольшим (вероятнее всего, разведывательным) подразделением русских – по-видимому, те пришли на лыжах с противоположного берега замерзшего водоема. Произошло это около двух часов назад. Завязался бой, и раненых пришлось завернуть назад: дорога оказалась перерезанной. Об этом Шерхорну доложил прибежавший на лыжах связной. (Рацией пользовались лишь в исключительных случаях – главным образом для связи с Центром – опасались пеленгаторных установок русских.)

– Ввиду изменившейся обстановки завтра вечером отправим обоз по объездному пути. Это дольше, но безопаснее, – закончил свое сообщение подполковник. – Соответственно, вылет переносится на следующую ночь! Надеюсь, теперь вам все ясно, майор?

– Но у меня приказ вернуться на базу этой ночью! – все еще пытался возражать Герц, которому пришлась явно не по вкусу перспектива задерживаться в советском тылу на целые сутки.

– Как старший воинский начальник, приказы здесь отдаю я! – решительно отрезал Шерхорн.

– В таком случае, я обязан радировать о задержке, – обреченно констатировал летчик и направился к самолету.

– Только покороче, майор, чтобы не запеленговали русские! – бросил ему вслед подполковник.

– Этот русский отряд у озера – откуда он взялся? – с тревогой в голосе спросил Феликс. – Нам не отрежут дорогу на Минск?

– Не беспокойтесь, герр Феликс, некоторое время отсидитесь с вашими людьми на лесном хуторе. Потом отправитесь дальше на восток.

– Долго мы у вас не засидимся – наше задание предусматривает максимально быстрое проникновение в дальний советский тыл.

– Да мы и так уже в их дальнем тылу! Дальше не бывает!..

Глава 2 Приказ Лаврентия Берии

Тремя днями ранее. Москва, Народный комиссариат внутренних дел (НКВД)

1

Проходя по широким коридорам Лубянки, Громов задержался у стенной газеты «Чекист» и среди прочего материала с удовольствием прочитал короткую заметку:

«Коллектив Наркомата сердечно поздравляет нашего старейшего работника, ныне чекиста-смершевца Громова Василия Петровича с присвоением ему воинского звания «генерал-майор»…

…И впредь высоко держи знамя великой партии Сталина – Ленина, будь беспощаден к врагу…»

Не задерживая взгляд на обычных в таких случаях штампах, новоиспеченный генерал дважды перечитал стихотворные строки какого-то местного поэта, помещенные в конце статейки:

«Товарищ Громов, так держать! Грядет Победы час: пора фашиста добивать!»

«Действительно, пора», – усмехнулся и последовал дальше по казенной красной дорожке вдоль обитых черной кожей дверей с белыми оваликами номеров. Ему было приятно, что здесь о нем помнили, хотя прошло уже почти два года как Громова перевели в военную контрразведку «Смерш». Впрочем, в ведомстве Лаврентия Павловича Берии ему приходилось бывать довольно часто – этого требовали интересы службы. Вот и сегодня он прибыл сюда по приказу своего шефа, генерал-полковника Абакумова, для обсуждения некой сверхсекретной операции, о деталях которой ему ничего не сообщили. «Узнаешь на месте от полковника Эйтингера, – загадочно сообщил Абакумов во время короткого телефонного разговора час назад. Многозначительно помолчав, добавил: – Возможно, вас примет сам нарком».