Алексей Чикишев - Спецназ в Афганистане Страница 3

Афганское руководство не сомневалось, что эти войска прибыли для поддержки режима. На вечер 27 декабря, то есть на день проведения операции, начальник Генштаба Якуб назначил деловую встречу у себя в кабинете советским военным представителям.

Кабул. 27 декабря 1979 года. 19.30. Солдаты и офицеры «мусульманского батальона» заняли исходные позиции. Они ждут сигнала приступить к «работе» — две красные сигнальные ракеты. Перед началом операции возник чисто технический вопрос. Как отличить своих от афганцев, да еще ночью? И на тех, и на других — зимняя форма афганских военнослужащих, и те, и другие — уроженцы Востока, да и оружие одинаковое — автоматы Калашникова. Затруднение разрешилось просто — на рукава были надеты белые марлевые повязки, чтобы не пострелять в темноте своих. Идея не была оригинальной, ибо такие же белые повязки красовались на руках «добрых» католиков, когда они резали гугенотов во время печально известной Варфоломеевской ночи. Спецназу предстояло штурмовать два ключевых объекта: резиденцию Амина, размещавшуюся во дворце Таджбек, и Генштаб афганской армии в Дар-уль-Амане[3].

Вместе со спецназовцами по тем же объектам и по ряду других должны были действовать спецгруппы КГБ СССР. О присутствии этих групп в своей столице афганцы не подозревали, ибо они были размещены на территории посольства СССР. Задачу по блокированию афганских частей, преданных Амину, возложили на прибывших из Союза десантников. К вечеру 27 декабря их насчитывалось более 6000 человек. Впоследствии, чтобы обосновать законность и, необходимость этой акции, в советские части, находившиеся в Афганистане, была кем-то запущена и имела широкое хождение красивая легенда о том, что «мы опередили американцев на сутки, ибо в Штатах уже стояли транспортные «Боинги» с запущенными двигателями, чтобы перебросить «зеленоберетчиков» в Кабул». Дабы придать легенде достоверность, были сочинены якобы истинные подробности, будто бы посол США в Афганистане в эту незабываемую ночь примчался на кабульский аэродром и плакал от досады и бессилия, созерцая сцену высадки доблестных советских десантников…

Сразу же после появления в морозном ночном небе двух красных ракет в районе Таджбека и Дар-уль-Амана вспыхнула ожесточенная перестрелка. Интенсивный огонь велся и в самом городе, и в его пригородах. Там вступили в бой группы КГБ, захватывая радиостанцию, телеграф, тюрьму Пули-Чархи и другие объекты. Особенно ожесточенное сражение разгорелось в резиденции Амина. Его охрана сопротивлялась, используя многочисленные огневые точки, хорошо замаскированные и размещенные на подступах ко дворцу. И комитетчикам, и спецназовцам пришлось нелегко. Здесь нападавшие понесли наиболее ощутимые потери.

Слабее сопротивлялись в Генштабе. Спецназовцы быстро покончили с охраной Генштаба, но сам Якуб сумел забаррикадироваться в одном из кабинетов и начал по рации вызывать подмогу. Он возлагал надежды на 444-ю бригаду «коммандос»[4], размещавшуюся недалеко от дворца. Однако помощь не пришла. В полночь Якуб сдался, видя безвыходность своего положения. Возможно, он уповал на милость победителя. Но в группе захвата находился афганец, один из функционеров «Парчама», который, зачитав Якубу приговор от имени «партии и народа», разрядил в него свой пистолет.

Примерно в это же время стихла стрельба в резиденции Амина. Хафизула Амин, несколько его приближенных и охрана во главе с Мохаммедом Экбалем были перебиты в бою. Спецназовцы и сотрудники КГБ, разгоряченные стрельбой, шли напролом, истребляя всех обитателей дворца, державших оружие. Те же, кто не оказывал сопротивления, были оставлены в живых. В их числе оказались члены семьи Амина, многие министры и деятели, партийной верхушки, прислуга. Более того, семья Амина в первые дни после декабрьского переворота, находясь под охраной спецназа, содержалась во вполне комфортабельных условиях, не испытывая и десятой доли тех лишений, которые выпали на ее долю после того, как все ее члены по указанию Кармаля были заключены в тюрьму Пули-Чархи. Судьба большинства министров и функционеров «Халька» сложилась более трагично — их повесили летом 1980 года в дни Московской олимпиады.

В профессиональном отношении спецназ действовал на «отлично», выполнив все поставленные перед ним задачи. Конечно, потери — 12 убитых и 28 раненых — были неизбежны, учитывая степень сопротивления охраны и ее многочисленность.

Несколько человек из числа павших погибли от своих пуль — за несколько часов ночного боя пороховая гарь, грязь и кровь превратили белые нарукавные повязки в черные. В темноте, с расстояния больше 30 метров, их невозможно было рассмотреть. Чтобы не быть убитыми своими по ошибке, спецназовцы громко матерились и кричали по-русски. Перестрелка между своими началась под утро, так как между спецназовцами и подошедшими ко дворцам десантниками не было четкого взаимодействия. Распознать своих и чужих оказалось делом затруднительным. По свидетельству десантников, их никто не предупреждал о союзниках, одетых в афганскую униформу с белыми повязками на рукавах. Подобная неразбериха и путаница в проведении боевых операций, когда за ее осуществление берутся одновременно несколько разных ведомств, происходит не только у нас, но и у американцев.

В декабре 1989 года во время операции по свержению администрации генерала Норьеги в Панаме на одном из аэродромов возле столицы не признали друг друга американские морские пехотинцы и «рейнджеры». В результате вооруженной стычки несколько гробов под звездно-полосатым флагом было отправлено в Штаты, а в американские военные госпитали поступили десятки раненых. Кстати, средства массовой информации США не скрывали, что «панамский сценарий» полностью скопирован с «успешной советской операции в Кабуле в декабре 1979 года».

Утро 28 декабря 1979 года. Отгремели последние выстрелы операции «Шторм» по свержению режима Амина, в ходе которой спецназ, впервые появившийся в Афганистане, сказал свое веское слово. Никто из военнослужащих «мусульманского» батальона не подозревал, что закончившийся ночной бой — лишь дебют, после которого предстоит участие в сотнях операций, еще более кровопролитных, чем эта, и что последние солдаты спецназа покинут афганскую территорию лишь в феврале 1989 года. В эту ночь произошел не просто очередной государственный переворот в Кабуле, при котором власть из рук «Халька» перешла в руки «Парчама», а было положено начало резкой эскалации гражданской войны в Афганистане, была открыта трагическая страница как в истории афганского народа, так и в истории народов Советского Союза.

Солдаты и офицеры, участники ночного штурма, искренне верили в справедливость своей миссии, в то, что они помогают избавиться афганскому народу от тирании Амина. Они были уверены, что после выполнения операции все советские военнослужащие вернутся домой. Им было не под силу дать истинную оценку событиям, происходившим с их участием, и предсказать дальнейший ход развития политической обстановки в Афганистане. Они были лишь солдатами, военными людьми, выполнившими честно и мужественно приказ командования. Рассказывать кому-либо после возвращения в Союз о происшедших событиях военнослужащим спецназа было категорически запрещено. Из сообщений советской прессы явствовало, что «патриотически настроенные, здоровые силы НДПА свергли режим Амина», который, к тому же, оказался «агентом ЦРУ». В печати было объявлено, со ссылкой на афганские источники, что Амин еще в 60-е годы, обучаясь в Америке, был завербован ЦРУ и получил от них задание развалить НДПА. «Придет время, и весь мир узнает подробности того, как Амин и его подручные злодейски убили Н. М. Тараки и какую неприглядную роль в этом сыграли американские спецслужбы», писала газета «Правда» в те дни.

Подобная трактовка событий была вполне традиционной для удовлетворения любопытства простых советских граждан, ибо не было более простого приема для кремлевских руководителей, чем списать внутренние дрязги в лагере «прокоммунистических» стран на происки «империалистов». В свое время Берию тоже объявили агентом английской разведки, но документов, свидетельствовавших об этом, не обнаружилось. Встретив в Кабуле Новый год, спецназовцы 8 января 1980 года покинули афганскую столицу и на самолетах отправились в Союз. Все они были представлены к орденам и медалям, а в качестве дополнительного поощрения из посольства в адрес таможни ушла телеграмма, предписывающая не подвергать «рейнджеров» досмотру. Принявшие участие в операции офицеры КГБ тоже имели все основания рассчитывать на отправку подобной телеграммы. По воспоминаниям одного из них, они «…кое-что сумели прихватить из вещей во дворце — оружие, кинжалы и сабли, магнитофоны».

Напрасно спецназовцы перед отлетом домой просматривали вороха отечественных газет — ни одного слова о них, ни малейшего намека на их роль в свержении Амина. Они улетали с надеждой, что отныне в Кабуле «будет все спокойно». Однако мир, принесенный на штыках, — штука ненадежная, и ровно через полтора месяца после их отъезда жестокое и кровопролитное исламское восстание потрясло Кабул.