Олег Рябов - Четыре с лишним года. Военный дневник Страница 3

Был у Пирадовых: они бежали из Киева, где оставили хорошую дачу под городом, новый рояль и шикарную квартиру с обстановкой. В. И. постарел, поседел, а А. Л. такая же. Они сначала проехали в Уфу, затем в Свердловск и теперь – сюда. Шлют всем большой привет. А. Л. Леночку и Миколу вспоминала (где теперь Микола, известно ли?). А сколько здесь народу понаехало, каких только рож не встретишь!! Ну, пока всё!!

26.11.41

Давно я не писал, ибо был в пути, да всё ещё еду и, вероятно, долго буду ехать.

Прошло 72 дня, из которых я в дороге 32: кажется, много, редко кому в жизни приходилось так путешествовать, и поэтому мне хочется, когда я попаду домой, более подробно рассказать обо всём.

Дорога моя завернула сначала опять на восток, и я очутился где-то между Доном и Волгой, в такой глуши, что люди никогда здесь не видели красноармейцев, подчёркиваю – никогда! Сейчас здесь тишина. Поля во многих местах стоят с неубранным хлебом, по дорогам встречаются возы, запряженные ленивыми, флегматичными волами, так гармонирующими с местностью. Стоим в большой, когда-то немецкой колонии. Величиной она с Воротынец, но пустая, без хозяев. Несколько домов заняты эвакуированными, да ещё мы. В первый день было очень приятно жить в огромном пустом селе, и страшно захотелось домой, впервые за 72 дня. Но это настроение быстро промелькнуло, и я снова вошёл в колею. Сейчас лежу в чистом беленьком домике, на хорошем крашеном полу и не хочется расставаться с этой квартирой. Когда мы пришли в дом, он был пуст и даже заботливо выметен уехавшими хозяевами (что значит немцы!). Большой высохший лимон напоминал об уюте, когда-то царившем здесь. Хорошо жили, ничего не скажешь!

Домой я послал телеграмму, хочется узнать, что дома, а то мы опять уезжаем. Где-то по дорогам, я думаю, путешествуют письма ко мне. Вероятно, они были во встречных поездах, и меня уже не догонят.

Тася, пиши только открытки, чтобы не переводить зря время. Я пишу для удовольствия, но жалко, если это потеряется.

Писал я много, но ведь это всё еще не война. Не доехал! Но близко! Мы уже видели разбитые железнодорожные станции. Я, Таська, из книжки вырезки посылаю: занятно, как всё повторяется у меня. Привет всем, обязательно, я не перечисляю, кому конкретно – вдруг кого забуду.

10.12.41

Начались наши скитания по маленьким и большим русским селам и деревням. Рязанская область. Под образами мерцает лампадка, на столе передо мной стоит рация. Два лейтенанта, мои друзья, и маленький шестилетний пацаненок слушают радио.

Домик чистенький, что очень удивительно для здешних мест. Живем втроём – доктор, лейтенант и я. Отношение к нам везде замечательное. Делают для нас все. В эту деревню, например, мы пришли в 5 часов утра, ибо обычно ходим ночью (так положено на войне), постучали в первый попавшийся дом и уже через 30 минут лежали на матраце под тёплыми шубами.

Несколько дней назад жили в другой деревне, где спали рядом с курами на соломе, там и хозяева всегда спят так. Такой грязи в наших селах я никогда раньше не видел: даже бань нет – зимой практически не моются, а водички погреют в печке и сполоснутся немного.

Между прочим, некоторые мои друзья уже получили боевое крещение, мы же пока пехотинцы, ибо еще не имеем пушек. А судьбу испытаем позже.

Одели нас – лучше некуда: шубняки, валенки, свитеры – в общем, здорово, такая одежда даже от осколков спасёт.

Хотелось мне в леса попасть, в привычную природу, да не доехали немного. А здесь абсолютно голая местность и дуют ветры, что очень неприятно. У нас же в лесах тихо, только снег похрустывает под ногами, а здесь и снега-то нет. Сейчас земля почти голая, лишь чуть-чуть припорошило.

15.12.41

Ровно три месяца, как я покинул Горький, быстро же они промелькнули. Вот уже семь дней стоим на одном месте. Фронт уходит от нас, да, да, фронт от нас, а не мы от него. До фронта вместо 20 снова 100 километров. Не забудьте – мы под Рязанью. Когда-нибудь вспомните это. Немцы сейчас в Сталиногорске: мы же пока в тылу, нас всё еще берегут; вероятно, для окончательного победного наступления на запад. Сейчас вперёд пошли конные корпуса генерала Белова.

Я так привык жить в движении, что семь дней на месте уже многовато, а живем мы прекрасно; даже есть диван, на котором я лежу, вспоминая своих. Думаю поехать в дивизионы, разбросанные по окрестным деревням – починить кое-где станции. Положение по службе очень неважное: я уже имею трое суток ареста, но пока не унываю и верю в свою правоту. Посмотрим, что будет дальше.

Да, у меня есть карта, на которой я нанёс первые 8000 километров своего «браушвейг». Занятно будет, если турне закончится там, где началось. Постараемся!

21.12.41

Таська, мы снова грузимся на поезд и снова куда-то едем. По всей вероятности, всё-таки уже на войну. Сзади остались Сталинградская, Воронежская, Тамбовская области, а теперь прощай и Рязанская с её грязью, убожеством и красивыми, надо сказать прямо, женщинами (бабами!). Как всё вертится перед глазами: дороги, вокзалы, села, люди – скоро уже сто дней, но мне ещё не надоело. Вот здесь, в маленьком городке Раненбурге (какое странное название для Рязанской области), прожив шесть дней, я затосковал и поехал по сёлам, где расположены батареи. Ездил пять дней, ночевал всё время в разных местах, насмотрелся всего – не поверите.

В первый день пришел в штаб дивизиона, открываю дверь – стоит корова, и с неё веником сметают снег. Коровы, поросята, куры в избах – обычная вещь; бывает ещё, что для тепла на полу солому стелют, а меняют редко – в хороших конюшнях чище. Я видел села Урала, Азии, наши русские, но здесь – что-то особенное. Говорят, Рязанская область всегда была такой, и вот эти-то сёла сейчас забиты эвакуированными москвичами.

Интересно бродить по дорогам, по избам; каждую ночь ночевать в разных местах, где на скамье, где на соломе, а иногда ложимся прямо на грязный заплёванный пол; надеваешь варежки, спускаешь у малахая уши и засыпаешь. Вечерами слушаешь баян, гармошку; как-то слушал гитару и соответствующие песни на квартире у сельских учительниц: вот у кого тоскливая жизнь.

Конечно, и без вшей теперь не обходится, но ничего – скоро лето и с этим будет полегче. Через трое суток начнет увеличиваться день, а через пару месяцев будет таять, но к сентябрю я домой не попаду. Не уложимся!

Сейчас ночь. Я дежурный по штабу полка, только что все утихомирились и ушли. В домике телефон и пара посыльных солдат, под окнами ходят часовые. Что делать, как не писать? Вот ещё вспомнил: нас теперь поят спиртом, который по виду похож на керосин, водой разбавишь – делается белым, как молоко. Что это такое, Таська, ты разберись как химик и напиши, ежели очень вредно, то пить не буду. Из Горького никаких вестей. Скажи друзьям – пусть иногда тоже открыточки в ящик бросают по моему адресу.

Бывает ли Надя, катаетесь ли на лыжах? Мне очень хочется покататься, но здесь почему-то мало снега.

Звонит телефон – это приятель из соседней деревушки заскучал, приглашает меня после войны в Тбилиси, в гости. Откуда только нет приятелей, куда только не приглашают после войны: и в Казахстан снова, и на Кубань, и в Крым, а один даже на Енисей зовет, и каждый своё расхваливает.

27.12.41

Таська! Знаешь ли ты, где я? В Москве!! Да-да, в центре Москвы! Вот это да!

Мы были в одной из армий Западного фронта, нас вывели, привезли в столицу, и мы находимся в резерве у т. Сталина. Вот здорово! Но ведь это всё как бы путешествие, а люди воюют уже седьмой месяц. Когда мы выехали на большую магистраль, то гадали: юг или север? Мне хотелось на юг. Но с каким чувством я подъезжал к Москве, этого не передашь, ибо считаю её вторым родным городом.

Было солнечное утро, дымили трубы заводов, на запад девятками уходили тяжёлые гружёные бомбардировщики. Мы даже не мечтали попасть в город, а как хотелось. И представь себе: на 25-м году революции я проехал по центральным улицам столицы на старинных резных санках, приобретённых для командира полка в какой-то рязанской деревне. Мы, вдвоём с адъютантом комполка, с автоматами, с гранатами, ехали по улицам Москвы, заходили в магазины, переезжали площади поперек, нарушая все правила движения. Мы ж приехали из деревни, из глухой рязанской деревни – что с нас требовать? Было очень приятно.

Всё начальство, конечно, верхами уехало, а мне по штату даже конь не положен; езжу всегда на чужих.

Вот я в городе, который, как пишут, имеет строгий подобранный вид. Да, это правда, нет на улицах праздношатающихся зевак, меньше машин, с 8 вечера жизнь на улицах затихает, а в 10 часов улицы и совсем пустеют. Многомиллионный город замирает до утра – это так странно. А в общем, город всё тот же, что и 9 месяцев назад, я здесь обошёл много, и поверь – никаких особых разрушений, только окна, но ведь это пустяки.

В Москве мне оставаться совсем не хочется – это всё-таки неприятно, как говорится, только небо коптить. Если бы на сутки предложили поехать в Горький – не поехал бы ни за что. Посмотрел Москву и кажется, что лишь вчера уехал из дома и совсем нигде не был. А потому – всё ясно!