Андрей Пржездомский - Секретные объекты «Вервольфа» Страница 3

Из книги «Палачи Европы. Портреты и памфлеты». Москва, 1945 год

«Гитлеровский рейхскомиссар Украины, гаулейтер прусской организации немецкой фашистской партии, Эрих Кох, пожалуй, один из наиболее изощренных специалистов не только массового убийства, массового грабежа, массового насилия, не только разрушения человеческого общества, но и разложения самой человеческой личности. Недаром же Кох, эта „белокурая бестия“ и черный вешатель, арийский „сверхчеловек“ и германский сверхграбитель, ефрейтор (да, да, опять ефрейтор!) армии кайзера Вильгельма в прошлую мировую войну, является учеником, другом и соратником… знаменитого в списках мировых разведок шпиона и провокатора Шлягетера[7], работавшего одновременно и на немецкую и на французскую разведки!

Трус, стяжатель, прелюбодей — это нравственные черты самого Коха…»

Из книги Альберта Шпеера[8] «Воспоминания». Смоленск — Москва, 1997 год

«…На месте одной из самых знаменитых церквей Киева я обнаружил груду развалин. Мне рассказали, что при Советах здесь находился склад боеприпасов, который затем по неизвестной причине взлетел на воздух. Позднее Геббельс рассказал мне, что на самом деле рейхскомиссар Украины Эрих Кох решил уничтожить символ ее национальной гордости и приказал взорвать церковь. Геббельс был крайне недоволен его поведением и открыто возмущался жестокими методами управления оккупированными территориями России… Уже через полгода чинимые чиновниками германской администрации произвол и насилие привели к тому, что там повсюду появились партизаны».

После тирады капитана Кох как-то сразу обмяк, немного пошамкал губами и сказал:

— Ладно, задавайте свои вопросы! Я уже много раз отвечал на вопросы полиции. Ничего нового вы от меня не узнаете. Я рассказал вам все.

— Господин Кох, я интересуюсь этим человеком, я имею в виду Збигнева Клепинского, потому, что он совершил еще одно преступление, и вы, если его знаете…

— Я же сказал вам, что не знаю его! — теперь уже совершенно спокойно проговорил Кох. — Спросите про него кого-нибудь другого.

Разговор явно не клеился, и капитан, чтобы немного разрядить обстановку, вынул из кожаной папки, которую он все время держал на коленях, экземпляр немецкой газеты.

— Господин Кох, недавно в западногерманской газете «Дер Остпройссенблатт»…

— Какой газете? — Кох с интересом посмотрел на Урбана. — Я не знаю такой газеты! Мне не дают читать прессу из Западной Германии. Я здесь читаю только «Нойес Дойчланд» и «Фрайе Вельт»! Ну-ка, покажите!

Капитан Урбан, чувствуя, что появилась возможность установить пусть очень хрупкий, но контакт с высокопоставленным заключенным, протянул газету Коху.

Из «Краткого справочника „Зарубежная печать“». Москва, 1986 год

«…„Остпройссенблатт“ (Das Ostpreussenblatt — „Восточно-прусский листок“). Еженедельная газета. Центральный орган реваншистской организации „Землячество немцев из Восточной Пруссии“. Издается в Гамбурге. Основана в 1950 г. Тираж 47,4 тыс.».

— Это газета восточно-прусского землячества и «Союза изгнанных», — пояснил Урбан.

— А, понятно! — Кох заулыбался, — Вы называете такие газеты реваншистскими.

Капитан только кивнул в ответ. А сам подумал: «Что с него возьмешь? Фашист!»

Кох пробежал глазами по первой странице газеты с витиеватой готической надписью и стилизованными гербами в верхней части, затем развернул ее.

— Господин Кох, здесь есть новая статья о Янтарной комнате!

— Где же? — Кох вдруг оживился, стал внимательно просматривать газету, переворачивая одну страницу за другой.

Капитан указал на статью под заголовком «Польша — новые документы о Янтарной комнате».

Бывший руководитель Восточной Пруссии, о котором не раз говорили, что он-то уж точно знает, где находится Янтарная комната, с интересом погрузился в чтение. Минут пятнадцать он вчитывался, в общем-то, небольшой текст, по-старчески шевеля губами и время от времени издавая причмокивающий звук. Было видно, что он очень внимательно знакомился со статьей, несколько раз возвращаясь к прочитанному и останавливая свое внимание на казавшихся ему наиболее интересными моментах. Все время, пока Кох читал статью, губы его были растянуты в едва заметной ухмылке, но, когда он закончил чтение, старческое лицо его буквально расплылось от улыбки. От прежнего раздражения и недовольства не осталось и следа.

— Все это болтовня! Чушь и глупость — все, что они там пишут! — с усмешкой проговорил Кох. — Все эти домыслы, что Янтарную комнату вывезли на «Вильгельме Густлове»[9], — чепуха! Надо же придумать так: вывезли из Восточной Пруссии и закопали на полигоне Штаблак![10] Это все выдумки!

— Да, но, документы…

— Какие документы, господин Урбан! Все это пустая трата времени! Я сам лично контролировал движение судов из Пиллау![11] Ничего, никакой «комнаты» или других ценностей морским путем из Кёнигсберга не вывозилось! Там была только плановая эвакуация населения и раненых. Все!

— А может быть, все-таки на полигоне Штаблак? — предположил капитан, почувствовав, что тема явно интересует Коха и у него теперь есть шанс добиться расположения старого нациста. — Это теперь у русских. Видите, в газете пишут…

— Нет, нет и еще раз нет! В Штаблаке был лагерь военнопленных. Все это глупости! Ищут совсем не там, где надо искать! — перебил Урбана Кох.

Он проговорил это в таком возбуждении, что капитану показалось: еще немного, и Кох сам расскажет, где спрятаны сокровища.

Урбану было известно, что около десяти лет назад Кох в беседе с одним польским журналистом сделал заявление о том, что знает, где спрятана Янтарная комната. Тогда газеты поспешили разнести эту сенсационную весть по всему миру.

«Янтарная комната», вывезенная из дворца в г. Пушкине… спрятана в Калининграде. «Это я отдал приказ вывезти уникальные произведения искусств на сумму в 50 миллионов долларов золотом, — заявил Кох корреспонденту газеты „Трибуна люду“, — и могу гарантировать, что „Янтарная комната“ скрыта в бункерах кирхи в этом городе», — писала одна газета. «Кох утверждает, что знает два бункера возле старого костела в бывшем районе Понарт[12], в которых спрятана личная картинная галерея гаулейтера. Подземелье старательно сровняли с землей, а находящиеся на поверхности строения взорвали. Коху трудно припомнить, в каком именно бункере положена Янтарная комната», — вторила ей другая газета.

И вот теперь капитан Урбан в беседе с некогда могущественным властителем Восточной Пруссии неожиданно для себя почувствовал, что очень близок к разгадке тайны. «А вдруг сейчас Кох возьмет да и скажет, где спрятана Янтарная комната?» — пронеслось у него в голове. — «И тогда я буду первым, кто узнает истинное ее местонахождение!»

Урбан даже забыл, зачем он пришел на беседу с Эрихом Кохом, так увлекла его мысль о грядущем открытии тайны века. «Да и бог с ним! Если он не помнит Збигнева Клепинского, ничего от этого не изменится. Подумаешь, надо установить возможную связь этого уголовника с Кохом! Да это надуманное все дело! А вот если Кох расскажет, где спрятаны сокровища, вот это будет информация! И добыл ее я, капитан Урбан! При таком повороте событий мне просто будет обеспечена блестящая карьера! И слава!»

Так или примерно так думал капитан Урбан, слушая Коха, возмущенного статьей в газете «Дер Остпройссенблатт».

— Они пишут, пишут! А ничего не сделали, чтобы найти Янтарную комнату! Я им сказал… — Кох указал рукой куда-то в сторону окна. — Если хотите, я все расскажу и даже покажу вам! А то приезжал один русский. Профессор! Говорит мне: «Можете показать, где были бункеры?» А я говорю ему: «Могу. Дайте каргу!» А он подает мне такую… ну для туристов. Смешно! Как я на ней покажу, если это просто схема. Там даже улиц всех нет!

— Господин Кох, а вы могли бы мне показать, где находятся эти бункеры? — боясь спугнуть близкую удачу, робко спросил Урбан.

— Конечно! У вас с собой есть штабная карта Кёнигсберга?

— Сейчас нет, но…

— Ну так вот, найдите, а потом спрашивайте! Я же сказал, что покажу на карте и могу показать на местности, где что спрятано. Только у меня есть условия! Да, условия!

Капитан Урбан вопросительно взглянул на Коха.

— У меня есть условия. Я все расскажу и все покажу. Только польское правительство должно отпустить меня в Германию. Я уже старый человек и скоро, наверное, умру. Но я хочу умереть на родине, в Эльберфельде. Там похоронены мои родители и все мои родственники. Я знаю, вы, поляки, не можете простить мне, что я присоединил к Пруссии Цеханувский округ. А русские не могут простить мне Украину! Но чего держать в тюрьме старого, больного человека?