Александр Васильев - В начале дня Страница 3

— Здесь, на конверте, даже план нарисован, как вас найти.

— Оригинально! — Тамара усмехнулась.

Она быстро пробежала глазами коротенькую записочку. Подруга просила отвести лейтенанта к ее маме, чтобы он рассказал подробно об их с Федей житье-бытье, посколько в письмах («Не маленькая, сама понимаешь») многого писать нельзя. «Кстати, — добавляла она в конце, — это тот самый наш сосед, которому ты понравилась на фотокарточке».

«Ах, вот в чем дело!» Тамара разгадала нехитрый замысел подруги: Лера решила познакомить ее с этим лейтенантом и теперь старается, придумывает всякие уловки. А он… Уж не рассчитывает ли на скорую победу? Но кажется, он не похож на повесу. На вид он, скорее, человек серьезный, обстоятельный, только немножко смешной.

Лейтенант рассказал о себе, поглядывая то на Тамару, то на ее родителей.

— Я ведь по происхождению не городской — деревенский. Алтайские мы. — Он достал несколько любительских фотографий. — Вот мои старички. Сам снимал. Папаша — красный партизан, член партии, большого ума человек, хотя и не шибко грамотный. Таежник. На все руки мастер — и печь сложить, и крышу покрыть. На охоту до сих пор ходит, белку из винтовки бьет. А это мамаша, домохозяйка. Все с детьми да с детьми. Видите, их сколько! С этим братом, Павлом, мы погодки, даже одни сапоги на двоих носили. Когда на улице грязь, то друг друга на закорках через лужи переносили. А сейчас — оба командиры.

— А жена или невеста у вас есть? — полюбопытствовала мать.

— Нет.

— И не было? Петр замялся.

— Была одна… Не невеста, а так, знакомая. Только давно. Вот!

Он показал фотокарточку неулыбчивой белокурой девушки. Тамара из вежливости тоже взглянула мельком.

— Храните? Значит, любили.

— На границе обо всех вспоминаешь. Но любви у меня не было. — Он испытующе посмотрел на нее. — А у вас, есть кто-нибудь… близкий вашему сердцу?

— Конечно. Даже несколько.

— Она шутит, — поспешно вставила мать.

— Почему же? А ты, а папа?

— Я о других.

— Есть и другие.

Она отодвинулась от него. Помолчали. Лейтенант тронул ее руку:

— Вы меня проводите… до Лериной мамы?

— Может быть, я лучше вам расскажу, как туда пройти?

— Иди! — строго сказал отец. — Он же наш гость. Только не задерживайтесь, оба приходите к обеду.

«Этого еще не хватало!» — подумала Тамара. А лейтенант просиял.

Они вышли на улицу.

Наконец-то вдвоем, без свидетелей! Как он ждал этой минуты. Сейчас он скажет ей одну из тех пламенных речей, которые придумывал бессонными ночами. Но робость, проклятая робость, которую он ненавидел в себе, словно сковала язык. Все пылкие речи вылетели из головы, осталась какая-то жалкая труха. Он вспомнил наставления Леры: «Говори о книгах, о кинофильмах — она девка начитанная, грамотная».

А Тамара шла и, казалось, не замечала его, чему-то рассеянно улыбнулась. «Где сейчас Сережа? Неужели все еще в командировке?» Она вдруг подумала о нем, проходя через скверик и посмотрела на скамью у фонтана, которую они звали «нашей».

— О чем вы думаете?

— Угадайте. Вы же пограничник.

— Пограничник должен угадывать только мысли врага. А вы… вы для меня… — Он даже задохнулся, — так она была хороша в своей синей шубке и синем беретике, с розовыми от мороза щеками, темными локонами, припорошенными легким пушистым снежком.

Девушка засмеялась махнула рукой. Они вышли на оживленный Буденновский проспект, уже весь белый от снега.

— Вон там, — показала Тамара, — видите гостиница «Ростов», а рядом, под куполом дом, где живет Лерина мать. Первый подъезд, третий этаж.

— А вы?

Она посмотрела на его обиженное лицо.

— Не сердитесь. Сегодня к нам могут прийти гости, мне надо сходить в парикмахерскую. Вы же видите, какая я растрепа.

— Послушайте, Тамара! — Он удержал ее и, зардевшись, взглянул на нее так, что она испугалась. — Сколько вам нужно знать человека, чтобы выйти… чтобы заключить с ним брачный союз?

— Года два-три… Собственно, зачем это вам?

Она вырвалась и быстро пошла в другую сторону. «Оглянется или нет?» Ее невысокая стройная фигурка мелькала в толпе, как синий огонек. «Если не оглянется — все пропало». Она оглянулась и махнула рукой. Все в порядке!

Он посмотрел на идущих мимо людей, на деревья, запорошенные снегом, вдохнул свежий, пахнущий миндалем и фиалками воздух и засмеялся: «Два-три года!» А у него в запасе всего семь дней: пятнадцатого он должен быть в Перемышле.

Если бы люди могли читать мысли друг друга…

Тамара оглянулась просто потому, что почувствовала на себе взгляд этого чудака, и с досадой махнула рукой: идите же! Не придала она значения и его вопросу «о брачном союзе». Как и большинство девушек, Тамара могла бы понять того, кто бы сам понравился ей с первого взгляда. Но появление незнакомого лейтенанта, как и его ухаживания казались нелепыми и смешными.

«Больше я с ним никуда не пойду!» — сказала она родителям. Тамара вернулась сердитая и растроенная: в парикмахерской пришлось выждать большую очередь; телефон у Саркисовых, куда она позвонила с почтамта, молчал, по-видимому Сережа еще не приехал. «Я несчастная! — думала Тамара. — Так ждала праздника, мечтала провести его в какой-нибудь веселой интересной компании… А тут придется сидеть дома, в общества долговязого лейтенанта. Хотя бы он не пришел!»

Но лейтенант пришел — выбритый, сияющий, со свертком в руке. Отозвал на кухню Екатерину Авраамовну и о чем-то долго шептался с ней. Мать вышла оттуда смущенная, с красными пятнами на щеках. «Тамарочка, — сказала она, — ты развлекай Петю. Спой что-нибудь или хотя бы заведи граммофон». Петь Тамара конечно, не стала, а граммофон завела. Лейтенант пригласил ее танцевать. Отодвинули стол, сделали два-три круга и уселись на диван. «Расскажите про шпионов», — попросила сестра Оленька. Отец шикнул на нее, но лейтенант оживился и рассказал несколько случаев из пограничной жизни, предупредив, что о них уже писали в газетах. Он говорил, увлекаясь и не отрывая глаз от Тамары. Она тоже смотрела на него с интересом, вероятно, потому, что впервые подумала о его трудной и опасной службе и представила, как должно быть он одинок в далеком, чужом городе в пустой квартире, куда часто возвращается уставший, промокший до нитки. Перед ней был необыкновенный человек, герой. А она смеялась над ним!

Тамара стала рассматривать его лицо — пристально, как бы определяя, что же в нем героического? Нет, это было заурядное лицо сельского парня — скуластое, с пухлыми обветренными губами, с жестким ежиком темно-русых волос. Ничего примечательного, только, пожалуй, глаза — темно-карие с искринкой, живые, сообразительные. Как они много видели!

Лейтенант ушел поздно, сказав, что поселился в гостинице «Ростов» и что завтра, если Тамара не возражает, он зайдет за ней и они пойдут в театр. «Завтра не могу — у меня ночное дежурство». — «В таком случае разрешите зайти и проводить вас на службу?»

Сейчас он опять был прежний — угловатый, смешной. Тамара хотела отказать. «Вдруг знакомые увидят, скажут Сереже». Но передумала. «Пусть Сережа немного поревнует, в следующий раз не будет задерживаться в командировке!»

Лейтенант просиял.

— Так, значит, завтра в пять ноль-ноль!

Он ушел довольный и весело, заговорщически подмигнул матери. Тамара вспомнила об оставленном свертке. «Что он тебе принес?» — недовольно спросила она. «Это не мне, — призналась мать. — Тебе».

«Нет, он сошел с ума!» — говорила себе девушка. Она пыталась сердиться и не могла: таким красивым и необычным был этот подарок. Неизвестный чеканщик когда-то постарался, словно зная, что украшения достанутся именно ей. И простенькое колье, и серьги — все так шло к ней. А перстенек! Именно о таком она мечтала. Нет, наверное, он и в самом деле может угадывать мысли, и не только врагов.

Тамара, глядя в зеркало, невольно любовалась собой. Сейчас она была похожа на всех своих кинокумиров сразу — на Тарасову, Марецкую, Зою Федорову. Подружки увидят — умрут от зависти!

И вдруг мысль, которая неприятно уколола ее вначале, вернулась и разом стерла улыбку с лица, потушила блеск глаз. Тамара сняла с себя украшения и сложила их обратно в коробку. Какое она имеет право брать этот подарок да еще хвастаться? И кто ей лейтенант? Завтра же она скажет ему, чтобы он больше не приходил. Нет, пожалуй, это слишком грубо! А она не должна грубить, тем более человеку, который служит на границе, защищает Родину. И все равно: как он смеет? За кого он принимает ее. Впрочем, она сама виновата: не сказала ему прямо о Сереже и своей любви к нему.

«Любви?» Тамара на мгновение задумалась, как лучше назвать свое чувство к Сергею. А может быть, между ними пока еще не любовь, а просто дружба? Пусть так, но лейтенант должен понять, что «третий — лишний», и удалиться. А Сережа — хороший, хороший, хороший. И если бы сейчас не был в командировке, то она не разрешила бы лейтенанту прийти, и вообще… Но за что лейтенант так полюбил ее? Или он притворяется, играет? Нет, такой человек притворяться не может. Он тоже хороший. Ей почему-то вспомнилось, как он на улице читал стихи — громко во весь голос. Сережа так не вел бы себя. Нет, этот лейтенант большой чудак. Едва они познакомились, как он уже заговорил о «брачном союзе», и подарок принес…