Виктор Тельпугов - Каменный брод Страница 3

— Только в кино, — ответил Агаджанов.

— А я до сих пор слышу его голос, — сказал Ряшенцев.

— Что же дальше было? — Николаю уже не терпелось узнать все до конца.

Ряшенцев остановился, посмотрел на парня, словно взвешивая что-то в уме.

— Дальше так. Кто-то из нас сказал командиру: «Наверно, впрямь хорошее место выбрал себе Ряшка. Весь день пуляет — и цел-невредим». Командир был поопытнее, постарше любого из нас. «Какое место и цел ли, мы, — говорит, — еще посмотрим, но что пуляет — факт. И, судя по всему, хорошо пуляет — вон какая канонада в ответ на каждый его патрон!» Короче, когда начало смеркаться, а мороз стал крепчать, подзывает меня командир и спрашивает: «Пословицу «брат за брата» знаешь?» «Знаю, — говорю, — товарищ командир». — «Сейчас, — говорит, — главное — время. Слышишь, реже стрелять стал Ряшка?» «Слышу, к ночи дело, видимость не та». «Правильно, — говорит, — не та, а скорей всего и ранен еще. Возьми с собой Нефедова, и торопитесь». Нас поторапливать было не нужно, чуяло сердце — плохо дело у снайпера нашего. Где лощиной, где за камнем, где очертя голову, напрямик неслись на выручку брату. Не слышали уже никаких выстрелов. Ни наших, ни с их стороны. Через полчаса, еще не до конца стемнело; были мы у Каменного брода, у той самой бойницы. Кинулись к братану — еще живой, вроде бы. Дышит, глядит на нас, но не шелохнется… Хорошо у Нефедова оказался топорик с собой. Трофейный «золинген». Вырубили мы изо льда Ряшу и потащили к своим.

— Как — вырубили?… — остановил старика Агаджанов.

— Говорю же — топориком. Пока стрелял по немцу из своего укрытия, вода в ручье сильно прибывать стала: горы! Подняло снайпера фашистам напоказ. Но и из ледяной своей купели долго лупил; покуда кровью не изошел и не припаялся ко льду. Только и тут не оставил поста, понял? Приволокли мы его к нашим, а на груди и спине у него — лед кусками; не отпадает. Красный такой. Я уже потом вспомнил — ручей в том месте и в густых сумерках тоже был красный. И лед кругом краснее красного. — Ряшенцев умолк, отдышался, поглядел на низко клубящиеся тучи и закончил: — Такая история, товарищ проводник.

Часа через полтора Ряшенцев и Агаджанов были у Каменного брода. Старик еще издали узнал то самое месте, какое искал, и они двинулись прямо туда. Один берег ручья тут действительно несколькими геометрически точными каменными зубьями напоминал Кремлевскую стену. Ряшенцев долго молча ходил от камня к камню, от выбоины к выбоине, словно отыскивая какой-то след, какую-то замету, — может быть, гильзу от патрона или еще что-нибудь, что можно было бы взять, с собой на память о тех далеких днях, но ничего обнаружить не смог.

Обшарив глазами все вокруг, Ряшенцев пристроился между двумя нацеленными в небо каменьями — полустоя-полулежа. Это и была бойница, из которой стрелял когда-то Ряшенцев младший. Старик застыл в этой позе не двигаясь, устремив взгляд вперед, в складки гор или сопок, как он привык их называть с давней, теперь уже очень давней поры.

Ноги старого солдата при этом по щиколотку ушли в ледяную воду — он не обращал на это внимания.

«Простудитесь!» — хотел было закричать Агаджанов, но почему-то не стал этого делать. Больше того — он неожиданно для себя сам отыскал себе место рядом со стариком и точно так же — полустоя-полулежа — замер у естественной бойницы, и ледяная вода сразу обожгла обе его ноги.

— Что ты делаешь! Простудишься! — заревел Ряшенцев и с силой стал выталкивать его из воды.

При этом поднялся целый каскад брызг. Пронзаемые выглянувшим солнцем, они показались вдруг — и одному, и другому — огненно-красными. Кроваво красным отсвечивали в этот миг и пластинки тонкого крепкого льда, припаявшиеся к уходящим в воду камням…

Ряшенцев и Агаджанов заметили это почти одно временно, переглянулись, и каждый из них, как сговорившись, отломил себе по нескольку звенящих кусочков ледяного припая. Льдышки и в руках продолжали источать из себя красный свет. Ряшенцев и Агаджанов видели это в течение двух трех минут, пока солнце плавило лед в их ладонях, превращая его в красные капли.

Потом набежала туча, видение кончилось так же неожиданно, как началось.

Ряшенцев, как бы очнувшись от сна, сказал:

— Ну а теперь по коням, Микола! Бери шинель — пошли домой…

Они выбрались на сухое место, сняли обувь, туго-натуго выкрутили шерстяные носки и, не дожидаясь, пока провянут, снова натянули их на окоченевшие ноги. Но ни один, ни другой словно не замечали холода и, не им гонимые, заторопились в путь: одному надо было постараться во что бы то ни стало побыстрее вернуться в санаторий и держать ответ перед наверняка разгневанной медициной, другому — лететь в институт, а оттуда при первой возможности снова сюда, на Кавказ, чтобы сколотить группу и вести ее к Каменному броду.