Владимир Дубровский - Наше море Страница 3

Это была газета «Красный черноморец» от 2 августа 1942 года. В ней я увидел приказ командующего флотом о награждении группы участников обороны Севастополя. Среди награжденных орденом Красного Знамени была и моя фамилия.

Чугуенко рассказал, как одним из первых кораблей на реку вошел тральщик «Якорь» и несколько сторожевых катеров. Недалеко от селения на реке установили недостроенный корпус транспорта и на нем создали плавучую мастерскую, столь необходимую для ремонта кораблей, а позже на реке поставили и плавучую базу кораблей.

Я с интересом слушал Чугуенко. Дело в том, что сразу после оставления Севастополя в июле я был откомандирован в Астрахань, где вошел в состав комиссии для составления отчета об обороне Севастополя. В комиссию вошли представители Черноморского флота и Приморской армии. По возвращении на Кавказ я попал в госпиталь. По должности я был командиром по оперативной части бригады (помощник начальника штаба). Естественно, меня в первую очередь интересовала оперативная обстановка на Черном море.

Чугуенко рассказал о героической обороне Новороссийска. В городе был создан оборонительный район, объединивший защитников города на суше и на море. Моряков возглавлял командующий Азовской флотилией контр–адмирал С. Г. Горшков. 11 сентября 1942 года у стен цементного завода «Октябрь» фашисты были остановлены и

больше не продвинулись ни на метр. Теперь противник рвется через горные перевалы к Туапсе. Но и там ему не пройти!

Захватив Севастополь и часть Новороссийска, немцы рассчитывали свернуть боевые действия на Черноморском флоте. Но не вышло. Мы по–прежнему являемся хозяевами на Черном море! Черное море — наше море!

Главная задача нашего соединения — это обеспечение морских перевозок для фронта. Тральщики и сторожевые катера ежедневно ходят в конвои, несут службу охранения своего побережья. А каждый конвой[1] — это бои с подводными лодками и авиацией противника, которая досаждает нам больше всего. Соединение наше теперь называется бригадой траления и заграждения.

Основной корабельный состав прежний: базовые тральщики и сторожевые катера, а также катерные тральщики и более мелкие суда.

Много новостей было и в штабе соединения. Только что прибыл и приступил к работе новый начальник штаба капитан 2 ранга Александр Федорович Студеничников.

— Ну и как он? — спросил я Чугуенко о новом начальнике штаба. Чугуенко собрался ответить, но в это время над головой раздался шум.

— А вот послушай, — загадочно сказал Чугуенко. «Тук, тук, тук» — гулко стучали чьи–то каблуки по железным ступенькам трапа.

— А сейчас услышишь телефонный звонок, — не объясняя в чем дело, продолжал Чугуенко.

И действительно, раздался короткий звонок, и в телефонной трубке послышался отрывистый голос:

— Зайдите ко мне!

— Есть! — ответил Чугуенко. — Идем, по дороге расскажу, — продолжал он, положив телефонную трубку. — Каюта моя, как видишь, расположена под адмиральским салоном, и мне всегда слышно, когда начальник штаба спешит к контр–адмиралу. Надо сказать тебе, что новый начальник штаба человек быстрый и энергичный. Сейчас будут даны цеу!

Вместе со штурманом Чугуенко я вошел в каюту. Капитан 2 ранга Студеничников оказался человеком высокого роста, плотным, в просторном кителе с белым [15] жестким подворотничком. Темные глаза его смотрели твердо и решительно. Принял он меня и Чугуенко стоя. Распоряжения отдавал быстро и лаконично. Чугуенко едва успевал делать пометки в блокноте. В нем было столько энергии, неперебродившей силы, что, казалось, мостик быстроходного корабля был бы более подходящим для него местом, чем штабная каюта. Может быть, это впечатление складывалось потому, что Студеничников был полной противоположностью прежнему нашему начальнику штаба, человеку очень спокойному и неторопливому.

Я представился. Студеничников внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Отдыхайте, позже я с вами поговорю, хотя контрадмирал, кажется, уже приготовил вам задание.

Мы вышли на верхнюю палубу. Река по–прежнему гнала мутные воды, шумела и булькала у борта корабля. Чугуенко достал портсигар, собираясь закурить, но в это время вахтенный сигнальщик с ходового мостика вдруг громко крикнул:

— Человек за бортом!

Все, кто находился на верхней палубе, бросились к борту корабля. Потоки вспученной, разъяренной воды гнали и кружили рыбачью лодку, в которой — сидела девушка. Она упрямо гребла к берегу одним веслом: второе, наверное, унесла река. Но течение кружило лодку и выносило ее снова на середину реки.

Боцман плавбазы, пожилой усатый мичман, с криком «Полундра!» широко размахнулся и бросил пеньковый трос. Девушка схватила его, но лодка резко накренилась и зачерпнула воды. Раздался испуганный крик, трос упал, и полузатопленную лодку снова закружила река.

В этот же миг капитан–лейтенант Чугуенко прыгнул на стоящий по корме рейдовый катер. Застучал мотор, и катер ходко пошел вниз по течению, догоняя лодку, на которой все еще видна была красная косынка.

Когда катер подошел к плавбазе, на палубу сошла девушка со светлыми волосами, выбившимися из–под косынки. Она посмотрела на Чугуенко, вытиравшего платком мокрые руки, на золотые нашивки на рукавах его кителя.

— Спасибо, товарищ капитан–лейтенант! — И, улыбнувшись, лукаво спросила: — Китель не испачкали? [16]

— Нет, ничего. А лодку мы оставим себе как трофей! — также улыбаясь, ответил ей Чугуенко.

— Вы уж лучше берите трофеи у немцев, — сказала девушка, — а это — лодка нашей плавмастерской!

— Ну что ж, у вас на плавмастерской народ богатый, не грех и лодку отобрать, — пошутил Чугуенко.

Девушка ничего не ответила, легко сбежала по трапу на берег, шлепая по теплой палубе тапочками, и скрылась среди зеленых зарослей.

В это время от рубки дежурного по кораблю отделился вахтенный матрос и, придерживая свисавшую на грудь длинную цепочку боцманской дудки, направился к нам.

— Ну вот и начинается! Это за мной, — с досадой сказал Чугуенко, бросая папиросу. Но он ошибся: вахтенный обратился ко мне:

— Товарищ капитан третьего ранга, вас вызывает контр–адмирал!

Командир бригады контр–адмирал Фадеев легкой походкой, совсем как у здешних кавказских жителей, расхаживал по каюте. Это был высокий худощавый человек, поседевший раньше времени. Его худое лицо со строгими черными глазами говорило о твердой воле и энергии.

Контр–адмирал спросил, как я себя чувствую. Я доложил, что поправился после госпиталя и готов приступить к выполнению своих обязанностей.

— Вот и хорошо, Дубровский. Отправляйтесь–ка сейчас и проверьте организацию службы на всех сторожевых катерах. Посмотрите, как занимаются боевой подготовкой. Действуйте!

Контр–адмирал Фадеев всегда называл наши новые катера сторожевыми. И это было справедливо. Официально они и именовались сторожевыми катерами типа МО‑4, что означало «малый охотник» за подводными лодками, в отличие от БО — «больших охотников».

Прежде чем отправиться на сторожевые катера, я зашел в штаб к оперативному дежурному, чтобы ознакомиться с обстановкой на море. В штабе оглушительно стучали пишущие машинки, в радиорубке беспрерывно пищали приемные и передающие аппараты, сновали чертежники, писаря и шифровальщики. Было душно и жарко. Я снова окунулся в привычную напряженную работу штаба. [17]

На огромной карте Черного моря, вдоль побережья от Батуми до Геленджика, были изображены базы кораблей Черноморского флота. Красным карандашом были отмечены на карте наши корабли и самолеты, синим — противника. Я смотрел на карту, и мне виделись воздушные бои с самолетами противника, коварные нападения подводных лодок, дальние набеги на вражеские коммуникации. Черные кресты на карте показывали места гибели кораблей.

Припомнилась и такая картина: захлебываясь, бьют пулеметы ДШК, вздрагивают раскаленные стволы зенитных пушек, отбиваясь от стаи «мессертмиттов», навалившихся на полный горючего танкер. Море кипит от разрывов бомб, на танкере вспыхивает пожар, и густой черный дым плотно ложится на воду. Рев самолетов, грохот разрывов снарядов и торопливые пальцы радиста, передающего в штаб: «Атакован самолетами противника… вышлите истребители прикрытия». И вот уже влажный синий бланк лежит на столе у оперативного дежурного. По вызову поднимаются с аэродрома дежурные истребители, выходят из базы на помощь корабли. А в это время в штаб приходят новые радиограммы, звонят телефоны, поступают доклады с сигнальных постов: «Подлодка противника атаковала тральщик», «С моря на базу идет большая группа «юнкерсов». Воют сирены, падают бомбы…

Работа офицера–оператора в штабе плавающего соединения незаметна. Он не ходит в атаку с автоматом в руках, не стреляет из пушек по кораблям противника, не высаживается с разведчиками за линию фронта. Но офицер–оператор должен днем и ночью ясно представлять себе обстановку на море, как бы сложна она ни была. Он должен точно знать, какие корабли соединения идут в конвое и какие производят поиск подводных лодок, какие стоят в базе в готовности и какие дерутся в море с «мессершмиттами». Оператор должен обладать прекрасной памятью, чтобы в любое время, даже если его разбудят ночью, мог ответить, сколько боезапаса и горючего на том или ином корабле, кому и откуда лучше оказать помощь и куда направить для срочного ремонта. Он должен знать командира каждого корабля, знать, на что способен каждый из них, да и самому быть готовым действовать в любой обстановке.