Антон Кротков - Воздушный штрафбат Страница 30

Мягко, но настойчиво куда-то увлекая за собой Артура, незнакомец радостно рассказывал ему, что они якобы встречались в райкоме ВЛКСМ и даже будто бы вместе были на республиканском сборе комсомольского актива. Правда, как Артур ни напрягал память, не мог вспомнить навязчивого парня.

— Зайдем ко мне, дружище. Поговорим за рюмкой чаю, — по-приятельски предложил тот Артуру, когда они подошли к скромной на вид двери, располагающейся в стороне от вокзальной суеты. Парень пояснил, что учится на инженера-железнодорожника, а тут подрабатывает «по части ремонта служебной аппаратуры». До отхода поезда была еще уйма времени, и скучающий отпускник позволил себя уговорить.

Но едва за ними закрылась дверь в пассажирский зал, как провожатый Артура мгновенно переменился. Дружески придерживающая студента рука вдруг стальными тисками сжала его предплечье.

— Вы арестованы! — рявкнул парень и зло толкнул Артура лицом к стене. Последовал жесткий приказ взять руки за голову и раздвинуть ноги. В голове Артура все смешалось. Пока умелые руки привычно шарили по его одежде, выворачивали карманы и выдергивали из брюк ремень, арестованный жалко лепетал:

— За что?! Это какая-то ошибка… Позвоните майору Хлебникову.

Это позднее Тюхис узнает, что при каждом крупном вокзале есть отделение НКВД с несколькими тюремными камерами. Пройдет совсем немного времени, и сам Артур уже в качестве офицера госбезопасности будет развлекаться изобретением новых оригинальных способов ареста. Тогда же он был поражен коварством фальшивого товарища. А еще больше тем обстоятельством, что в каких-нибудь пятидесяти метрах от его тюремной камеры продолжает идти своим неторопливым ходом обычная безмятежная жизнь: люди за столиками ресторана пьют и едят под легкую музыку оркестра в ожидании своего поезда, работают газетные киоски; курортная публика занимает свои места в комфортабельных вагонах…

Артура арестовали вслед за завербовавшим его куратором. А тот пал жертвой очередной смены власти в НКВД. Новый нарком госбезопасности Ежов «зачищал» ведомство от людей своего предшественника — Ягоды. Вместе с опальным руководителем были казнены все восемнадцать его приближенных комиссаров госбезопасности 1-го и 2-го ранга, а также репрессированы еще несколько сотен менее высокопоставленных чекистов.

На Лубянке Тюхис лишь однажды встретился со своим бывшим руководителем. Когда в кабинет следователя, где в этот момент находился Артур, привели еще одного арестованного, Тюхис не сразу узнал в изуродованном постоянными побоями, психологически сломленном человеке бывшего лощеного сибарита. Волосы несчастного были растрепаны, передние зубы выбиты, вместо лица — одна багрово-синяя гематома со щелками глаз. Бедняга затравленно смотрел на следователя и постоянно плакал. Он был готов подписать все, что ему давали…

Это «свидание» произвело на Артура столь сильное впечатление, что он тоже приготовился без дополнительного нажима со стороны следователя назваться агентом любой иностранной разведки или троцкистом. Хотя Артур понимал, что это означает расстрел или постепенную смерть в далеком лагере, но истязаний на следствии он боялся еще больше.

Ведущий дело Тюхиса сотрудник НКВД сразу это понял. Если при первых допросах он иногда оставлял открытым ящик своего стола, чтобы подследственный мог видеть лежащую в нем полицейскую резиновую дубинку, то впоследствии уже не пытался запугивать студента. Тем более что Артур был готов целовать ему руки за то, что следователь, вместо того чтобы быстро «пришить» Артура к делу списанного в расход руководителя, решил использовать его талант провокатора. Тюхиса начали в качестве «наседки» подсаживать в камеры к неуступчивым заключенным. Почти полгода своими подробными донесениями Артур, как ему казалось, продлевал себе жизнь.

Но впоследствии выяснилось, что новые руководители Секретно-политического отдела Главного управления госбезопасности НКВД с самого начала не собирались жертвовать ценным для органов сотрудником. Все время пока Тюхис сидел, то есть «работал» в тюрьме, бухгалтерия НКВД ежемесячно аккуратно начисляла ему заработную плату (правда, Артур об этом узнал уже после своего освобождения). Когда же заключенные перестали доверять разговорчивому студенту, начальство приняло решение предложить «арестанту» службу в качестве кадрового офицера госбезопасности. Это было поразительное перевоплощение: недавний бесправный зэк, почти смертник, сменил тюремные обноски на элегантную форму НКВД с малиновыми петлицами и вышитым золотой канителью мечом и серпом-молотом на рукаве.

Глава 16

В первую в своей жизни боевую командировку Борис отправился через территорию сразу нескольких иностранных государств. Все для него в этой поездке было необычно: и то, что ехал чуть ли не через половину капиталистической Европы один — без бдительного сопровождающего из серьезной конторы, да еще и под чужим паспортом; и что маршрут его пролегал через загадочный полумифический Париж. В этом городе когда-то провели свой медовый месяц его родители…

На осмотр местных достопримечательностей у Нефедова было примерно полдня — в 16.30 с парижского вокзала «Аустерлиц» уходил поезд в сторону франко-испанской границы, на который у Бориса был заранее куплен билет в купе второго класса. А до этого времени необходимо было успеть пропитаться впечатлениями.

В первом же попавшемся ему газетном киоске Борис приобрел туристический буклет — и с ним в руках начал свое путешествие.

Стоило ему бросить взгляд на текст путеводителя, как сразу вспомнились выученные в детстве уроки. Оказалось, что благодаря родителям он неплохо знает французский: пока жива была мать, она разговаривала со своим мальчиком больше на основном языке русского дворянства, нежели по-русски. Отец тоже при любой возможности занимался с Борисом языками и старался дома общаться с ним на французском или английском. Отец считал, что будущий профессиональный военный, каким он видел сына, обязан знать, как минимум, два иностранных языка.

Вначале Борис пытался совершать «правильную» экскурсию, планомерно осматривая все главные достопримечательности города. Для этого он постоянно сверялся с картой. Но вокруг было столько всего интересного, что молодой человек постоянно отклонялся от маршрута. В конце концов он плюнул на рекомендации бумажного гида и беспечно двинулся в людском потоке. Борис гулял по тенистым бульварам, глазея на импозантные особняки местных богачей за высокими витыми оградами с позолоченными фамильными гербами на чугунных решетках. Кормил голубей на солнечных площадях. Его поражало изобилие товаров в витринах многочисленных магазинов.

Накаченный советской пропагандой Борис с удивлением обнаружил, что крайне редко встречает на улицах нищих и плохо одетых людей. Непонятно было, куда подевались сотни тысяч жестоко эксплуатируемых капиталистами пролетариев, о которых так много рассказывали на политзанятиях комиссары.

Парижанки в массе своей выглядели более элегантными по сравнению с москвичками. Большинство советских женщин после сворачивания Сталиным НЭПа[93] носили одежду из ситца, так как других тканей в продаже просто не было. Разглядывая модниц, прогуливающихся по парижским бульварам в платьях с загадочными и волнующими воображение древнеегипетскими символами и тропическими цветами, Борис с грустной иронией вспомнил украшающие одежду многих его соотечественниц индустриальные рисунки, на которых были изображены трактора, сеялки, подшипники и т. д. Лишь достаточно обеспеченным советским барышням было по средствам приобрести стильный заграничный жакет, пару иностранных чулок, коробку приличной пудры «Коти».

Француженки же одевались гораздо более разнообразно и со вкусом. Практически все женщины, которые попадались Борису на глаза, обладали искусством создания собственного образа благодаря мастерскому подбору аксессуаров. Создавалось впечатление, что уважающая себя местная дама просто не выйдет из дому без чулок цвета загорелой кожи, подобранных в тон платью туфелек, шляпки и сумочки оригинального дизайна.

В маленьком уличном кафе неподалеку от площади Согласия Борис заказал чашку кофе с горячими круассанами. Впереди на горизонте в голубой дымке маячила Триумфальная арка, а за соседним столиком расположилась шумная компания молодых людей — судя по их импозантному виду, свободных художников. Временами Борис ловил себя на том, что все еще не может до конца поверить в происходящее: он сидит в парижском кафе и глазеет на проходящую мимо толпу сытых, вполне довольных собой обывателей. И в это же время — за несколько тысяч километров отсюда — идет жестокая война: сгорают заживо в подбитых самолетах его товарищи… Но именно туда — в самое пекло боев — лежал его путь.