ВОЛЬФЗАНГЕР ВИЛЛИ - БЕСПОЩАДНАЯ БОЙНЯ ВОСТОЧНОГО ФРОНТА Страница 30

Тогда мы предавались мрачному юмору. Мы на­смехались над смертью и опасностью, искажали ре­альные события и превращали все наши мысли в гротеск. Как мальчишки, мы совершали смертельно опасные разведывательные вылазки, желая рассер­дить русских, в то время как постоянно росло число касок над крестами наших могил. Мы старались быть ироничными, играли со смешными оборотами речи и заливались беспричинным смехом.

Это была маска, а подлинная трагедия задевала нас за живое, влияла на нашу судьбу, которая неук­лонно шла к развязке. Я пытался не травить свою душу. Но внутреннее благородство и вера в красоту жизни постепенно исчезали. Бесчувственность, ко­торую я пытался привить в себе в противовес стра­хам, ужасу и безумию, подавляла нежные порывы, еще остававшиеся в моей душе, лишала меня наде­жды, надламывала веру в людей и любовь к ним, превращала сердце в камень. Я был на пороге гибе­ли и высмеивал сам себя.

Я часто предавался безграничной печали. Ко­палея в мусоре своей молодости и разочаровывал­ся, так как не мог разжечь пепел своего существо­вания новым огнем. Я искоренял воспоминания о море, о музыке и поэзии, забывал даже свое имя, сохраняя только свою улыбающуюся маску. Но тако­го забвения хватало ненадолго. Я уже не верил ни в свои звезды, ни в своего Бога. Как потерпевший крушение, я был выброшен на пустынный морской берег. Бесконечность отделяла меня от прошлого, и я не мог перешагнуть через мост, который прибли­зил бы меня к нему.

Пожелтевшие луга, сухие леса и холмы замолк­ли. Я не понимал их языка. Время от времени меня охватывала дикая тоска, и я боялся, что мои раны уже никогда не удастся залечить. Меня ждал не рай, а ад. И никаких других приключений, кроме как мое­го пребывания на нейтральной полосе, не приходи­лось ожидать.

Ничего нового не происходило. Все возвраща­лось на свои места: смерть, бегство, марши, страх, горе, надежды и уединение, равнины и леса. Лучи солнца и туман так же часто возвращались на зем­лю, как и моя жизнь снова и снова, как по спирали, подходила все к тому же пункту. Пустота и насы­щенность чередовались как приливы и отливы на море. В начале и в конце нам не светило ничего.

Ничего не имело смысла: ни война, ни мир. Сво­бода оставалась только мечтой, вдохновляла толь­ко надежда на возвращение домой. Человечество продолжало танцевать между работой и куском хле­ба, да разве еще хоровод призраков крутился во­круг золотого теленка. Мы презирали людей, кото­рые оставались на родине и не испытывали страха смерти. Те же опасности, которым мы каждодневно подвергались, имели свой плюс, так как делали на­шу жизнь особенно ценной. Это гордость отчаяния.

Меня терзала мысль, что я воевал против лю­дей, к которым не испытывал чувства ненависти, в которых никогда не видел врагов. Они были близки мне, как братья, а я исполнял чью-то волю, как по­корный монах, служа чужим идолам. И при этом мое усердие вознаграждалось. Но наши действия и на­ше терпение никак не возвышало нас. Бог руково­дил нами, играл нашими судьбами, и мы должны были довольствоваться тем, что оставались пешка­ми в чужой игре.

Однако мир велик. Ничто — ни плохое, ни хоро­шее — в нем не исчезало. Но жизнь во время вой­ны напоминала всего лишь иллюзию, и человек су­ществовал в ней всего лишь в ожидании своей ги­бели.

Таким образом, я весь состоял из противоре­чий, пытался примирить различные толкования про­исходящего, скатываясь во тьму и неизвестность.

Из леса мы вышли без боя. Как только взошла луна, уже продолжали свой безнадежный путь. Было холодно. Туман опустился на луга, из леса, словно из каких-то пещер, дул ветер. Сигнальные ракеты арьергарда освещали нам дорогу, но мы все равно заблудились в тумане. Из долин с жур­чащими ручьями, пашен и густых кустарников мы стремились выбраться на холмы, чтобы найти лес­ную дорогу, и наконец нашли ее. Она вывела нас на шоссе.

Русские летчики сбрасывали осветительные ра­кеты. Мы заметили бы наши отступающие части, но ничего не видали перед глазами. Не только мы, но и наши лошади смертельно устали. Мы, видимо, здорово отстали. Только ночь разделяла нас пока с врагом. Вокруг все было тихо. Мы внимательно вслушивались в эту тишину. Мне показалось, что от­куда-то издали доносится колокольный звон и тихая музыка. Меня, словно дымкой, окутывала эта ночь, таинственные звуки наполняли до краев и вновь устремлялись в этот замолкнувший мир. Мои това­рищи не слышали ничего.

Подошли к взорванному мосту. Понукая лоша­дей, перевели их через ручей, сами перетащили орудия и буквально на руках буксовавшие машины. Мина, заложенная нашими саперами, подорвала водителя, лошадь и одно орудие. Но нас это уже не волновало. Мы знали, что на нас никто больше и не рассчитывал. Оставленные в одиночестве, мы быст­ро миновали нейтральную полосу и ускоряли шаг до тех пор, пока не отказали ноги.

Нас остановил минометный огонь, но мы не ста­ли атаковать русских. Собрали последние силы и проскочили со своими лошадьми через этот град из железа, земли и нагромождения ветвей. Так мы дошли до последнего моста.

Объятые ужасом солдаты махали нам руками, показывая, что надо повернуть обратно. Запальный шнур уже горел, и никто не решался его потушить. Мы быстро развернулись и вместе с лошадьми и машинами с криками бросились к окопам. Взрывная волна засыпала нас осколками и кусками глины, легкие наполнились чадом, а лошади бросились бе­жать. Но никто не пострадал.

Мы стали ловить измученных животных и при первых же лучах света установили орудия в поле на позициях, набрали соломы и улеглись спать.

Перед наступлением вечера снова отправились в путь. Полевая дорога привела нас на улицу со­жженной деревни. Как арьергард, мы сочли воз­можным отдохнуть здесь в одном из разрушенных домов. Где-то перед нами находилась наша база, но мы о ней ничего не знали.

Мы притащили бревна и доски из тлеющих руин дома, разожгли сильный огонь, улеглись вокруг и заснули. Не выставили даже никакого охранения. Иногда просыпались от холода, подбрасывали дро­ва в огонь, пристально смотрели на танцующее пла­мя, вытирали пепел и пыль с наших изнуренных лиц и снова засыпали.

Разбуженные ржанием лошадей, мы увидели, что к нам присоединились последние остатки арь­ергарда. Я чувствовал себя больным, улегся на ла­фете пушки, заснул и проснулся только в дороге. Лошади тащили орудие по пашне и в конце концов остановились в кустарнике около ольхи. Мы нашли ручеек, пили ледяную воду и отдыхали.

Вечером прибыли в Больво, но нашли там толь­ко стрелковые окопы да плиту от миномета. Бунке­ров не было. На опушке рощи мы поставили палатку и стали ждать подхода грузовиков со строительны­ми материалами.

Между кустарниками заметили окопы, а далеко в тумане — болото и лес под Брянском. Ночью по обеим сторонам от нашей палатки свистели трасси­рующие снаряды. Слышался шум танковых моторов в стороне от Больво. С беспокойством ожидали на­ступления дня.

К полудню нас накрыл внезапный ураганный огонь танков, минометов и артиллерии. Снаряды рвались у окопов и в нашем тылу. Мы спустились в окопы и сидели там на корточках, почти ничем не защищенные.

Осколки долетали до нас, облака дыма и пыли затрудняли обзор. Один из осколков ударил меня в висок. Я увидел, как кровь капает на песок, но не почувствовал, однако, никакой боли. Товарищи пе­ревязали меня и оставили вместе с одним молчали­вым солдатом45.

Никто больше ни рисковал высовываться из окопов. Мы лежали под минометным огнем русских, слышали их крики «ура!» и не имели возможно­сти подойти к своему орудию. Мимо проехал танк, обдав нас дымом и кусками глины. Мы стали отпол­зать в сторону поля. Огонь тяжелого оружия пре­кратился, но пулеметы продолжали стрелять, и уже раздались короткие очереди автоматного огня.

Солнце палило вовсю, поднимался пар от зноя и гари. Рядом со мной раздались два ружейных вы­стрела, и из-за кустов в нескольких шагах от меня показались двое русских.

Я и оставшийся со мной солдат вскочили и изо всех сил стали взбираться на бруствер. Я не успел даже натянуть ботинки и схватить бинты. В спешке мы с трудом переводили дыхание. Я задыхался и, кажется, разбил лоб. Русские продолжали следо­вать за нами. Мы медленно перелезали через бру­ствер. Наступило какое-то безразличие, страх пе­ред опасностью отступил. Русские находились от нас уже в нескольких метрах, но тут заметили наших пехотинцев на окраине деревни и повернули в сто­рону. Они стреляли в нас, и мы уже ничего не могли поделать. Спокойно двинулись дальше, поднимаясь на высокий холм.

Все в колючках и шипах от кустарников, мы на­конец взобрались на холм и с него увидели, что рус­ские покидают только что взятую деревню. Высокие столбы дыма поднимались над горящими русскими танками. Окопы перед нами были снова заняты нем­цами. Наше орудие стояло на прежнем месте и бы­ло хорошо видно в вечернем свете.