Василий Ардаматский - Безумство храбрых Страница 30

— Где другие раненые? — спросил Баранников.

К счастью, два других заключенных были ранены не опасно. Одному пуля попала в руку, другому немного повредило плечо. Они бодрились.

— Как прекрасно все вышло! — возбужденно говорил один из них, смотря на Баранникова.— Вы ведь русский? Так я и думал. Спасибо вам! Спасибо!

— Вы все сами сделали,— подавляя смущение, сказал Баранников.

К нему подошли трое незнакомых заключенных. Но еще до того, как они заговорили, Баранников сердцем почуял: русские.

— Здорово, земляк! — сиплым басом произнес один из них и крепко стиснул руку Баранникова,— Бывший майор артиллерии Пятников. Впрочем, почему это «бывший»? Считаю себя вернувшимся в строй после вынужденного отпуска.— На возбужденном его лице весело поблескивали черные, навыкате глаза. Он показал на своих товарищей: — Это тоже наши, армейцы. Считай нас состоящими при себе. Любой приказ выполним.

У Баранникова перехватило горло, и он только кивнул головой, стараясь не смотреть на товарищей.

В пещере внезапно наступила тишина. Баранников видел, что все смотрят в сторону бокового входа. Там стоял эсэсовский солдат. Он всматривался в сумрак пещеры, потом заложил в рот концы пальцев и два раза отрывисто свистнул. И тотчас из глубины пещеры послышался крик:

— Вальтер! — В голосе кричавшего были радость и удивление.

К солдату пробивался пожилой человек небольшого роста. Заключенные следили за ним с недобрым любопытством.

— Дружка нашел! — произнес кто-то насмешливо.

Пожилой обернулся:

— Это товарищ Вальтер! Он такой же узник, как мы.

Наконец он добрался до солдата. Они обнялись и оживленно заговорили. Люди молча наблюдали за ними. И только тут Баранников узнал в солдате одноглазого парня Вальтера, друга Отто. Пожилой заключенный, разговаривавший с ним, оглянулся и показал на Баранникова. И они вместе стали пробиваться к нему.

Дойдя до середины пещеры, Вальтер поднял в руке автомат и крикнул:

— Поздравляю вас, товарищи, с первой победой!

Лица у людей просветлели. Вальтер подошел к Баранникову:

— Здравствуйте, товарищ Сергей. Я вижу, вы тоже удивлены. Между тем все очень просто. Они нагнали в лагерь тьму солдатни, и стало удобно скрываться в этой форме. Я пришел специально к вам от товарища Отто. То, что вы сделали сегодня в цехе, узнают все. Наши люди расскажут об этом во всех пещерах. Эта сволочь Дирке, к сожалению, не околел, но в госпиталь попал.

— Что будет дальше? — спросил Баранников.

— В двух словах не скажешь. Положение пока неясное. Твердо решено одно: из пещер в цеха не выходить. По нашим сведениям, эсэсовцы это предусмотрели и собираются взять нас голодом. Будем драться. Фронт уже близок. Очень плохо в четвертой пещере, там взяли наших товарищей. Этим воспользовались провокаторы. Они предложили заключенным мирно выйти из пещеры и заявить, что не участвуют в борьбе. Мол, таким способом они могут сохранить себе жизнь. К сожалению, почти все поддались провокации. Люди вышли из пещеры, построились и направились к комендатуре. Но, как только они повернули за гору, по ним с двух сторон ударили из пулеметов и зениток. Гора трупов — такова расплата за малодушие. Эсэсовцы, может быть, подумали, что началось восстание. Значит, боятся, сволочи! — Вальтер незаметно сунул в карман Баранникова пистолет и продолжал: — Сегодня ночью сюда доставят несколько гранат и винтовок. Раздайте самым надежным людям и держите оружие под рукой. Пока срок восстания не уточнен, все дело в оружии. У нас его еще мало, очень мало. Но будет больше.

24

Несколько дней в лагере было неясное положение. Противники как бы заняли каждый свою позицию и выжидали.

Генерал Зигмаль после ранения Диркса пришел к выводу, что доставать из-под земли по тысяче человек в сутки — затея неосуществимая, и ждал восстания, которое выведет на поверхность всех заключенных. Тогда-то он и устроит массовую бойню. Своему начальству он доложил, что выход узников из четвертой пещеры является началом восстания. Но вот уже несколько дней все было тихо. Одно из двух: или расстрел заключенных из четвертой пещеры подавил волю остальных и они от восстания отказались, или они ждут, когда американские войска подойдут еще ближе. И войска эти приближались. Ничего утешительного не сообщили генералу и его друзья из Берлина. Генерал Зигмаль начинал нервничать. Ночью он отдал приказ подготовить все к взрыву подземелья.

Заключенные тоже выжидали. Руководители восстания считали, что эсэсовцы, учитывая полученный Дирксом урок, в пещеры не сунутся, с каждым выигранным днем приближался фронт. Когда американцы будут недалеко от лагеря, можно будет выйти из пещер и с малым количеством оружия. А пока делалось все, чтобы поддержать людей в пещерах. Однако с каждым днем голод давал себя чувствовать все острее. Заключенные держались главным образом на нервах, на страстном желании разделаться с палачами и завоевать свободу.

Территория лагеря в эти дни походила на участок фронта, где наступило временное затишье. Действовали только гестаповцы. Рассудив, что руководство восстания, раз оно может и печатать листовки и добывать оружие, находится на поверхности, майор Лейт занялся заключенными, которые работали при кухне, в санитарном бункере и в крематории. Никаких конкретных данных гестаповцы не имели и применили испытанный метод — взяли каждого второго. Так в их руки попал радист, работавший на передатчике, спрятанном в подвале крематория. Чтобы ликвидировать улику, товарищи радиста бросили передатчик в печь крематория. Правильно ли они поступили, судить трудно. Но так или иначе, подпольщики остались теперь без связи с внешним миром. Гестаповцы схватили Вальтера. Руководство восстания лишилось человека, который был единственным связным между пещерами.

Спустя день гестаповцы сделали налет на санитарный бункер. В самом начале операции они опознали товарища Отто и поняли, что центр восстания здесь. Из этой пещеры они забрали всех. В их руки попал и скрывавшийся в бункере майор Пепеляев. На другой день был схвачен недавно прибывший в лагерь подполковник Глушаков. Восстание осталось без главного руководства. Еще не начавшись, оно оказалось фактически обреченным.

...Уже шестой час подряд генерал Зигмаль вместе с майором Лейтом допрашивал товарища Отто, майора Пепеляева и подполковника Глушакова. Они знали, что имеют дело с руководителями восстания. Пепеляев и Глушаков молчали. Что бы с ними ни делали, они молчали.

Отто, прекрасно зная, что он для гестаповцев не загадка, занял другую позицию. Он уверял их, будто его арест для подпольщиков потеря небольшая, пугал размахом будто бы полностью подготовленного восстания, количеством оружия и давно установленной радиосвязью с американскими войсками генерала Паттона, которым уже сообщены имена и приметы всех палачей лагеря. Отто рекомендовал гестаповцам не играть с судьбой и, пока есть возможность, убираться из лагеря. Это им в конце концов, мол, зачтется.

После одного из таких допросов, когда его увели, генерал Зигмаль и майор Лейт остались вдвоем. Некоторое время они сидели молча, смотря друг на друга.

— Ну, что вы скажете? —с сомнительным равнодушием спросил Зигмаль.

Лейт прекрасно понимал, с кем имеет дело, и не собирался делиться с ним своими сокровенными мыслями.

— Что вы предлагаете? — уже деловито спросил Зигмаль.

— Пора с этими типами кончать,— раздраженно ответил Лейт.— Они должны быть уничтожены...

В это же самое время главный инженер завода Гросс, всклокоченный, щурясь от яркого света, сидел за столом в своем кабинете, не сводя недоуменного взгляда с человека, возившегося возле сейфа.

Последние дни Гросс не выходил из кабинета, спал здесь же на диване. С чисто немецкой педантичностью он ровно в девять часов утра садился к столу, чтобы встать из-за него с наступлением сумерек. Тогда, не зажигая света, он ложился на диван. Лицо его осунулось, обросло сивой щетиной. Связь с фирмой оборвана. Со вчерашнего дня перестал отвечать и телефон берлинского представительства фирмы. До этого ему оттуда говорили одно: «Ждите распоряжений». И он ждал. Другие инженеры давно покинули лагерь. Оставался только Гримм. Он настойчиво уговаривал Гросса уехать.

— Я не имею на это права,— упрямо отвечал Гросс.— Вы в своих поступках свободны. Завод стоит, вы не имеете работы и можете уезжать. Мои же служебные обязанности и мой долг перед фирмой заставляют меня оставаться здесь до конца. Я выеду, когда получу на этот счет прямое и недвусмысленное распоряжение фирмы.

Три дня назад Гримм, у которого не было никакой возможности связаться с заключенными, уехал. Он решил прорваться к американцам, рассказать им о лагере и уговорить выбросить здесь десант, чтобы спасти заключенных от смерти. Удалось ли ему это сделать и что с ним случилось, неизвестно...