Павел Кочегин - В небе полярных зорь Страница 30

— Ну а потом, Машенька?

— Потом? Раз немцы придумали обедню нам отслужить: притащили откуда-то русского попа. Он пришел и затянул: «Аллилуйя — аллилуйя!» А мы в ответ запели: «Страна моя, Москва моя»... За это меня опять в карцер, а оттуда на север в рудник. Из рудника прямым сообщением, без пересадки в барак номер семь с соответствующей характеристикой, — она улыбнулась, и в темноте сверкнули белые зубы. — Думали, что я здесь образумлюсь. Не тут-то было! И здесь нашлись артисты, да еще какие! Цыганка Роза пела свои песни и плясала. А пожилые женщины так бывало затянут русскую проголосную, что невольно заслушаешься, перенесешься сердцем и мыслями в родные русские просторы... Вот так и жили. Ну, да о бараке номер семь вам, наверное, Бозор немало рассказал, он у нас политруком был: политинформации каждый день проводил, — закончила свой рассказ девушка.

Мария Васильевна и Тиша маленький рассказали о судьбе товарищей, бежавших вместе с Бозором. Всех, кого поймали, фашисты расстреляли перед строем узников.

...Буря немного утихла, но тучи волнами ходили по небу. Через четыре часа раздался глухой голос Комлева:

— Становись!

На первом привале оставили одного товарища, — засунув руки в рукава, скорчив ноги в полосатых лагерных штанах, он, недвижимый, остался сидеть... Еще вчера, вырвавшись на волю, надеялся, мечтал, радовался. Но подорванный организм не выдержал напряжения.

Это была первая потеря отряда — начало тяжелых испытаний.

2

И на второй день все еще пуржило. Шли вдоль извилистой речушки, в устье которой у озера жили рыбаки-финны.

Ожидание отдыха, тепла придавало силы. И хотя буря очень затрудняла движение, все же продвигались к цели. У сопки, где, как обещал Лихтсен, должен был встретить финн, остановились. Но прошел час, второй — никого не было. Наконец Комлев махнул рукой:

— Довольно ждать! Видимо, там что-то неладно. Возьми-ка, Бозор, кого-нибудь с собой и разведай.

С Бозором пошел Ваня Трофимов, курносый веснушчатый весельчак. Покидая барак, он в спешке потерял одну варежку. Кто-то дал ему в дороге перчатку, и ему все время приходилось дуть на торчавший из нее большой палец, потирать его. Маша по этому поводу пошутила:

— Ты, Ваня, современный Ахиллес, только у тебя не пятка, а палец уязвим.

Иван непонимающе посмотрел на нее, но на всякий случай весело хохотнул и, поперхнувшись, пробурчал:

— Ничего, небось обойдется.

В разведку он отправился охотно. Осторожно шли вдоль огибавшей сопку реки, вглядывались в плотную снежную завесу, часто останавливались.

Неожиданно Иван тронул Мирзоева за плечо и кивнул в сторону. К ним кто-то приближался. Человек или зверь, различить в метельном сумраке трудно. Приготовили автоматы. Через минуту стало ясно, что к ним смело направляется человек. Видимо, он заметил их раньше, чем они его, и шел прямо к соснам, за которыми притаились разведчики. Широкоплечий и низкорослый, в меховой одежде, человек походил на медведя. Лыжи обиты оленьими шкурами, чтобы не скользили при подъеме. Давно небритые щеки заросли светлой щетиной. Лицо угрюмое, усталое, изборожденное резкими морщинами. Не спрашивая, кто они, не останавливаясь, он бросил на ходу по-русски:

— Где люди? Ведите, — и двинулся дальше. Разведчики повернули обратно. Финн молча шел сзади. Только слышно было, как он глубоко вдыхал носом воздух и отрывисто выдыхал.

«Умеет экономить силы», — подумал Бозор.

Отряд ждал, укрывшись у заветренного склона сопки. Издали разглядев, что товарищи возвращаются не одни, Комлев торопливо двинулся навстречу. Финн сбросил вещевой мешок, протянул ему руку и отрывисто проговорил:

— Хлюппенен. У меня, командир, немцы. Много, с собаками. Ищут вас. Говорят, живыми или мертвыми найдем. На север от нас, до самого Петсамо рыщут еще несколько отрядов. Туда тоже нельзя. Обходить надо к югу, за теми вот горами, — он указал рукой, но Комлев и его друзья ничего, кроме вьющегося снега, не увидели.

— Здесь рыба. — Он пнул свой мешок ногой. — Это все, чем могу помочь. Я пошел.

Финн был уже далеко, а люди все еще стояли неподвижно. Вся суть сказанного только доходила до них.

— Вот так! — выдавил из себя Сомов, разводя руками. Он сразу еще больше сгорбился, сник.

Комлев глядел в сторону, где скрылся за снежной пеленой финн, плотно сжав челюсти, нахмурив брови. Тщательно разработанный план рухнул: удлинялся маршрут, увеличивались трудности. Отдыха, к которому все так стремились, не будет. Рядом враги. Надо быстрее идти. А куда? Что впереди? Раздались тревожные возгласы. Кто-то из женщин заплакал. Маша успокаивала:

— Ну что вы голосите? Перестаньте. Слезами горю не поможешь! Обойдем это опасное место и опять по намеченному пути двинемся. Полно распускать нюни-то!

Наконец Комлев принял решение и отдал приказ к выступлению.

Мороженую рыбу разложили на санки, «тягачи» впряглись, и колонна двинулась.

Через несколько часов уперлись в реку. Из кипящей воды горбами торчат валуны. Река парит: кажется, сунь руку — ошпаришь. Берег крутой, высокий, противоположный утонул в пурге. На берегу из-под снега торчит бурелом.

— Привал? — полувопросительно воскликнул Сомов, выпрягаясь из упряжки первым.

— На той стороне, — коротко отозвался Комлев.

— Переходить? Это невозможно! Надо идти дальше, может где переправу найдем.

— Так вот и понастроили немцы для нас переправ, — рассердился Комлев. — А в Финляндии теща блинов напекла. Там тоже все на ноги поставлено, любезный друг. Дальше река нас заведет к противнику. Выходит, надо переправляться здесь. Единственный для нас выход.

До сих пор молчавшая Машенька укоризненно посмотрела на Сомова.

— И чего вы спорите, Олег Прохорович? Не сидеть же нам, в самом деле, пока придут немцы и скажут: «Пожалуйте, господа хорошие, в барак номер семь!» Перейдем реку, и к своим.

Рядом с ней, как всегда, стоит Тиша. У мальчика сильный жар, но он старается держаться бодро. Комлев скользнул по нему ласковым взглядом и с улыбкой спросил:

— Ну как, Тиша, перейдем?

— Перейдем, дядя Никита! — болезненно улыбаясь, ответил тот.

— Раз так — готовить переправу! Старшина Сомов, организуйте сбор валежника, сучьев. Всем вязать маты. А ты, Бозор, переправься на тот берег, попробуй укрепить там канаты. Трофимова возьми с собой.

Нашли жерди. Два каната прикрепили к соснам на этом берегу, и вот Бозор с Иваном спускаются к воде. У Бозора перед первым прыжком закружилась голова. Он ставит жердь на дно, с замиранием сердца, отчаянно отталкивается от берега и прыгает на плоский, скользкий камень. У самых ног ревет и пенится вода. Малейшее неосторожное движение, и его подхватит бушующий поток.

Вскоре Иван оказался рядом с Бозором. Стало веселее. Так, перепрыгивая с камня на камень, они переправились на противоположный берег. Теперь оставались пустяки — натянуть канаты.

Тем временем товарищи пустили в ход все — ремни, веревки, валежник и быстро наплели маты. Их надо было набросить на веревки и таким образом соорудить своеобразный мост. Задача трудная, рискованная. Занялся ею Комлев. Мирзоев видел, как, сгорбившись, почти на четвереньках, Комлев метр за метром приближался к ним. Ветер старается вырвать из его рук каждый настил, и Комлеву стоит больших усилий прикрепить его к «балкам». Не легче и тем, кто подносит маты. Наконец наброшено последнее звено. Началась переправа.

Переползали по двое: слабого сопровождал сильный , больного — здоровый. Мост качался так, что дух захватывало. Вначале все шло благополучно и казалось , что беды не будет. Перетягивая по «мосту» сани с продуктами и аккумулятором радиостанции, пожилой мужчина в немецкой каске почувствовал головокружение и покачнулся. Стараясь удержаться, он потянулся к своему товарищу. Тот непроизвольно отшатнулся в другую сторону. Настил от этого еще сильнее закачался. Оба потеряли равновесие и вместе с грузом рухнули в воду. Мгновение, и их унесло в водоворот.

— М-м-м, ясное море! — простонал Комлев. В этот миг он вспомнил Малыша, представил себе, каких трудов стоило ему перенести радиостанцию через фронт в Норвегию. И вот теперь это лишний и бесполезный груз. И Комлев распорядился бросить рацию в бушующий поток.

3

Ветер сгреб с неба тучи. Люди впервые за эти дни увидели редкие звезды в сероватом предрассветном небе. Ярче других выделялась над головой Полярная звезда. Комлев посмотрел на часы. Был серый день, когда солнце не появляется над сопками, а далекие лучи его, скрытые за дугой горизонта, приносят сюда только слабый отсвет. Ни светлой полоски, ни розового пятнышка не видно в это время на северном небе. И снег, и сосны, и скалы кажутся покрытыми однообразным серым полотном. Только на севере сумерки гуще, на юге — бледнее. Полярная ночь!