Андрей Дугинец - Стоход Страница 30

Но дверь заперта! Пока откроешь, он схватит опять. Поняв это, девушка перебежала в столовую. Остановилась за огромным овальным столом на середине комнаты. Рындин сейчас же появился в столовой и бросил на стол отрез ярко-голубого шелка.

— Это тебе! Спрячь, пока не видела жена! Олеся, я еще тебе подарю. Только… только будь умницей…

В ответ на него с ненавистью сверкнули черные, жгучие глаза.

Рындин остановился посредине комнаты и, картинно подбоченившись, Сказал, словно холодной водой окатил:

— За помощь беглому учителю тебе положено уже третий день сидеть в Картуз-Березе. А я тебе все простил. Коменданту внушил, что конь сорвался сам. — Сказав это, Рындин пошел к столу, за которым стояла бледная, с дрожащими губами девушка.

Но как только приблизился к столу, Олеся закричала:

— Лучше Картуз-Береза, чем такое!.. — и снова убежала в кабинет. Однако открыть дверь ей не удалось. Рындин схватил ее и бросил на диван. Олеся закричала на весь дом. Рындин зажал ей рот. Но девушка укусила его за руку и вырвалась. На туалетном столике она схватила тяжелый золоченый подсвечник и разбила им окно. Однако выскочить не успела — хозяин рванул за платье. Отмахиваясь, Олеся нечаянно ударила его подсвечником по голове. Рындин сразу же выпустил платье, ухватился рукой за подоконник, но не удержался и навзничь рухнул на пол. Олеся спрыгнула с подоконника.

— Игорь Вячеславович! — закричала она в ужасе.

Немного постояв над неподвижным телом хозяина, убежала в свою комнатку и заперлась. Упала на колени перед иконкой божьей матери. Но тут почудился стук в дверь и басистый голос коменданта полиции. Глянув на разорванное голубое хозяйское платье, Олеся торопливо сбросила его и надела свое старенькое, полотняное, в котором пришла в этот дом. Схватила платок, открыла окно, выходящее в лес, и выскочила…

Был веселый солнечный день. С гармошкой на плече Гриша сидел на берегу запущенного поповского пруда. «Что-то долго Санько не идет. Обещал прийти еще до обеда, а вот нет. Ну все равно девчата и хлопцы придут сюда сразу же после церкви», — рассудил Гриша и решил ждать. Сегодня он свободен, можно отдохнуть. Положив гармонь себе на колени, Гриша прислушался к шуму деревьев.

Над ним радостно лепетала березка. Немного дальше шушукались две старые развесистые сосны. Они чуть заметно покачивали кудрявыми, высоко поднятыми головами и, казалось, старались хоть на минутку заглянуть в глубокий таинственный пруд. Да куда там, разве подступишься! Тесной толпой, как девушки осколок зеркала, вделанного в печь, старый пруд окружили кудлатые, растрепанные вербы. Ухватились за руки, переплелись длинными косами, и каждая старается как можно дальше просунуть голову к зыбкому зеркалу воды, будто бы от этого станет красивее. Но сколько ни смотрятся, а так и остаются непричесанными дикими растрепами. Вдруг на той стороне пруда послышался тихий протяжный запев:

Мылый у России,А я на Вкраини.

Грустный, сильный голос пронесся над водой и замер где-то за прудом в зарослях ольшаника. Потом хор чистых девичьих голосов дружно подхватил:

Роскроилось сэрцэНа дви половыни.

И еще раз, но уже голосистей и протяжней, девушки пропели вторую половину куплета.

Гриша вскочил, растянул гармонь и пошел навстречу. За прудом он увидел хоровод. Девушки шли не спеша, прогуливаясь. Чтоб не прерывать песню, они поздоровались только кивком головы, под руки подхватили гармониста и так же не спеша продолжали свой путь, Теперь уже дружнее, под аккомпанемент гармошки над прудом взлетела протяжная грустная песня:

Раньше любылыся,Як горобци в стриси.Тэпэр разийшлыся,Як туман по лиси.

Вдруг по тропинке за домом показался встревоженный разлохмаченный Санько.

— Что случилось? — Девушки сразу притихли, глянув на Санька. Гриша сомкнул свою гармонь.

— Хлопцы, девчата! — с трудом переводя дыхание, еще издали заговорил Санько. — В больницу привезли управляющего. Олеся пробила ему голову.

— Ее посадили? — испуганно спросил Гриша.

— Нет. Она убежала. Но вся полиция и служащие выехали в лес искать ее.

Гриша бегом направился домой.

— Гришка, постой! — крикнул Санько и заговорщически прошептал: — Девчата, собирайте всех и — тоже в лес. Найдем ее и получше спрячем от полиции.

Целый день бродили по лесам и болотам парни и девушки с корзиночками, кошелками, будто бы ягоды собирали. Обшарили все самые глухие места, но Олесю не нашли.

Гриша вернулся домой на рассвете. Но дома еще не спали. Дед и мать думали, что он попал в какую-нибудь беду. Мать сразу же набросилась:

— Где тебя носило? Ушел, не сказал ничего, а ты тлей да млей за него!

— Хватит тебе! — оборвал ее дед. — Тут полиция приходила. Откуда-то узнали, что ты пошел искать Олесю.

— Не нашли ее? — с тревогой спросил Гриша.

— Где там! — видимо радуясь за девушку, махнул дед. — Лес большой. У нее одна дорога, а у них сто. Ее все село искало. Может, хлопцы и нашли да сховали. Ну, то и добре…

— Не вмешивался бы не в свое дело! — продолжала мать. — Кто поднял руку на пана, все равно что замахнулся на бога.

— И что ты плетешь! — оборвал ее Конон Захарович. — А ты, Грыць, переобувайся, а то весь в грязи…

Утром дед сам пришел в сарай будить Гришу. Этого никогда не бывало, поэтому Гриша испугался, думал, что-нибудь случилось.

— Поговорить хочу с тобой, — сказал дед. Залез на сеновал и сел рядом на старой, слежавшейся осоке.

На сеновале было темно. Только в одном месте пробивался сквозь щель узенький голубой луч света.

— Про Олесю ничего не слышно? — спросил Гриша.

— Да я ж еще не ходил на село… Ты вот что… Может, полиция придет, то, если что-нибудь знаешь, держись крепче.

Гриша тяжело вздохнул:

— Ничего я про нее не знаю…

— Да я не только про нее. И про учителя… — Заметив, что Гриша хочет что-то возразить, дед поднял руку: — Я не выпытываю. Мое дело дать тебе добрый совет. Ты уже большой и понимаешь не меньше, чем другой в сорок лет. Ну, то я пошел…

Вспоминая последний разговор с Олесей, Антон понял, что она убежит в Советскую Россию, не зря же так расспрашивала дорогу. «Пропадет в болотах!» — подумал он и, запасшись едой, в тот же день отправился в долгий путь. Помня, что каждое воскресенье Олеся ездила на могилу матери, Антон решил, что и на этот раз она обязательно туда выйдет. Она не может уйти, не попрощавшись с единственным, что осталось у нее в этом краю. «Но застану ли ее там? — размышлял Антон. — Всегда она ездила на лодке. Пять часов туда, пять обратно. Сейчас на лодке она побоится. А пешком тут вдвое дальше. Если она и доберется сегодня, то ночью на кладбище не пойдет. Ну а до утра я ее догоню…»

Гриша вернулся домой в полночь и удивился, что мать с дедом не спят, молча сидят у невесело горящего коминка. Три дня молодежь всего села искала убежавшую Олесю. И вот сегодня обнаружилось, что вслед за нею исчез и Антон Миссюра. Мать, видно, об этом тоже узнала, сидит грустная, словно после похорон. Гриша боялся, что она опять, как и вчера, будет ругать его за то, что забросил работу и бродит по болотам. А она, увидев его, молча подала на стол закрытую полотенцем, видно недавно сваренную, бульбу. И лишь когда он так же молча принялся за еду, сказала печально:

— Не ищи больше Олесю. Она с Антоном ушла в Советы.

— Кто сказал? — привскочил Гриша.

— Антон, — односложно ответила мать. — Только никому не говори. Он приходил ко мне прощаться.

— За Антона не переживай, — спокойно заговорил Конон Захарович. — Ему давно надо было пробираться в Советы. Там он станет человеком. Тут он все равно жил, как на чужине́.

Смеркалось, когда, закрыв ворота конюшни, Санько пошел в барак. Следом за ним катился черный мохнатый щенок. Мелкими острыми зубами щенок хватал Санька за длинную разорванную штанину, урчал и злился.

— Дурень! Думаешь, я для забавы ношу такие рваные штаны? — говорил Санько, оглядываясь. — Соберу денег, куплю настоящие, по своему росту… А эти брошу на плетень: играй… — Вдруг Санько заметил, что кто-то вошел в его комнатушку. Махнул рукой: — Шарик, отстань.

Открыл дверь, а там Гриша с ребятами.

— Вы чего притаились? — громко спросил Санько.

— Тихо! — прошептал Гриша. — Завешивай окна, чтоб никто не знал, что мы тут. Я достал новую книжку. Можно у тебя читать?

— Давно бы. Не додумались раньше!

— Я додумывался, — возразил Иван Параныця, живущий в этом же бараке. — Да тут тонкие стенки, все слышно соседям.

— Санько, ты что-нибудь стругай или пили, чтоб не разобрали наш разговор, — предложил Гриша. — Вон у тебя потолок провалился…