Жиль Перро - Красная капелла. Суперсеть ГРУ-НКВД в тылу III рейха Страница 32

Панвицу было тогда тридцать два года; по словам одного из его сотрудников, он был «толстощекий, розовый и свежий, как поросенок».

13 сентября 1943 года у Вилли Берга с утра ужасно болел желудок. Накануне он выпил больше, чем обычно, чтобы залить свое горе: была годовщина смерти одного из его детей. Треппер сочувствует его страданиям, и предлагает поехать в ту самую аптеку, где продают чудо-лекарство. Берг горячо благодарит его. Они усаживаются в гестаповскую машину. Треппер приказывает шоферу ехать к вокзалу Сен-Лазар. Слева от вокзала на Римской улице, 15,— аптека Байи. Этот магазин не похож на жалкую лавочку. Огромный холл на первом этаже, где расположен с десяток прилавков. На других этажах здания размещены кабинеты и лаборатории. Один вход с Римской улицы, другой — с улицы Роше.

Автомобиль останавливается у главного входа. Треппер выходит и придерживает дверцу для Берга. Тот приподнимается и, нахмурив брови, говорит: «В этой аптеке ведь не один выход…» — «Конечно, но вы же идете со мной». Берг колеблется, затем снова падает на сиденье, прошептав: «Увольте! Я вам доверяю. Идите…»

Большой шеф входит в дверь с Римской улицы, выходит на улицу Роше и исчезает в толпе.

Полдень. Двадцать часов назад совершен сенсационный побег века: Бенито Муссолини, свергнутый диктатор, был похищен из тюрьмы Гран-Сассо штурмбанфюрером СС Отто Скорцени.

Дуэль между Треппером и Гирингом

Покидая кабинет доктора Малеплата в компании Гиринга и Фортнера, Треппер скорее сгорал от нетерпения, нежели тревожился о будущем. В течение нескольких месяцев он старался найти объяснение странному поведению зондеркоманды и невероятной доверчивости Москвы по отношению к функшпилю: теперь он наконец узнает.

На следующий день после ареста его перевели из тюрьмы Френ на улицу Соссе. Вечером он предстал перед ареопагом шефов гестапо. Некоторые прибыли из Берлина в тот же день. Среди них некий Мюллер, которому оказывают особое почтение и который, может быть, и есть гестапо-Мюллер собственной персоной.

Слово берет Гиринг. Он говорит:

— Итак, вы проиграли. И проиграли не только с нами, но и с Москвой. Там уже давно вам не верят. После арестов на улице Атребат вас упрекали в том, что вы волнуетесь по пустякам. Когда арестовали Ефремова, вы попытались предупредить Москву и еще раз проиграли. Мы, гестапо, пользуемся доверием у Центра, а не вы. Но все это вам, разумеется, известно. Когда человек вашего уровня видит, как его агенты проваливаются один за другим, что бы он ни делал, он поневоле понимает, что противник имеет контакт с его собственными хозяевами. Именно так все и произошло. Послушайте, вот некоторые из телеграмм, которыми мы обменивались с Москвой: они докажут вам, в какой степени мы владеем ситуацией.

Большой шеф ознакомился с посланиями, которыми обменивались «пианисты»-перебежчики с Москвой, затем вернул их Гирингу.

Тот продолжал:

— Что же теперь нам делать с вами? Добиваться, чтобы вы назвали ваших последних агентов? Это нас не интересует. Ваша сеть была прекрасно организована, я это признаю, но с ней покончено. Хотите доказательства? Вот…

И Гиринг прочитал заключенному список уже арестованных агентов «Красной капеллы». Он перечислил всех тех, кого уже засекли, выследили и могли взять в любое время. Он назвал ему даже имена мужчин и женщин, просто подозреваемых в том, что они работали на сеть. Затем он снова заговорил:

— Видите, мы не нуждаемся в вас, чтобы ликвидировать организацию. Повторяю еще раз, нас это не интересует. У нас более важная цель. Цель, которая важнее и ваших, и наших дел. Речь идет о заключении мира между Россией и Германией, чтобы положить конец этой абсурдной войне. Она выгодна лишь капиталистическим плутократиям, которые только и ждут, когда русские и немцы перережут горло друг другу, чтобы наброситься на добычу. Но мы не такие идиоты, и мы хотим этому помешать.

Разумеется, вы можете отказаться помогать нам. Честно говоря, это было бы для нас не слишком большой потерей. Вы знаете, что на нас теперь работают ваши передатчики, а радиограммы свидетельствуют, что дело двигается хорошо. Мы установили контакт с Москвой и можем начать диалог и без вас. Просто было бы лучше сделать это с вашей помощью.

Если вы откажетесь, вы умрете, так сказать, дважды. Здесь мы вас расстреляем как шпиона. И заставим Москву поверить, что вы предали своих, перешли на нашу сторону. Вы знаете, что у нас есть такая возможность: там они проглатывают все, что мы им посылаем.

Жду вашего ответа.

Треппер тщательно запоминал тексты радиограмм; он зарегистрировал в памяти имена агентов, которых так любезно перечислил ему Гиринг, и сказал себе: «Их единственный козырь против тебя — в том, что ты сидишь на стуле в наручниках. Но ты сильнее их и победишь».

Он ответил:

— К тому, что меня здесь расстреляют, я был готов. И вы, думаю, понимаете, что мне наплевать, если в Москве меня сочтут предателем. Что же касается истории с заключением мира… черт возьми, это небезынтересно. Но ваше дело не выгорит, я сразу вас предупреждаю. Вы согласились признать определенные достоинства организации, которую я создал; знайте же, что система советской разведки — ничто в сравнении с системой, которую Центр разрабатывает на месте, чтобы обезопасить ее или следить за ней. Мы называем это «контрразведкой». Она вездесуща, всемогуща. В скором времени ей станет известно о моем аресте и она предупредит Москву. Когда там узнают, что я провалился, вашим планам конец.

Гиринг заметил, что аресты и «вербовка» «пианистов» в Брюсселе ускользнули от внимания советской «контрразведки». Треппер возразил ему, рассказав множество подробностей о деятельности зондеркоманды в Бельгии. Он заявил, что эти сведения были переданы ему упомянутой «контрразведкой». На самом деле он получил их от группы наблюдения, которую сам организовал после облавы на улице Атребат. В конце он предостерег:

— До сих пор вам удавалось скрыть от Центра, что вами завербованы несколько «пианистов» и моих подчиненных, таких, как Ефремов. Я вынужден признать очевидное. Но позвольте вам заметить, что со мной все будет несколько иначе. Я не Ефремов. Нельзя убрать меня, не вызвав шума.

Дискуссия закончилась только к рассвету. Треппер не отказался сотрудничать: он ограничился указанием на практические трудности такого сотрудничества. Гиринг не добивался четкого ответа: подобная настойчивость опровергла бы его утверждение, искреннее или нет, что он может обойтись без Большого шефа. Первый раунд носил ознакомительный характер. После его окончания Треппер уже понимал, что Гиринг — опасный противник.

Сообщение о Большой игре потрясло Треппера, но не особенно удивило, потому что он ожидал чего-то подобного. По донесениям Максимовича о группе военных, сплотившихся вокруг генерала фон Пфеффера, ему было известно, что часть офицеров вермахта желает вступить в переговоры с Западом, чтобы легче было рассчитаться с противником на Востоке. Но тогда речь шла о неопределенных поползновениях группы людей, не имеющих средств для осуществления этих планов. То, что эсэсовцы встали на тот же путь, чревато неизмеримо более серьезными последствиями. Потому что Треппер был убежден — разговоры Гиринга о мирном компромиссе с Россией были всего лишь хитростью, необходимой для того, чтобы склонить его к предательству. Большая игра, должно быть, преследует цель, которую поставило перед собой окружение Пфеффера: подготовить договор между Германией, Англией и Америкой или, по меньшей мере, создать напряженность между союзниками. В обоих случаях от этого может зависеть исход войны.

Треппер разгадал Гиринга. От Кента, арестованного на две недели раньше, шеф зондеркоманды знал, что самые важные телеграммы Большой шеф передавал через передатчики компартии. Логично, что Гиринг любой ценой хотел отыскать нить, ведущую к ним. Если он доберется до радиоканала партии, в Москве будут полностью доверять его посланиям. Помимо этого, он узнает, сообщила ли «контрразведка» об аресте Большого шефа.

Два человека могли связать зондеркоманду с партией: Треппер и Директор.

В конце ноября, через несколько дней после ареста у Малеплата, Гиринг торжествующе протягивает своему пленнику радиограмму из Центра, адресованную Кенту, передатчик которого находился в руках гестапо. Директор приказывает Трепперу встретиться с Мишелем, «посредником» по связи с партией, и указывает день, час и место встречи.

Гиринг готовит мышеловку. Но арестовывать Мишеля он не собирается, ему надо установить за ним слежку и таким образом добраться до компартии.

Мишель не появляется. Между ним и Треппером было условлено, что на встречу, организованную Центром, он приходит с некоторым опережением: за два дня и два часа до назначенного срока.