Лев Савельев - Дом Павлова Страница 33

Слабый свет ракеты, медленно опускавшейся где-то вдали, заглянул и сюда. Наметанный глаз Дронова отметил здесь полный порядок… Проверив пулемет, комбат отправился дальше.

В подвале мельницы, как и месяц назад, рассыпана пшеница. Груда заметно уменьшилась.

— Малость подъели? — кивнув на зерно, сказал Дронов.

— Что б мы делали без нее! — ответил Авагимов.

— Даже «трубочиста пустили», — вставил Формусатов.

— Какого такого «трубочиста»? — удивился капитан.

Пришлось объяснить. Когда случались перебои с доставкой продуктов, единственной едой была эта пшеница. Ее варили и пропускали через мясорубки.

Однажды на мельничном складе под грудой щебня нашли бочонок растительного масла. Какой-то «знаток» определил: прованское! Обрадовались и нажарили из крутой каши котлет. Прошло несколько часов, и все, кто лакомился, заболели животами. Начался переполох: шутка ли — массовое отравление! Но вскоре тревога сменилась общим весельем. Просто масло в бочонке оказалось не прованским, а касторовым… Тут и родилась прибаутка «пустили трубочиста» — мол, при грубой пище даже полезно разок принять слабительного… Тем не менее охотников до жареных на касторке котлет что-то не находилось больше. А кашу из зерна продолжали варить, и гора пшеницы помаленьку таяла…

На мельнице осмотрено все. Наумов проводил комбата по огневым точкам, поднялись и на разрушенный чердак, где устроили свой наблюдательный пункт минометчики. Всем, что он увидел, Дронов остался доволен. Молодец Жуков, управился. Видать, хлебнули тут, пока он отлеживался на чистых простынях.

Все же дотошный хозяин не мог оставаться спокойным, пока не осмотрит каждый закуток.

— А это куда? — спросил он Наумова, приметив еще какие-то траншеи. Они протянулись вдоль тыловой стороны мельницы, выходящей на Волгу, и резко отличались от всех остальных.

— Это дорога к водоему, — объяснил командир роты. — Здесь по воду ходят из Дома Павлова.

Дронову рассказали о том, что в этом доме застряли мирные жители, и комбат ужаснулся. Как они там, в том кромешном аду?

— Траншею к водоему придется углубить, — сказал он Наумову. — А то пока на брюхе проползешь, всю воду расплескаешь… Мартышкин труд… Ну, а теперь пошли к домовладельцу…

К Дому Павлова шли по ходу сообщения, вырытому в полный профиль. Здесь на открытой местности, шум клокотавшего в заводском районе боя слышался явственнее. Дронов отметил, что траншея в порядке, достаточно глубокая, и даже длинному Формусатову не приходится нагибаться. Местами на дне уложены кирпичи.

— Тут раз налило, хоть на лодке плыви! Форменная Венеция, — щегольнул Формусатов красивым словом. — Воду вычерпывали ведрами… Две ночи работали…

У каменной стены — остатки складского фундамента, преграждавшей траншею, Наумов остановился и прислушался. Что можно различить в этом непрекращавшемся слитном шуме, было известно, вероятно, ему одному.

— А эту кобылу надо брать с лёту, — проговорил, наконец, Наумов. — Давайте, товарищ капитан, первым, так оно верней будет… Пока фашист не заметил…

Дронов легко преодолел препятствие и лишь потом, глядя, как вслед за ним через стену перебираются остальные, разобрался, почему Наумов окрестил ее «кобылой».

— Нашли место для физкультуры! — напустился он на командира роты. — Еще б турник сюда!.. Людей губите, сами под пули лезете… — Обычно спокойный и выдержанный, комбат разбушевался не на шутку. — Саперов не догадались вызвать…

Что мог Наумов возразить? Прав капитан, ничего не скажешь. Ведь сам день и ночь лазаешь здесь под пулями. Порой теряешь понятие о реальной опасности и тогда уже не смотришь: больше ли одной такой стенкой или меньше… Командир роты досадовал сам на себя. Ведь совсем недавно Павлов доложил, что Александрова ранило именно у этой стенки, когда тот переползал с ужином — термос еще и теперь лежит там наверху. Тогда же Наумов и запросил в полку саперов. А не проверил, прислали или нет, и все осталось по-старому… Сегодня же даст нагоняй… Прав капитан, ничего не скажешь…

Но вот и выход из траншеи. Обычно, когда в Доме Павлова ждут посетителей, на посту стоит Рамазанов. Сегодня его нет — ему нельзя отойти от бронебойки. У входа с автоматом в руках дежурит сам Павлов. Предупрежденный по телефону, он вышел навстречу начальству. В тех, кто вынырнул из темноты, он сразу узнал и Наумова, и худощавую фигуру Дронова, и длинного Формусатова. Но все равно раздалось привычное: «Кто идет?» Оно вырвалось как-то машинально.

— Дошлый сержант, — хмуро пошутил шедший впереди Наумов, — не всех к себе в дом пускает, а с разбором…

— Хорошим гостям всегда рады, — весело ответил Павлов. — Да и злых найдем чем попотчевать…

— Ты бы, сержант, поменьше хвастал, — оборвал его Дронов, — и прежде чем зазывать гостей, наладил бы дорожку… Чтоб пулей потчевать гитлеровцев, а не своих.

«Чего это он с ходу напустился?» — удивился про себя Павлов. Весь батальон знал своего комбата сдержанным и вежливым, а тут…

— Мы и Гитлеру полную порцию отпускаем, не жалеючи, товарищ капитан.

— Востер ты, Павлов, на язык, — снова обрезал его Дронов, — а ерундовую стенку в траншее убрать не можешь.

— Так ее не языком, а толом хорошо бы, товарищ капитан. — Наконец-то Павлов смекнул, почему разгневался комбат. — А тол дело саперное…

— То-то и оно, что саперное… — Дронов выразительно посмотрел на командира роты. — Ну что ж, домовладелец, веди в свои хоромы!

Все эти дни напряжение в Доме Павлова не ослабевало ни на час. Бой шел в нескольких километрах севернее — в заводском районе и хорошо был виден из окон верхних этажей. Ждать можно всякого… Мощный громкоговоритель продолжал из дома военторга «стращать» двадцатым числом. Мол, пятнадцатого, — в тот день, когда гитлеровцы получили по зубам, была только репетиция. А вот уже двадцатого — держитесь: «Родимцев буль-буль в Волге…»

Бронебойщики посылали в военторг одну бронебойную пулю за другой, но нащупать хорошо замаскированный громкоговоритель не удавалось.

В Доме Павлова теперь удвоили бдительность. Минометчики оборудовали несколько новых позиций и почаще стали перетаскивать свои «бобики» с места на место, стараясь создавать у противника впечатление, что здесь не три миномета, а куда больше. То же самое проделали и «сабгайдаки»-бронебойщики. Почти без передышки работал афанасьевский пулемет. Свирин и Бондаренко едва успевали набивать ленты.

В сочетании с огнем из Дома Заболотного и из мельницы получался очень сильный огневой заслон. Гитлеровцы не могли и головы поднять.

В эту ночь здесь бодрствовали все. Чулан, заваленный ватой, куда обычно забирались на полчасика соловьиного сна, пустовал. Никто не мог урвать этого полчасика… Противник энергично постреливал, методически, с равными промежутками, рвались мины, то и дело раздавались пулеметные и автоматные очереди.

В своей угловой комнате на втором этаже лежали у амбразуры Рамазанов и Якименко. Они долго и безуспешно пытались нащупать вражеский пулемет. За этим делом их и застал комбат, когда он сюда приполз. Дронов хорошо помнил друзей-бронебойщиков, помнил, как накануне переправы через Волгу им торжественно вручали ружье.

Как раз заговорил вражеский пулемет. Якименко прицелился и послал очередную пулю туда, откуда выпорхнул и лег над темной площадью яркий пунктир трассирующих пуль. Но огненные строчки продолжали вылетать откуда-то из темноты, и пули еще чаще забарабанили по израненной стене дома, еще чаще стали со свистом залетать в угловую комнату.

— Знову, куряче вымя, свинячи рожки, — отодвигаясь от ружья, проговорил с досадой Якименко. — На, Бухарович, лягай ты…

При виде такого искреннего огорчения Дронову захотелось подбодрить этих людей.

— Не робей, дружок, — ласково сказал он. — С третьего не попал, с пятого попадешь… Главное, чтоб Гитлер голос твой слышал, чтоб знал — нет ему тут жизни…

Тем временем за ружье лег Рамазанов. Он долго целился, а выстрелив, покосился на лежащего рядом капитана. Огненный пунктир, еще секунду назад струившийся над площадью, внезапно погас.

Неужели попал?!

— Ось и получив Гитлер по уху! — радостно воскликнул Якименко и победно посмотрел на комбата. — Ай да Бухарович, ой да хлопец!

Солдат торжествовал. Для него уже не важно, что «по уху» дал не он сам. Важно другое — еще одним гитлеровцем меньше.

— Этот фашист, пожалуй, готов, — поддержал Дронов. — Да вот беда, не один он там. Будем считать задатком. А работа — впереди…

Потом Дронов спустился в дровяничок, где обосновался пулеметный взвод Афанасьева. Заместитель комбата Жуков уже успел подробно доложить о том, как в Доме Павлова укрепились пулеметчики. И теперь командир батальона решил проверить все — и сектор обстрела, и тоннель, проложенный под площадью к запасной огневой точке.