Петр Лебеденко - Навстречу ветрам Страница 33

Собрались в ангаре. Рассаживались на скамьях, на чехлах, на баллонах, каждое звено немного отдельно от другого, летные группы — кучками. С перебинтованными лицами и руками Андрей и Вася сидели вместе. Рядом присел и Быстров, тоже с забинтованной рукой. Ждали Курепина. Перед самым сбором его вызвал командир эскадрильи.

Наконец Курепин пришел и, выслушав рапорт дежурного командира звена, направился к маленькому столику. Сняв фуражку и привычным жестом руки отбросив назад волосы, он сказал:

Товарищи курсанты и командиры! Я зачитаю сейчас полученную начальником политотдела училища телеграмму.

Хотя никто не знал, откуда пришла эта телеграмма и что в ней сказано, все почему-то посмотрели на Андрея, Васю и Быстрова. А кто-то даже негромко спросил:

А где же командир звена Редькин?

Командир звена Редькин у командира эскадрильи, — ответил Курепин и стал читать телеграмму:

«Начальнику политотдела летного училища ГВФ, помощнику начальника политотдела по комсомолу. Районный комитет партии, исполком райсовета просят передать горячую благодарность курсантам Степному, Нечмиреву, инструктору Быстрову, командиру звена Редькину за самоотверженный поступок, совершенный двадцатого сентября. Спасено от огня более ста тонн пшеницы. Райком партии, райисполком, колхозники колхоза «Заветы Ленина» шлют товарищам теплый привет, желают хороших успехов в учебе и работе. Секретарь райкома партии Рудий, председатель исполкома райсовета Малин».

Раздались дружные аплодисменты. Только командир отряда Курепин стоял у столика с телеграммой в руках, и чувствовалось, что он не разделяет общего восторга. Постепенно аплодисменты утихли, и в наступившей тишине Курепин проговорил:

Мы должны обсудить этот поступок курсантов Степного и Нечмирева. Мне кажется, в их поступке есть, элементы не только самоотверженности, но и чего-то другого, о чем надо поговорить. Кто имеет слово?

Разрешите мне, товарищ командир, — встал Оська Бузько. — Мне тоже кажется, что в поступке комсомольцев Степного и Нечмирева есть элемент не только самоотверженности. И более того, в их поступке бросается в глаза в первую очередь крайняя недисциплинированность, расхлябанность!

Он замолчал, словно придавая вескость своим выводам, и Вася успел шепнуть Андрею:

Сориентировался на ходу, подхалим…

Андрей сердито толкнул Васю локтем: «Молчи…»

Да, я повторяю, что в первую очередь бросается в глаза недисциплинированность курсантов Степного и Нечмирева, их разболтанность. Кто им позволил произвести посадку вне аэродрома, рискуя дорогостоящей машиной? Кто им разрешил прервать выполнение задания? Уверен ли был Степной в том, что сможет посадить машину на ограниченной площадке? Именно Степной, потому что мы не так давно были свидетелями его отставания в летной учебе по разделу расчета на посадку…

Оська привычным жестом склонил голову набок и посмотрел на Курепина. Этим жестом и прищуренными глазками он как бы просил поддержки: «Вы сами предложили высказаться по этому вопросу, вот я и выступаю».

Бузько смотрел на Курепина, словно старался разгадать, о чем он думает, и в это время услышал негромкий голос Никиты:

Старается угодить, трын-трава!

Прекратить разговоры, — сердито сказал Курепин. — Продолжайте, товарищ Бузько.

Он мельком взглянул на Оську, но Оська успел в этом коротком взгляде уловить что-то похожее на одобрение. И он с еще большим пылом продолжал.

Сейчас и Степной, и Нечмирев, и… — он хотел сказать «и инструктор Быстров», но спохватился и повторил — И Степной, и Нечмирев чувствуют себя героями. Как же: головы забинтованы, их благодарят телеграммой, ихпоздравляют… Может быть, они даже ждут, что им объявит благодарность сам командир отряда. Долго придется ждать, по-моему! Дешевый ваш героизм, товарищи Степной и Нечмирев! Будущий летчик прежде всего должен думать о железной дисциплине, а не о том, чтобы стать «рыцарем на час». Если бы вы разбили самолет, позор упал бы на весь отряд, на всю эскадрилью. Мне кажется, что мы должны посерьезнее подойти к этому вопросу и осудить «героический» поступок Степного и Нечмирева!

Оська сел. Никто не проронил ни слова. Слышно было, как Курепин негромко постукивает пальцами по столу. Никита поднял руку: — Разрешите мне, товарищ командир! Курепин кивнул головой, и Оське, который не отрывал глаз от командира отряда, показалось, что он ободряюще улыбнулся.

«Неужели я попал впросак?» — подумал Оська. — Рассуждать так, как рассуждает Бузько, — начал Никита, — может только тот, кто дальше своего носа ничего не видит. О каком дешевом героизме говорит Бузько? Разве курсанты Степной и Нечмирев, стараясь спасти колхозное добро, думали о славе? Разве инструктор товарищ Быстров и командир звена товарищ Редькин, борясь с огнем, думали о благодарности? Чепуха! Мне кажется, что каждый из сидящих здесь комсомольцев поступил бы точно так же. Только Бузько, наверное, прежде всего подумал бы: «А что это мне даст? А принесет ли мне это славу? А объявит ли мне командир отряда благодарность?» Почему я так думаю? Потому что Бузько, только что сам расписался за себя. Конечно, Степной нарушил дисциплину, приземлившись вне аэродрома без разрешения, но, как говорят, цель оправдывает средства…

И победителей не судят? — спросил, улыбнувшись, Курепин.

Конечно, нет!

Мы услышали здесь два различных мнения о поступке курсантов Степного и Нечмирева, — сказал Курепин. — Может быть, кто-нибудь выскажется еще?

Выскажусь я, — встал Яша Райтман. — Разрешите? Я хочу сказать только одно: если бы я даже знал, что мне грозят большие неприятности, я бы поступил точно так же, как Степной и Нечмирев. Вот и все.

Он сел и посмотрел на Абрама.

— Правильно я сказал? — прошептал он.

Абрам молча кивнул головой.

Теперь ждали, что скажет командир отряда Курепин.

Курепин упорно рассматривал телеграмму. Несколько раз он сворачивал ее вдвое, потом снова раскрывал и читал только одно слово: «Рудий», Это очень знакомая фамилия приковывала внимание Курепина.

Рудий… Рудий… — беспрестанно повторял командир и по привычке подносил пальцы к переносице. — Рудий… Где же я слышал эту странную фамилию? Рудий.

Как это часто бывает, память возвращает прошлое внезапно, ассоциируясь с возникшей вдруг посторонней мыслью. Слева от командира кто-то негромко сказал:

Правильно. Победителей не судят.

Рудий… — повторил Курепин и сразу вспомнил.

…В то лето желтые пески Каракума не раз срывались с барханов и, застилая густой пеленой солнце, тучами неслись над Бухарой, над Ферганской долиной, над склонами Копет-Дага. Мутным дождем сыпались в Арватское ущелье. Казалось, в мире нет ни пяди земли, ни куска неба, где бы можно было свободно вздохнуть, не наглотавшись песка. Он был везде, во рту, в легких, в авиационном масле, в черном, как кофе, чае, в горячих цилиндрах моторов. Он плыл по зыбкой, как мираж, пустыне, смерчами поднимался к самому солнцу, ураганом проносился в горах. Раскаленный, как крошечные брызги кипящей стали, он жег тело, слепил глаза, кусался, словно в воздухе носились мириады микроскопических фаланг и скорпионов.

Это было тяжелое, страшное лето.

Как тучи песка, по Средней Азии носились полчища басмачей. Такие же злые, такие же неуловимые. Горели кишлаки, розовели от крови арыки. В слепой ярости отчаяния басмачи вырезали все живое, попадавшееся им на пути. Короткий взмах кривой бухарской шашки — и покатилась голова узбечки с красной от крови чадрой. Тонкий свист аркана — и молодой таджик волочится по растрескавшемся земле за уносящимся вскачь конем. Глухой выстрел — и падает с простреленной головой се дой чабан, десятки лет гнувший спину на бая.

Да, то было тяжелое лето…

Авиационный отряд, состоявший из трех аэропланов; базировался рядом с выгоревшим кишлаком, за высохшим арыком. Впереди — лески, сзади — пески, слева — пески, справа — горы Копет-Дага. У подножия гор — кавалерийский отряд в шестьсот сабель, предназначенный для ликвидации банд басмачей, а три аэроплана — его воздушная разведка.

Басмачи, как шальной ветер: сегодня налетели на караван, везущий продовольствие в дальние аулы, завтра стерли с лица земли кочевье туркменов, а через два дня вырезали представителей Советской власти в небольшом кишлаке. В какой стороне искать басмачей? Впереди, где кругом пески? Или сзади, где тоже пески?

В тот день молодой летчик Вася Курепин поднялся с аэродрома на рассвете, когда барханы еще дремали и ни одного песчаного смерча не было видно на горизонте. Командир отряда летчик Мотин сказал перед вылетом, водя пальцем по карте-километровке:

— Видишь, кончается овраг? Смотри теперь сюда. Здесь должны быть два колодца и какая-то растительность: не то кок-сагыз, не то еще что. По донесениям, там сейчас банда Углан-бея. Проверишь. Уточнишь. Доложишь через полтора часа.