Михаил Грулев - Записки генерала-еврея Страница 33

В короткое время на Желтуге оказалось около 3-4 тысяч отчаянных голов, среди которых можно было встретить кровожадных китайских разбойников, делящих добычу с казаками, или отставленного от службы исправника, работающего о бок с беглым каторжником, бежавшим с Сахалина.

Всё это лихорадочно работало, и не без успеха, так как самый плохой работник, промывая турфы примитивнейшим способом, намывал 5-6 золотников золота в день.

В интересах общественной безопасности это буйное и разноязычное население выбрало из своей среды 5 директоров, которым вручило власть над собою, - власть на жизнь и на смерть, без всяких апелляций. Директора сочинили небольшой ряд устных законов, которые объявили приискателям, и с тех пор, как меня уверял главный директор, называвший себя даже президентом Желтугинской республики, на Желтуге водворился образцовый порядок, так как смертные приговоры произносились и приводились в исполнение в течении шести часов.

Так создалась Желтугинская республика, пока китайские власти, набравшись сил, не прогнали приискателей, которые, по словам «президента», не успели ещё обзавестись собственным войском. Русское население разбежалось или прогнано было в русские пределы, а китайцы были большей частью переловлены и казнены «гильотиной», но на китайский лад: их по 15-20 человек привязывали головами, при помощи их собственных кос, к длинному бревну, затем тупым топором рубили головы...

Несмотря на эту кровавую расправу с приискателями, несмотря на то, что ни один желтугинец, сколько известно, не только не разбогател, но ни один из них не успел унести с собою хоть какую-нибудь толику того золота, которое действительно лилось тогда кругом бурным потоком, несмотря на всё это, стоило лишь появиться на Амуре смутным слухам, что Желтуга покинута китайскими войсками, как из всех концов Сибири опять устремились туда всевозможные искатели лёгкой наживы, упоённые собственными воспоминаниями или отуманенные фантастическими рассказами других. Потребовалось вмешательство русских властей, чтобы отрезвить эти буйные головы.

Впрочем в Забайкалье, как и в других золотоносных районах Сибири, приходится часто слышать о разных Желтугах, вспыхивающих в разных местах отдалённой таёжной глуши. Пока власти узнают про это, пока примут меры, да пока ещё проникнут в эти таёжные гнёзда, а там - смотришь - уже организовано своеобразное самоуправление и идёт лихорадочное добывание золота, которое ещё более обогатит богатых, сделав несчастных добывателей ещё более несчастными.

Вот как складывается бытовая жизнь в таких таёжных трущобах. Где работают хищники, существуют особые порядки, которые соблюдаются очень строго. Во-первых, если где-нибудь, кто-нибудь найдёт золото, выгодное для работы, или прииск, оставленный без призора, о том немедленно, как по беспроволочному телеграфу, становится известным тайге, как хищникам, так и рабочим на приисках. И тогда со всех сторон, как перелётные птицы, начинают собираться таёжные волки.

По прибытии первых партий выбираются старшина, сотские и десятские, сборщик податей и назначается место для сходов - «орлово поле». Около этого поля ставятся общественные постройки или балаганы: дом для старшины и десятских, баня, трактир, амбар для товаров и прочее. Одновременно даётся знать о месте прииска доставщикам продуктов и спиртоносам. Везётся на прииск всё, что только может потребоваться: всякая провизия, спирт, ханшин (скверная китайская водка), опиум и непременно карты.

На вновь открытом прииске разбивается площадь на пайки. Всякий вновь прибывший имеет право занять себе место, не ближе известного расстояния от ранее занятых. Живут кто как хочет. Паспортов, конечно, ни у кого не спрашивают - это даже считается личной обидой.

Когда работы начались, начинается отправление службы выборными властями, которые получают жалование от общества. Бюджет составляется из сборов и обложений разного рода; причём известная часть уделяется на содержание больных, в фонд взяток властям и т.п. На этот последний предмет, а также и для того, чтобы своевременно извещать хищников о движении отрядов или намерениях начальства, на всех нужных пунктах содержатся свои хищнические комиссионеры.

Они отправляют корреспонденцию по тропкам, известным только хищникам и спиртоносам. На этих таёжных тропах ставятся иногда особые караулы. Одним словом, дело организовано так, что властям нет возможности нагрянуть внезапно.

Десятники на приисках смотрят за порядком, за чистотой, чтобы не было драк или беспросыпного пьянства, чтобы трактирщик умеренно подливал воды в спирт; они обязаны иметь запас розог и пороть виновных по приговору суда и схода. Судьи выбираются «громадой», и всякий обвиняемый или истец может отвести судью, если сомневается в его беспристрастии в силу старых счетов. Приговор суда конфирмуется «громадой» по большинству голосов. За преступление против товарищей, или за донесение начальству, суд бывает тайный, и приговор виновному не объявляется: он просто пропадает без вести, где бы он ни был, и разве от него оставят ногу, руку или другую видную часть тела для назидания другим.

Если кто из хищников бесспорно пьёт и ленится, того выгоняют из прииска. Женщин на прииск обыкновенно не допускают, а если где изредка попадётся, то за распутство их угощают розгами и выгоняют. Распутство, вообще, не допускается, а баб так мало, что, конечно, осчастливленных их благосклонностью будет очень немного; поэтому, как и в Запорожской сечи, женщины в тайгу не допускаются вовсе.

За прошлые преступления, вне тайги, хищники не судят; но за всякий проступок в тайге пощады не бывает. Таёжный кодекс невелик: всего только три статьи, или, вернее, три степени наказания: первая - «на лёд», т.е. выпороть; вторая «на лёд и вон», т.е. выпороть и изгнать, и третья - «прикрыть», т.е. прикончить, убить.

Каждая артель своё золото хранит у себя или сдаёт на хранение старшине, а иногда командирует от себя доверенного для продажи на ближайшие прииски.

Вообще, нужно сказать, что порядок среди таёжных хищников образцовый, поддерживаемый строгой дисциплиной и суровым судом, а - главное - тем, что сами хищники сознают необходимость исключительного порядка при такой исключительной обстановке.

Проезд наследника Николая. Мои дальние поездки верхом. Общественная жизнь в Чите. Воспоминания о декабристах. Поездка с золотом в голодный 1890 год. С Приамурским генерал-губернатором в Петербурге. Забавная система назначений на окраинах. Моё назначение во Владивосток. Морское путешествие вокруг Азии с эшелоном новобранцев. Жизнь и служба в урочищах Дальнего Востока. Японско-китайская война 1894 г. Моя Маньчжурская экспедиция.

Начало моей службы в Забайкалье совпало с проездом через Сибирь наследника, впоследствии императора Николая II. Местные власти были всецело поглощены этим проездом, и все прочие вопросы и начинания, касающиеся жизненных потребностей края, были забыты либо отложены в долгий ящик. Патриотическая печать в Европейской России разукрашивала тогда этот проезд наследника, как событие чрезвычайно благодетельное для Сибири, где попутно, будто бы, были подняты и решены, в интересах Сибири, многие местные вопросы. В действительности всё это было наоборот: никакие вопросы не были и не могли быть подняты, потому что лица свиты, сопровождавшие наследника [19], отличались на редкость бездарностью, пустотой и невежеством, а деятельность местной администрации, как я заметил выше, была поглощена проездом и совершенно парализована в отношении нужд края. Напуганные «покушением» в Японии, местные власти были озабочены одной мыслью - как бы сошло всё благополучно, поскорее бы проводить и сдать в соседнюю область.

Ждать что-нибудь от самого наследника, конечно, нечего было и думать. Да если бы даже он был десятью головами выше самого себя, он, всё равно, не мог бы вынести ничего из своей поездки по Сибири, потому что он быстро промчался по тракту; во многих городах даже въезд и выезд были устроены для него не там, где все смертные въезжают и выезжают: где были пустыри - поставили дощатые заборы, притом разукрашенные.

В Чите, где из-за песчаного грунта не принимается никакая растительность, постарались, всё-таки, вокруг войсковой часовни возвести «сад», - насажены были ёлки и берёзы на время проезда. Видя эти древесные насаждения, адмирал Басаргин спросил казака-садовника: «Что же у вас эти деревья тут принимаются?» - «Как же, Ваше-ство, беспременно принимаются, как только проедут». Этот «принимающийся» садик, в сущности, представлял собою символическое изображение всего проезда наследника по Сибири. Всё носило декоративный характер, - как в своё время проезд Екатерины II на юг России.