Аркадий Сахнин - Тучи на рассвете (роман, повести) Страница 33

Ли Ду Хан уже не смотрел, какие наименования тот вычеркивает. Он видел лишь цифры и механически складывал их, не понимая, что будет дальше.

— Сколько же мы сняли? — все так же весело спросил адъютант.

— Восемь тысяч… — простонал Ли Ду Хан.

— О, как вы быстро считаете! Ну что ж, хватит.

— Значит, мне надо было внести в казну не десять тысяч, а только четыре тысячи, господин губернатор. — И он робко посмотрел на сейф.

— Вон отсюда! — вскочил адьютант. — Ты еще недоволен! Грязная свинья, вор, взяточник! Да я сгною тебя в тюрьме! Я из тебя хваденмина сделаю!..

Ли Ду Хан стоял согнувшись и от каждого слова вздрагивал, будто его били по спине тяжелой палкой.

— Вон отсюда! — взревел адъютант, указывая рукой на дверь.

И тогда Ли Ду Хан упал на колени. Он не смотрел больше на самурая и ничего не говорил. Он плакал, громко всхлипывая, как ребенок. Тут сердце адъютанта смягчилось.

— Посиди здесь, — сказал он спокойно и вышел в соседнюю комнату, захватив опись.

Вскоре он вернулся и прочитал Ли Ду Хану резолюцию:

— «Возместить убытки невинно пострадавшему помещику Ли Ду Хану. Передать помещику Ли Ду Хану землю, принадлежавшую крестьянам деревни Змеиный Хвост. Для покрытия убытков обложить крестьян уезда Пучен налогом «на стихийное бедствие». Сумму, которая может остаться после погашения убытков, зачислить в резерв на случай возможных и впредь стихийных бедствий. Генерал-губернатор провинции Карагута Кандзаэмок».

Адъютант достал из кармана футлярчик, в котором лежала маленькая, как монета в десять чжен, печать, и приложил ее к описи.

— Ну все, — сказал он миролюбиво. — Поезжай к капитану Осанаи Ясукэ с этой бумагой. А выстроишь новый дом, приглашай в гости.

Японец улыбнулся, и тотчас же заулыбался поднявшийся с колен Ли Ду Хан. Шепча слова благодарности, приложив руки к груди, он попятился к выходу.

Но едва вышел на улицу, проклятия посыпались из его уст:

— Десять тысяч вон ни за что! О бог справедливости! О великий Окхвансанде! Пусть эти деньги, все десять тысяч до последней чжены, уйдут у него на докторов и лекарства! Пусть не хватит этих денег ему на похороны! Пусть дети его и внуки его всю жизнь в муках выплачивают свои долги!

Ли Ду Хан еще долго причитал, пока не перечислил все мыслимые несчастья, прося Будду обрушить их на голову адъютанта.

Немного успокоившись, начал прикидывать в уме, что же выгадал он сам. Правда, Ли не такой дурак, как думает этот солдафон. Он так ловко увеличил количество одеял, сундуков, продовольствия, медной и фарфоровой посуды, что этот подлец ничего не заметил. Да и механический насос вовсе не сгорел, а стоит у реки под навесом. И многое другое тоже осталось целехоньким.

Ли Ду Хан подсчитал, какова же будет чистая выгода, и получилось не так уж мало: около пяти тысяч вон. Да, но тот разбойник получил десять тысяч. Пусть внуков его заест чесотка!

И все же в конце концов настроение у Ли Ду Хана улучшилось. Ведь к пяти тысячам надо прибавить еще кое-что. Много вещей было старых, а оценены они, как новые, да и за дом такую большую сумму, пожалуй, не дали бы. Теперь надо только побыстрей получить деньги.

На старом пепелище

Во дворе Хана, по соседству с домом Тэна, где раньше жила Мен Хи, собралась почти вся деревня. Хан даже сам не ожидал стольких гостей. Он решил лишь скромно отпраздновать рождение сына.

Жена Хана хотела устроить праздник сразу же после родов. Но женщины всегда так неразумно рассуждают. Будто она не знает, что дети редко доживают до года, и уж если праздновать, то надо делать это, как у людей — подождать годок. Даже помещики отмечают день рождения ребенка через сто дней, когда его уже начинают привязывать к спине кормилицы или матери. А вот теперь, спустя год, раз его сын не умер, значит, действительно можно повеселиться.

Хан достал все, что надо для браги, и, хотя самураи строго запрещали варить брагу, он приготовил ее так, что она получилась как вино. Он умел готовить вкусную брагу.

Сначала пришли только соседи, человек десять, и начался праздник. Но потом стали приходить новые гости, и каждый приносил подарки: кто пяток яблок, кто пару яиц или сладкий картофель. А Тэн принес кусочек фабричного ситца, который давно лежал у него в сундуке.

Жена Хана гладила материю рукой, и гладкий ситец цеплялся за ее шершавые ладони.

Хан сказал, пусть перестанет гладить, потому что она порвет материю. Все засмеялись, и с этого началось веселье. Гости выпили брагу и приплясывали вокруг жены Хана, а трое мужчин играли на тонких бамбуковых дудках, и еще один перебирал струны каягыма. Пожилая женщина била в узкий и длинный барабан и сама тоже приплясывала.

А гости все прибывали и приносили новые подарки, и уже в хижине не хватало места, поэтому пришлось перейти во двор. В доме остались только старики, но, когда появился фокусник, и они покинули циновки, чтобы посмотреть на его затеи.

Хану очень повезло. Надо же было фокуснику прийти в их деревню как раз во время такого торжества! Фокусник сказал, что скоро придут сюда еще два акробата и актер, исполняющий роли молодых девушек. Артисты задержались в соседней деревне. Никто не удивился, что Хану так повезло. Если человеку везет, то уж во всем. Значит, такое счастье у Хана.

Фокусник стоял посреди двора, а вокруг него разместились дети и, предвкушая удовольствие, не могли усидеть спокойно. Второй круг образовали старики, присевшие на корточки. И они тоже с нетерпением ожидали представления и пыхтели длинными тонкими трубками. Позади стариков тесным кольцом сгрудились остальные гости. И те, кому плохо было видно, подтаскивали корыто или бревно, чтобы встать повыше. Кто-то подкатил арбу, и туда сразу набилось много народу.

Фокусник в это время был занят приготовлениями. Он разостлал на земле кусок яркой зеленой материи и высыпал все, что было в его корзине: разноцветные шары, коробочки, фонарики, три яйца и много красивых непонятных вещиц. Потом извлек откуда-то пять каштанов и бросил их детям.

— Посмотрите, что это такое, и покажите всем, — сказал он.

— Каштаны! Каштаны! Нежареные каштаны! — раздалось со всех сторон.

Все видели, что это действительно каштаны, но каждому хотелось подержать их в руках.

Потом фокусник собрал каштаны и подбросил их высоко над собой. Они взлетели широким веером, и люди уже готовы были ловить их, но фокусник подставил шляпу и выкрикнул какое-то слово. Он держал свою картонную шляпу на одном месте, но все пять каштанов со стуком попадали в нее. Кругом засмеялись, а он перевернул шляпу, и смех сразу умолк — каштанов в ней не оказалось. Все стали осматривать шляпу, которую он обносил по кругу, и даже ощупывать ее руками, но ясно было, что она пустая.

Тогда фокусник сказал детям, что хватит шутить и пусть они отдадут каштаны, ведь он купил их своим ребятам. Фокусник даже заплакал, прося, чтобы ему скорей вернули его каштаны, за которые он так дорого заплатил.

И опять все смеялись, а дети совсем развеселились и кричали, что они ничего не брали. Но фокусник им не поверил, а подошел к одному мальчику и достал каштан у него из волос.

Все очень удивились и не знали, что подумать.

Другой каштан оказался в ухе девочки, третий закатился в чей-то кисет с табаком. Все пять каштанов быстро нашлись.

Веселье охватило людей. Каждый усаживался и устраивался поудобнее, готовясь смотреть следующий фокус.

Отец Тэна, дедушка Мун, в это время только собирался на праздник. Куда-то запропастилась внучка и оставила ему Хен Бо, который все время плачет, и неизвестно, как его унять. Не может же он, словно женщина, привязывать ребенка к спине, хотя в этом привычном положении тот сразу успокоится.

Старик вышел на улицу, чтобы посмотреть, куда девалась девочка, и сразу почувствовал неладное. Он увидел жену Туля, что живет на самом краю деревни. Она спешила к дому Хана и кричала:

— Туль, Туль, скорее!

Вдоль улицы в разных местах стояли три воинские телеги, запряженные лошадьми, но людей возле них не было. Где-то лаяли собаки, мычал скот, а со двора Хана по-прежнему доносились громкие возгласы и веселый смех.

Старик хотел было пойти позвать Тэна (наверно, что-то случилось), но не успел. Откуда-то выскочили два полицейских.

— Плати налог на стихийное бедствие! Живо! Всего тридцать вон, — скороговоркой проговорил один из них.

— Тридцать вон? — Старик невольно улыбнулся: таких больших денег он уже давно не видел.

— Давай и не разговаривай. Сгорела целая деревня Змеиный Хвост. Нет денег — можно рисом, три маля [11] риса или шесть малей чумизы. Можно и овощами, только давай быстрей.

Старик хотел что-то сказать, но полицейские оттолкнули его и через открытые ворота ринулись во двор.