Алексей Ивакин - Десантура Страница 33

Олешко Дмитрий Михайлович, младший лейтенант, командир взвода первого батальона, тысяча девятьсот двадцатого года рождения, убит 27.03.1942 в районе реки Полометь. Призван Щербиновским РВК. Отец - Олешко М.Д. Домашний адрес: Краснодарский край, Щербиновский район, г. Щербиновка.

В тысяча девятьсот девяносто девятом году Митю Олешко и Наташу Довгаль нашли поисковики из Кировской области. Вместе. В одной воронке. Она так и лежала на нем сверху, прикрывая от осколков.

Перезахоронены в городе Демянске Новгородской области.

Коса у нее длинная была… Сохранилась, да…

20.

- Перед атакой Игожево, я решил отомстить Гринёву, - продолжал Тарасов. - Он сорвал атаку на Добросли - пусть под Игожево отдувается сам. Бойцов у него было около пятисот на тот момент. Мог справиться. А мы ударили на Старое Тарасово.

- Погодите, господин подполковник, вы же говорили, что Гринёв пропал под Доброслями? - наморщил лоб фон Вальдерзее.

- Да? Простите, у меня плохая память на даты. Лично я его не видел после Доброслей. Может быть, он исчез позже, а, может быть, двести четвертой под Игожево командовал комиссар Никитин. Мне не докладывали.

- Понятно… Между прочим, под Игожево ваши атаковали относительно удачно, а вот под Старым Тарасово, ваша атака опять не получилась. Почему? Объясните сей момент!

- Ну я же говорил, что был фактически отстранен от командования бригадой. Полковник Латынин…

- Фактически. А формально?

- Формально с меня никто ответственности не снимал. Я понимал, что по возвращению в советский тыл мне грозил трибунал. И расстрел, по законам военного времени. В таких случаях всегда ищут козлов отпущения.

Обер-лейтенант задумался. А потом задал неожиданный вопрос:

- Кто же, по-Вашему, господин подполковник, истинный виновник провала операции?

- Относительного провала, герр обер-лейтенант! - самолюбиво прищурился Тарасов. - Все-таки, наши бригады нанесли вам урон и урон, порой, не малый. Тридцатая пехотная дивизия была фактически заперта нами, когда мы блокировали дорогу у Малого Опуево. Уничтожены десятки гарнизонов, складов с боеприпасами, вооружением. К сожалению, мне неизвестны потери ВАШИХ войск.

- Обычные потери, господин подполковник. Неизбежные на войне, - пожал плечами обер-лейтенант.

- Неизбежные, да! То-то вы после Игожево и Тарасово как с цепи сорвались, не давая нам продыху.

- Приоткрою вам тайну. В Игожево был ранен начальник штаба двенадцатой пехотной дивизии. А командир дивизии…

- Убит? - отрывисто спросил Тарасов?

- Нет… Был эвакуирован в одном нижнем белье, - тонко усмехнулся фон Вальдерзее. - После чего был сильно зол!

Тарасов юмор 'эвакуации' оценил:

- Передайте ему мои искренние извинения.

- Обязательно, Николай Ефимович! - засмеялся немец.

- А что вы скажете по поводу разгрома аэродрома в Глебовщине? - вернулся к теме разговора комбриг.

- Это было неприятно, но не смертельно. Утром двадцать первого марта, когда последние ваши парашютисты заканчивали сбор у Малого Опуево, началась немецкая операция 'Наведение мостов'. Пять дивизий генерала Зейдлица фон Курцбаха медленно, но верно, двинулись в восточном направлении от Старой Руссы, чтобы закрыть брешь между шестнадцатой армией и окруженным вторым армейским корпусом. И закрыли. Коридор был восстановлен. Вот так, Николай Ефимович.

Фон Вальдерзее разглядывал поджавшего губы Тарасова.

- Но, давайте же продолжим. Итак. Вы осознали, что вам грозит смерть от рук НКВДЮ и…?

- А? - словно очнулся Тарасов.

- Что решили Вы, после осознания факта неминуемого расстрела?

- Стал размышлять.

- О чем?

- О вариантах невозвращения…

На этот раз получалось как нельзя лучше. Двести четвертая ворвалась в Игожево и вела там хотя и тяжелый, но успешный бой.

Немцы бежали как тараканы в своих серо-зелёных шинелях по колхозным заснеженным полям.

Бежали они и из Старого Тарасово, куда ворвалась первая маневренная бригада. Тарасовцы вели бой в Тарасово, уничтожая фрицев…. Символично… 'За командира!' - ревела бригада, рубя штык-ножами полуголых немцев.

Цепи шли одна за другой - десантники падали, вставали, снова падали. Некоторые уже не вставали…

Даже взвод танков не смог помочь гансам. Два танка уже горели, подбитые расчетами ПТР. Два ещё отползали, огрызаясь пулемётными очередями и гулкими выхлопами орудий.

Вот и ещё один задымил, а последний вдруг рванул, неожиданно, вперёд, вздымая снежную пыль и скрылся за большой избой.

Тарасов метался среди горящих изб деревни:

- вперёд, сукины дети, орелики мои!

И бригада шла вперёд, прочесывая дом за домом.

Они падали, умирая в демянских снегах, но шли вперёд.

Но…

Танк выполз из-за избы, поливая свинцом залегших перед бронированной махиной бойцов.

- Противотанкисты! Противотанкисты где? - заорал Тарасов после очередного выстрела.

Особист Гриншпун рванул куда-то в сторону, матерясь на застрявших пэтеэрщиков.

Внезапно под танком рванул черно-белый - с клочьями пламени и земли - снег. Боец, кинувший связку, приподнялся, махнул рукой… И тут же осел в снег!

Десантники побежали вперёд, кто-то наклонился над бойцом, подорвавшим танк…

- Комиссара убило! Комиссара! - понеслось по цепям.

Тарасов вскинулся, отбросив винтовку:

- Ильич! Ильич, скотина, ты куда полез!

Мачихин чуть приподнялся на локте. Обернулся. Чуть кивнул - хорошо, все, хо-ро-шо… И уронил руку.

Руку, которой только что подбил двумя противотанковыми гранатами 'трешку', выползшую из-за избы.

А тело его дрогнуло, выбросив ещё один фонтанчик крови.

- Тащите его, млять!

Старший лейтенант Миша Бурдэ перекатом рванул к телу комиссара.

- Молдаванин, тащи, ссука, комиссара!

- Есть, товарищ подполк…

Командир четвертой роты третьего батальона ткнулся в тело Мачихина.

Откуда-то бил пулемётчик.

Тарасов яростно закричал:

- Подавить ссуку! Бойцы! вперёд, ребята!

А сам бросился к Мачихину.

Комиссар попытался что-то сказать Тарасову. Получалось плохо…

- Молчи, Ильич, молчи… Сейчас мы тебе… Санитары! Санитары, мать вашу! - подполковник встал на колени и кричал, кричал в грохот боя:

- Молчи, говорю! Тебе говорить нельзя. Хватит ещё нам с тобой войны! Довоюем, наговоримся!

Комиссар молча улыбался окровавленным ртом, как-то жалобно смотря на Тарасова. А позади горела изба. Горел снег…

- Санитар! Санитар!

А Мачихин шептал что-то..

- Не слышу, комиссар, не слышу!

Близкий разрыв осыпал Тарасова кусками мерзлой земли.

- Ефимыч, слушай, что скажу… Ребята-то у нас…

- Что, ребята? - Тарасов пригнулся опять - очередь из пулемёта прошла совсем рядом. Он чертыхнулся, посмотрел на убитого старлея и повернул его на бок, прикрывая мертвым телом еще живого комиссара.

- Богатыри у нас ребята…Смотри…

Ребята же шли вперёд…

Падая и вставая. Падая. И не вставая.

- Он шёл по болоту. Не глядя назад. Он Бога не звал на подмогу. Он просто работал, как русский солдат… - зашептал комиссар.

- Что? Что, Ильич?

Мачихин потерял сознание.

Снег краснел под ним…

- Мачихин! Мачихин!! - орал на него Тарасов. - Это преступление! Командиров не осталось практически! Ты не имеешь права, батальонный комиссар!

- Николай Ефимович! - схватил его кто-то за плечо. - Товарищ подполковник! Жив он, жив!

Тарасов оглянулся:

- Особист? Ты? Ранен?

- Нет ещё. Комиссара надо эвакуировать.

Тарасов молча посмотрел на заострившееся лицо Мачихина:

- Действуй!

Гриншпун с двумя бойцами потащил тяжелораненого комиссара за дымящий дом, а Тарасов встал во весь рост. Достал трофейный 'вальтер'… Под шквальным огнём встал.

- Ребятки! Вперёд! За Родины, орлы! Мать же перемать!

И бригада поднялась. Воздуха не было. Был свинец с прослойками крови.

Штык на штык. Нетвердые ноги. Твердые руки. Скрип зубов. Мат-перемат. Ощеренный рот. Удар прикладом в этот рот.

Кто-то рядом упал.

Кто-то бежит.

Кто-то хрипит.

Кто-то кашляет.

Кто-то рычит.

Теряем бойцов, теряем…

Кровь.

Дым.

Свист.

Снайпер. Снял слева в лоб. Убил. Прыжок. Приклад в плечо. Убит. Сдох. Мимо. Нна гранатку! В полный рост, ребята, в полный рост! Пригнись… Японская мать…

Немцев вышибли из села, вышибли!

Бегут же, сволочи! Бегут!

Тарасов бежал в полный рост, крича что-то матерное в след убегающим врагам. Матерное и нечленораздельное.

Его обгоняли десантники, продолжая вести огонь.

Русское 'Ура' неслось над заснеженным Демянским котлом. Из облаков вышло солнце.

- Товарищ подполковник! Товарищ подполковник!