Василий Голышкин - Лёшка Страница 33

«Ура!» Это я кричу. Про себя. Соглашаясь с мамой. Потому что конечно же хочу жить наверху. И уже тянусь рукой к тетради в косую линейку, чтобы записать мысль: «Я хочу быть ученым, окончить школу, институт и академию наук», как вдруг рука замирает на полпути к цели. Из косой клеточки на меня насмешливо смотрит лицо моего деда-сталевара. Усмешка у деда от уха до уха. На голове, ежиком, щеточка волос, на верхней губе — также щеточка, но как у зубочистки, над левой бровью — бороздка шрама. «Здравствуй, Лешка, рабочий класс! — слышу я его всегдашнее утреннее приветствие. — В ученые метишь? А про курочку и семь петушков помнишь? Плохо помнишь, послушай еще. Жила-была курица. Вывела она цыпленка, петушка, и пошла у куриного бога счастья для сына просить. «Какого счастья?» — спросил бог. «Чтобы знать, где искать, а самому не копать», — ответила курица. Дал бог петушку счастье. Выйдет петушок на птичий двор, позовет мать-курицу: ко-ко-мне! — и скажет, где копать. Так и жили, сын-петушок искал и находил, а мать-курица копала и сына кормила, то червячком, то зернышком. Вывела курица еще одного петушка и для него счастья выпросила. Теперь двое ищут, она одна копает. Потом третий петушок появился, четвертый прибавился, пятый подоспел, шестой не заставил себя ждать, а там и седьмой тут как тут… И всем от куриного бога счастье — искать, а самим не копать. Ну где ж тут одной курице-матери всех петушков-сыновей прокормить?.. Из сил выбилась и куриному богу душу отдала. Остались петушки одни. Найдут червячка и в семь голосов: здесь ко-ко-копать! А копать-то некому… Ну и прибрал голод всех семерых. Понял намек, рабочий класс? То-то и оно, сперва потрудись для своего будущего, заработай на ученость, а там и учись. Будь здоров, Лешка, рабочий класс…»

И дедушкино лицо исчезает. Но я теперь знаю, что писать.

«Я, Лешка, рабочий класс…» — пишу я, помогая руке языком и всеми мускулами своего лица, и вдруг с удивлением ощущаю, что тетрадь, уплывает у меня из рук. Поднимаю голову и вижу учительницу-рябинку.

— Все! — кивает она красной шапочкой. — Звонок! — Уносит тетрадь, и я на все годы учения вхожу в историю родной школы как «Лешка — рабочий класс». Это единственное, что я успеваю написать в сочинении на тему, кем я хочу быть.

ВТОРОЕ ВСТУПЛЕНИЕ В ПОВЕСТЬ

Кораблем была жизнь, а я ее пассажиром. Игра была такая. Корабль несся неведомо куда, глотая годы, как километры. И вдруг команда: «Отдать швартовы». Это я командую. Корабль останавливается, и я оглядываюсь. Потом достаю вахтенный журнал и записываю, где я. Например: «Я на ВДНХ, в павильоне юных техников». Год, месяц, число. «Я на самолете лечу с мамой в Таллин». Год, месяц, число… «Я в Артеке». Год, месяц число… Чаще всего я останавливаю корабль в каком-нибудь новом, незнакомом месте и удивляюсь, куда меня занесло… Но бывают и домашние, а то и школьные остановки.

«Отдать швартовы», — командую я однажды и оказываюсь у себя в школе, в своем классе на уроке… чаепития. Но тут надо сделать небольшое отступление.

Галина Андреевна, наш классный руководитель, любила устраивать сюрпризы. Последний из них можно сравнить лишь с землетрясением, потому что он потряс всю школу и разрушил семейные планы наших пап и мам. Но о том после. Сперва о первых трех сюрпризах. Нет, сперва о самой Галине Андреевне. Вначале, когда она пришла к нам, мы ее не поняли. Во-первых, потому что она не кричала на нас. Все кричали, а она нет. В этом, как во всем непонятном, таилась какая-то угроза, и мы на первых порах притихли и насторожились. Во-вторых, она укоротила Лисицыну. Всякому становится не по себе, когда на тебя смотрят, как на экспонат в музее. А Лисицына любила смотреть. Уставит свои большие, нараспашку, глаза в учителя и смотрит не мигая. Любопытство? Как бы не так. Готовность номер один! Стоит математику поискать глазами мел, Лисицына тут как тут, выскакивает и подает, у нее он всегда в запасе. Стоит «немке» сослаться на учебник, и он тут же оказывается у нее в руках, но не ее, а Лисицыной, раскрытый на нужной странице. Учителя рады, а Лисицыной ничего не стоит.

Про себя мы звали ее Лисица. Но не по одному подобию с фамилией. И до нас из учительской доносились довольные вздохи: «Приятная девочка…» Но этой похвалой дело не кончилось. Заслужив по знаниям всего-навсего тройку, Лисицына за приятность получала, к нашему негодованию, четверку, а то и пятерку.

И вот эту Лисицыну Галина Андреевна укоротила. Та как уставилась на нее с первого раза, так и не отпускала. Но Галина Андреевна ни на чем не дала себя поймать — ни на меле, ни на учебнике. Мел всегда оказывался у нее под рукой, учебник — в руках. Мы молча следили за поединком: удастся или не удастся Лисицыной выслужиться? Звонок, кажется, ее последний шанс. Вот он сейчас заверещит, как сверчок, и Лисицына кинется к учительскому столику, чтобы помочь собрать вещи. Тут наконец Галина Андреевна и обратит на нее внимание.

— Лисицына!

Ай да Лисицына, до звонка «сработала», успела обратить на себя внимание учительницы.

— Я вас слушаю, Галина Андреевна… — голос у Лисицыной тает, как воск.

Зато у Галины Андреевны он какой-то робкий и неуверенный.

— Что мне нужно, Лисицына… — учительница, задумывается, будто подыскивая нужные слова. — Ты стирать умеешь?

Лисицына растеряна. Неужели Галина Андреевна хочет отдать ей что-нибудь в стирку? Этого еще не хватало!.. Но не отступать же…

— Да… Ага… — заикается Лисицына.

— И готовить?

Это уж слишком, но пусть будет, что будет, и Лисицына обреченно кивает: умею!

Лицо Галины Андреевны сияет. В руках — какая-то бумажка.

— Адрес… одной беспомощной старушки, — говорит она, — надо пойти и помочь. Ты ведь тимуровка?

— Тимуровка! — хором отвечаем мы и всем классом пялим глаза на Лисицыну.

Нас разбирает любопытство, как эта белоручка Лисицына, — а мы знаем, что она белоручка! — выкрутится и увильнет от поручения. Увильнет не увильнет, а наша Галина Андреевна — будь здоров человек! Сразу ее раскусила.

— Я… Видите ли… — Лисицына ищет выход из лабиринта. — Я хочу…

— Ты хочешь спросить, — подхватывает учительница, — достойна ли моего поручения? Ну, это как ребята…

— Достойна! — вопим мы, «радуясь» за Лисицыну и не подозреваем, что все прочие беспомощные бабушки и дедушки нашего района спят и видят уже нас у себя в гостях. Да, да, пройдет немного времени, и все мы, все до единого — и Лисицына первая из всех — будем напропалую возвеличивать своих подопечных, гордясь их трудовым и боевым прошлым, как своим собственным, и ревниво завидовать друг другу, слушая похвальное слово стариков и старушек в наш адрес на сборе пионерского отряда. Галина Андреевна всем нам, не одной Лисицыной, найдет дело по душе. Однако почему ей самой не пришлась по душе Лисицына?

Лисицына всегда всем нравилась. Она ко всем умела подлизаться, или, как говорили менее стойкие перед лестью, обворожить. Услужить она тоже могла: мило и незаметно для других. Но тот, кому она услуживала, вдруг оказывался у нее в долгу. Лисицына, правда, никогда не требовала, чтобы этот долг ей возвращали и платили добром за добро, но нам просто стыдно было не выполнить то, о чем нас просила Лисицына. Как-никак она первой сделала нам одолжение. А просить Лисицына умела: мило и незаметно для других, но настойчиво. То задачу за нее решить, то подежурить за нее не в службу, а в дружбу, то поделиться чем-нибудь: маркой, красивой открыткой, жевательной резинкой…

Мне казалось, что Лисицына непременно понравится Галине Андреевне, как до этого успела понравиться другим учителям и обворожить их. И вот Галина Андреевна не приняла ее услуг… Значит, чем-то таким Лисицына не пришлась ей… Но я ошибся, думая так. Галина Андреевна, более откровенная со мной, как со старостой, чем с другими, сказала, что, наоборот, Лисицына вполне приятная девочка, но с одним недостатком — желанием выделиться. Рукодельница она так себе, успеваемость у нее не ахти, вот и нашла лазейку: быть приятной и услужливой, что само по себе и неплохо, если бы не цель: смотрите, какая я хорошая, и любуйтесь мною со всех сторон! А еще — услуга за услугу, ты всем по одной услуге, и они тебе все по одной. Вот Лисицына и в барыше! Нет, выделять ее — ей же во вред. Самое лучшее, чтобы она была такая же, как и все. Да и вообще, чтобы испортить нас, немногое нужно, всего-навсего разделить на любимчиков и нелюбимчиков. Вот мы и пропали. Слушай, слушай, мотай на ус, а сам мне не верь: никто вам пропасть не даст! Начни я делить вас, а педагогический совет тут как тут: «Уважаемая Галина Андреевна, вам на овощной базе работать, а не в школе. Там сортируйте сколько хотите, а тут будьте со всеми одинаковой. Одинаково доброй и заботливой, строгой и, когда надо, непрощающей, потому что даже в школе нельзя все простить…»

Мы присматривались к Галине Андреевне и недоумевали, почему она, в отличие от других учителей, ни на кого из нас не кричит. Может быть, у нее не хватает характера? Лисицыну она исцелила, будь здоров, но, может быть, на одну Лисицыну у нее и достало пороху? Тогда пусть не обижается, мы ее просто «выключим». Как лампочку из сети. Лампочка есть, но не светит. Классный руководитель есть, но его никто не видит и не слышит… Красота!