Иван Петров - Будьте красивыми Страница 34

Так, гуськом, без слов, они прошли вдоль всего склона, обходя обрубки деревьев и ямы, миновали ложбину с мелким кустарником и неожиданно оказались на закрайке ржаного поля, где рожь так и не была убрана — и это тоже особенно запомнилось Варе.

— Здесь соблюдать особую осторожность. Чуть что — шпарят из минометов, — сказал младший лейтенант и нырнул в траншею, которую не замечала Варя: траншея, искусно замаскированная соломой, шла прямо через открытое ржаное поле куда-то ближе к немцам.

Варя шла чуть ли не последней, за Шелковниковым. Впереди него, натужно сгибаясь, будто он был несгибаемым, шел коротыш Пузырев, где-то еще впереди — Стрельцов, девушки, Дягилев. Сзади за Варей шла Надя Ильина, не то в страхе, не то в восторге шепча:

— Ой, девушки, а мы ведь на самую передовую идем! Вам не страшно? Ой куда нас завели-то!..

Шелковников оглянулся, наверное услыша ее причитания, подмигнул Варе, и сейчас он показался ей совсем хорошим. Но тут же Шелковников длинной рукой зацепил с бруствера пустую консервную банку, еще раз подмигнул Варе и вдруг бросил банку под ноги идущему впереди Пузыреву и громко, шепотом, со свистом просипел:

— Мина!

Пузырев коротко, точно пронзенный, вскрикнул и ткнулся носом на дно траншеи, закрыв голову руками, Шелковников прыснул со смеху. Все разом остановились, но никто не смеялся. Стрельцов, увидя распростертого Пузырева, даже отвернулся со стыда, а Дягилев сердито уставился на Шелковникова и выразительно постучал себя по лбу.

— А что, я ничего, нельзя пошутить, что ли! — даже обиженно сказал Шелковников и обернулся к Пузыреву. — Ну ты, племенной, вставай, простудишься!

«Какие они балбесы оба, какие балбесы!» — прямо-таки сгорая от негодования, думала Варя.

Шли довольно долго. Когда Варя оглянулась, ржаное поле, через которое они проходили, было уже внизу и тот лес, где они стояли ночью, тоже был внизу. А впереди, поверх бруствера траншеи, на фоне серого неба, показались удивительно яркие в своем осеннем наряде березки.

Тут, на этой возвышенности, и располагался командный пункт армии.

Траншея прямо без перехода привела в блиндаж, не особенно просторный, где уже стояли раскладные столики. Варя отметила, что блиндаж этот был всего лишь с одним накатом, тогда как на старом месте, в ста километрах от линии фронта, в штабе, блиндажи были на пять и на семь накатов. Видимо, на фронте некогда было строить такие.

Встретил Лаврищев, Варе показалось, что она не видела его долго-долго и он за это время сильно изменился, будто помолодел, сбросил свою медлительность, стал подвижнее, веселее.

— Вот здесь и будем работать, товарищи, — радостно сказал он. — Отсель грозить мы будем шведу…

Техники приступили к монтажу внутренней проводки, девушки помогали им.

Улучив момент, Варя шепнула Стрельцову:

— Тут и немцы рядом?

— Тут, рядом, — сказал он, зачищая провод.

— Слушай, Игорь, — зашептала она еще тише. — А взглянуть нельзя, ну хоть одним глазком — на немцев и откуда… откуда начнется наступление? Хоть одним глазочком, Игорь?

— Погоди. Я скажу, — буркнул Стрельцов, глянув исподлобья на Лаврищева, занятого какими-то бумагами.

Только к вечеру Игорь исполнил Варину просьбу.

— Пойдем, — сказал он ей и пошел к выходу. Сразу за дверью взял ее за руку. По земляным ступенькам поднялись наверх — Игорь впереди, за ним Варя. Она даже не дышала.

Командный пункт располагался на возвышенности, поросшей молодым березняком. Внизу полукругом в сером мареве простиралась широкая равнина, за которой тоже шли холмы, в центре и справа на холмах виднелись строения.

— А где же… а где же немцы? — прошептала Варя.

— Здесь внизу, перед нами. — Игорь обвел рукой. — Там, — окинул глазами горизонт, — кругом, везде немцы. — И еще крепче сжал ее руку.

Поводя туда-сюда головой, напряженно вглядываясь, они долго, внимательно смотрели на позиции немцев, затянутые серой дымкой и потому, казалось, еще более таинственные и настороженно притихшие. Кое-где в серой дымке беззвучно, будто из ничего, прямо над землей, клубясь возникали белые ватные облачка и тут же, расплываясь, опускались вниз, закрывали то, что хотелось увидеть.

— Вот здесь, Варя. Здесь и начнется, — сказал Игорь.

Она вскинула голову, перехватила его руку в свою, не спуская глаз с немецкой стороны, воскликнула с нетерпением и мольбой:

— Хоть бы удалось полегче! Хоть бы поскорее, Игорь! — Глянула в его миндалевидные глаза. — Ведь это последнее наступление? Последнее? Господи, хоть бы удалось, хоть бы удалось полегче!..

Штурм начался через день. Варя знала, что в девять тридцать откроет огонь артиллерия, потом пойдут самолеты. Еще до рассвета оперативный дежурный группы командующего майор Желтухин переговорил по телетайпу со штурмовым и истребительным корпусами. Приказы были переданы ранее, и Желтухин, вызвав оперативных дежурных, продиктовал всего по нескольку фраз, наполовину кодированных цифрами, — последние уточнения. Потом до самого момента наступления все замерло на несколько часов. Девушки сидели перед аппаратами, не передали и не приняли за это время ни одного слова.

Варю мучили два желания, которые исключали друг друга: не пропустить момент наступления, увидеть битву своими глазами из укрытия, которое она облюбовала наверху, и дежурить в этот момент за аппаратом, быть на боевом посту, чтобы передать самолетам команду в воздух. Ни того, ни другого она еще не испытывала.

Но как бы ни было сильно желание передать команду о наступлении, с этим желанием пришлось расстаться: по распорядку на дежурство заступила Гаранина, и Варя за минуту до начала артподготовки выскользнула из блиндажа и взбежала по земляной лесенке наверх…

Она сперва ничего не поняла, не успела даже оглядеться. Земля вдруг вздрогнула, заколебалась, воздух рванулся вверх, и совсем рядом, казалось, зашипели, набирая ход, сотни разогретых до предела и рвущихся вперед паровозов. Варя увидела в небе огненные стрелы, много-премного стрел, которые беззвучно, под шум и грохот паровозов, помчались на ту сторону, в огонь и в дым — к немцам. Это били «катюши».

Со страху у нее подгибались ноги, но она не могла оторвать взгляда от огненных стрел и лишь тихо пятилась, так как паровозы все более разгоняли бег и вот-вот, казалось, обрушатся всей своей мощью, огнем и паром на высотку, где стояла Варя.

Что творилось у немцев, нельзя было разобрать. Там бушевал дым. В одном месте дым пахнул с огромной силой выше всех дымов и повис в небе громадным черно-белым кольцом: у немцев что-то взорвалось. Кольцо это так и стояло, не рассеиваясь, будто гранитное, и держалось на гранитной подставке, и под ним, под этим ужасным монументом, хозяйничала смерть. «Там никого не осталось, там все погибли! Все, все!» — вырвалось у Вари. Она уже не помнила, что сама же, на этом месте, вчера, молила о том, чтобы наступление прошло успешно, «удалось полегче», то есть чтобы поскорее разбить немцев.

Оглушенная, ослепленная, смятая огнем и грохотом, Варя закрыла лицо ладонями. Но через минуту, будто бы с вызовом кому-то, вскинула голову, еще раз вгляделась вперед, где огромной черной стеной, вздымаясь все выше, подмывая и затопляя страшный монумент, клубился дым. «Жалею? Кого жалею? Врагов, фашистов жалею? Что со мной! Они же первыми начали, первыми! Все дело в том, кто начал первым. Они первыми начали, они и убийцы, они, они!»

Увидев во всем, что творилось вокруг, только смерть, она ослепла от ужаса. Сознание того, что она, поддавшись этому ужасу, на какой-то миг пожалела врагов, фашистов, которые залили кровью ее родную землю, было еще более ужасным.

Когда Стрельцов, обеспокоенный долгим отсутствием Вари, выбежал к ней наверх, ока, обрадованная, испуганная, потрясенная только что пережитым, бросилась к нему, дрожа и чуть не плача.

— Я не могу, Игорь, я не могу, не могу! — шептала она, захлебываясь слезами и еще чем-то горячим, подкатившим к горлу.

— Ты испугалась. Не надо выходить. Успокойся, это пройдет, — уговаривал он ее.

— Ты посмотри, Игорь, ты посмотри только, — говорила она. — Видишь? Видишь?..

И затаила дыхание, чтобы не помешать Игорю увидеть и понять то, что увидела и поняла она сама.

Дым на немецкой стороне поднялся выше того кольца и захватил полнеба. Другая половина неба была чистой, без облачка, по-осеннему высокой. Но солнце, которое было на чистой половине неба, тоже не было чистым, светило сквозь дымку, неярко.

— Туда пойдут наши, — указал на дымовую стену Стрельцов. — Команда штурмовикам уже передана…

Варя представила, как это надо пойти туда из-под ясного неба в дым, под дым, где все было страх и неизвестность, и медленно закрыла глаза.

— Они пойдут, — сказала она. — Пойдут за жизнь, за нашу победу. Я тоже ничего не хотела бы, ничего, только б вот так — за победу, Игорь! Чтоб эта война была последней, чтоб… чтоб…