Теодор Константин - И снова утро (сборник) Страница 34

— Здравия желаю, господин майор! Мне попалась редкая птица. С писклявым голосом и боярскими очками. Доставлена целой и невредимой. Разрешите идти?

Мы невольно рассмеялись. Слова Сынджеорзана сразу внесли в землянку оживление, у всех, с напряженным вниманием склонившихся над картами и планами, разгладились морщины на лицах.

— Вовремя ты его привел, Сынджеорзан! — сказал майор Дрэгушин, поднимаясь со своего места, чтобы лучше рассмотреть пленного.

— Э, так я знал же! — улыбнулся польщенный Сынджеорзан и, забросив автомат на плечо, продолжал: — Пошел я посмотреть, что слышно на передовых постах… Знаете, господа офицеры, на передовых постах я лучше чувствую, что приближается день, когда ни один гитлеровский сапог уже не будет топтать нашу землю. Я посмотрел на карту и увидел, что нам осталось отвоевать какую-то пядь земли… Хочу наконец дойти туда, заорать от радости и подбросить до неба каску…

Эти слова, сказанные просто и естественно, затронули наши сердца и взволновали нас. Действительно, мы находились где-то вблизи от границы. Надо было сделать шаг, другой — и последний клочок румынской земли будет свободным! Последний клочок! Может, завтрашняя атака станет последним боем на румынской земле.

Мы посмотрели друг на друга, будто смущенные тем, что раньше не подумали об этом, что, захваченные лихорадкой приготовлений, упустили из виду это обстоятельство… Будто отгадав наши мысли, Сынджеорзан начал рассказывать:

— В охранении у Питика пришла мне в голову мысль взглянуть в подзорную трубу, чтобы полюбоваться этими местами. Смотрел я, смотрел, любовался, любовался и вдруг вижу — у сторожевой будки какое-то движение; присмотрелся я лучше — и вижу одного типа, который будто хочет вскарабкаться на будку. «Э, черт, смотри-ка! Уж осень, а эти гуси еще не улетели от нас! Некоторые, видимо, хотят свить здесь себе гнездо навечно! Раз так, держись, господин гусь!» Вылез я из окопа и подполз, как лиса, к гнезду… И вот он, голубчик! Я вам его доставил… Так было дело, господин гусь? — закончил сержант, обращаясь к пленному.

— Я ничего не знаю, — быстро ответил тот, снимая очки, будто нарочно для того, чтобы лучше был виден его презрительный взгляд. Он принял воинственную, гордую позу, заложив одну руку за спину, а вторую за борт френча.

Майор Дрэгушин снова сел на ящик из-под патронов, который служил ему стулом, и обратился ко мне:

— Будете переводить.

— Слушаюсь, господин майор.

— Спросите, как его зовут.

— Я не знаю! — с вызовом ответил пленный гитлеровец на мой вопрос.

— Где располагаются ваши войска?

— Я не знаю!

— Что вам нужно было у будки?

— Я не знаю!

Позади него кипятился сержант Сынджеорзан.

— Разрешите, я его спрошу, господин майор! — сказал он, скрипнув зубами, и, сняв каску, вытер пот со лба.

— Успокойся, сержант! — мягко упрекнул его майор Дрэгушин.

Но сержант не мог сдержаться:

— Противно смотреть на него, господин майор! Когда он увидел направленное на него дуло пистолета, то бросился на колени. Тряпка! «Камрад! Камрад!» и еще что-то бормотал. А теперь будто шомпол проглотил! Дайте его мне! У меня он заговорит, господин майор!

Майор Дрэгушин улыбнулся и с симпатией посмотрел на сержанта. Сынджеорзана любили мы все. На него можно было положиться. У него был острый и быстрый ум, а храбрости его все дивились.

— Хорошо, сержант! — согласился майор.

Сынджеорзан, довольный, надвинул каску на голову и положил руку на плечо гитлеровского капитана.

— Давай, господин Фриц! Пошли, — сказал сержант, а гитлеровец залепетал:

— Я говорю… Я говорит все. — И он стал так быстро рассказывать, что я едва успевал переводить.

— Их часть занимает позиции в городе… У них шесть пулеметов, пять противотанковых орудий… это все. Он дезертировал. Не хочет больше воевать, хочет живым вернуться домой. Поэтому решился говорить. Он не гитлеровец. Но вначале молчал, потому что не хотел быть предателем. Он человек военный… Обращает внимание господ офицеров, что немецкие войска деморализованы…

— Где установлены огневые точки? — перебил пленного майор Дрэгушин.

Пленный некоторое время молчал, будто силился вспомнить. Потом попросил лист бумаги и карандаш. За несколько мгновений он набросал план и протянул его майору.

Мы нагнулись над планом и принялись его изучать. Все признали, что план очень подробный, ясный, точный. Значит пленный был не простой рядовой.

Схема гитлеровского капитана поставила нас в затруднительное положение. Если она соответствует действительности, весь наш план наступления не годен. А ведь для каждого из нас завтрашняя атака имела особое значение: речь шла о бое за последний клочок захваченной гитлеровцами румынской земли. Сынджеорзан разбудил в каждом из нас это чувство, и он же заразил нас своим нетерпением как можно скорее добраться до места, где мы могли бы сказать: «Наконец наша родина свободна! Вперед, братцы!»

А если пленный лжет? Можно ли ждать чего-либо хорошего от врага?

Я смотрел на майора Дрэгушина. Тот внимательно изучал расположение вражеских войск и сопоставлял с намеченным нами планом. Время от времени он поднимал глаза от карт и смотрел поверх наших голов, барабаня пальцами по доске, служившей столом.

Через некоторое время он проговорил:

— Я очень хочу, чтобы как можно больше нас, сержант Сынджеорзан, добралось до того места! Как можно больше, если не все! Понимаешь?

— Понимаю, господин майор! — ответил сержант слегка дрогнувшим голосом. — До твоего прихода я думал только о том, как подготовиться к завтрашнему бою. Я смотрел на него как на всякий другой бой. Теперь вижу, что это нечто другое…

Майор бросил внимательный взгляд на пленного.

— Не лжешь?.. Учти, это может стоить тебе жизни!

— Не лгу… Можете меня расстрелять, если… — ответил тот, глядя в землю.

— Уведи его отсюда! — приказал майор, и Сынджеорзан вывел гитлеровца из землянки.

Когда мы остались одни, майор начал задумчиво расхаживать по землянке. Мы, четыре командира рот, внимательно следили за ним. Вдруг зазвонил полевой телефон. Майор поднял трубку.

— Алло! Майор Дрэгушин… Здравствуйте, товарищ полковник, здравствуйте! Как? Понял! Да, понял!.. Спасибо! — Он положил трубку и сказал: — Полковник Памфилов сообщает нам: «Завтра, 25 октября 1944 года, Румыния должна быть полностью освобождена! Мы вместе с вами. Можете на нас положиться! Смелее вперед! Желаю успеха…» — Потом добавил: — А все же насколько достоверна схема этого гитлеровского капитана?..

Он снова вызвал сержанта Сынджеорзана и поделился своими сомнениями.

— Господин майор, вы доверяете мне? — спросил тот с горячностью. — Дайте мне копию схемы, и я проверю все на месте. Нам нужно как можно скорее быть там!.. Дайте мне телефон и катушку провода. Вы мне разрешаете, господин майор?

Сынджеорзану майор не мог отказать. Сержант был человеком исполнительным, он всегда доводил любое дело до конца.

Майор Дрэгушин облегченно вздохнул, повернулся к нам и сказал:

— Как раз об этом я все время и думал. Спасибо, Сынджеорзан! — Он подошел к сержанту, крепко пожал ему руку, потом по-мужски обнял и добавил: — До ночи, сержант… И держи все время связь со мной.

Лицо Сынджеорзана вспыхнуло, глаза заблестели. Все мы встали со своих мест, невольно подняв руки к каскам.

Та ночь была самой тяжелой за всю войну, хотя не было слышно выстрелов орудий, не стрекотали пулеметы. Та ночь была огромной границей между сегодняшним и завтрашним днем, которого все мы страстно хотели дождаться и в котором хотели пожить. Это «завтра» давно горело внутри нас, но теперь мы чувствовали его рядом. В честь этого «завтра» солдаты прикрепили к шинелям веточки яблонь с пожелтевшими листьями, в честь «завтра» они теперь выкуривали в укрытиях по последней перед атакой сигарете, и также в честь этого «завтра» сержант Сынджеорзан вместе с еще несколькими бойцами пробирался через плотную и тяжелую темноту, в которой слышался только шорох неубранной кукурузы, раскачиваемой слабым ветерком.

У себя в землянке майор Дрэгушин с напряжением ждал возле телефона. Он ждал, чтобы услышать голос Сынджеорзана. Но тот молчал. Время тянулось медленно, мучительно медленно.

Мы сидели неподвижно, прислушиваясь к малейшему шуму, и каждый боялся, что единственный выстрел может разрушить все задуманное нами и мы никогда не услышим голос Сынджеорзана. Его голос должен был вести нас по пути к долгожданному завтрашнему дню. Путь до этого «завтра» был нелегок. «Нет, не может быть, — думал я. — Сынджеорзана не возьмет никакая пуля!.. Не один раз он оказывался лицом к лицу со смертью и всегда побеждал ее!»

Около часу ночи меня вызвал к себе майор. Я вошел и сел рядом с ним на развернутую плащ-палатку.