Николай Прокудин - Гусарские страсти Страница 34

— Нет, ошибся, братишка, в вокзальном кабаке пиво пили. Мишка Шмер нас знакомил.

— Точно! — начфин хлопнул себя ладонью по лбу. — То-то гляжу, рожа знакомая! Только я не Сергей, а Сергеич. Александр Сергеич! Как Пушкин.

— Извини дружище.

— Да ничего… м-м… Костя.

— Никита я. Ромашкин.

— Ну, извини.

— Квиты, Саша.

— Квиты, Никита. «Жигулевское» будешь?

— Буду, — Никита взял одну из стоящих в длинном ряду пивных бутылок. — Ничего, что мы ваших курочек-цыпочек немножко… потискали?

— Ерунда. Они же общие, пользуйтесь. Я сегодня не в настроении. Вернее, не в форме. Пятый день пью, и хмель не берет. А девок Байрам набрал — специально черненькую, светленькую и рыженькую. Для разнообразия. Ему палитра цветов, а мне палитра — поллитра! О, каламбурчик!

— Неплохо! И девчата неплохие, шустрые. Главное, чтоб после них не страдать, посещая туалет. Контингент проверенный? Лечиться не придется?

— Вами и проверены. Только что. Результаты узнаем через несколько дней. «Любовь сладка — болезнь горька». Если что — заходи ко мне в медсанбат. Посодействую в конфиденциальном лечении.

У Никиты засосало под ложечкой, но он не подал виду, браво отмахнувшись:

— Чепуха! Это ж как насморк для настоящего офицера!

— Ну-ну! Досморкаешься. Не пожалеть бы в старости. Это я тебе как медик авторитетно говорю. Пусть я и финансист, но у медиков служу. Беречь орудие производства надо смолоду! И лелеять!

— А чего ж сам этих телок приволок целый табун? Гладить? Поить? Смотреть?

— Не знаю. Наверное, для того, чтоб полнее ощущать свободу. Пиво, водка, девчатки, воля! Всего этого я был лишен целых три месяца!

— Болел?

— Сидел! В тюрьме сидел. Давил спиною нары.

— На гауптвахте, что ли? Так долго? Три месяца? Столько обычно не сидят. Что, начальник гауптвахты издевался и срок прибавлял?

— Я же тебе русским языком говорю: сидел в тюрьме! Не на «губе», а в вонючей городской тюрьме. В Ашхабаде! С уголовниками! — капитана передернуло от воспоминаний, и он залпом выпил полстакана водки. Протяжно занюхал кулаком.

— На, заешь! — Никита протянул шампур с мясом.

— Не надо. Я организм уже отучил от лишней пищи. Закушу пивком.

— Такими коктейлями быстро убьешь желудок! — Никита настойчиво всучил капитану шампур. — Ешь, Сергеич. Не то тебя на руках придется отсюда выносить, а ступеньки больно крутые! Разобьемся.

— Ладно… — начфин апатично куснул мяса, прожевал, еще куснул. Понравилось жевать. Вот-вот. Аппетит приходит во время еды. Главное, начать.

— Так как ты в тюрьму-то загремел? — Никита кожей ощутил, что капитану, кроме пищи как таковой, может быть, больше требуется пища духовная. То есть живого внимания и, по возможности, сопереживания. Требовался слушатель. Свободные уши…

— Что, правда, интересно?

— Интересно!

И ведь не слукавил Никита. Всяко интересней, чем по второму заходу плескаться с общими девицами в озере — со всеми вытекающими. Учитывая мимолетное предупреждение пусть и начфина, но все-таки медика по поводу возможных последствий… Да ну их! Один раз обошлось — с блондой Натой, нет гарантии, что второй раз обойдется — да хоть бы и с брюнеткой Оксаной. Да и с Натой еще не факт, что обошлось. Через несколько дней станет ясно…

— Больно часто в твоем рассказе податливые девицы встречаются! — усомнился москвич и примерный семьянин Котиков. — Привираешь?

— А тебе, старому черту, завидно, что с девчатами у Никиты полный порядок? — вступился Кирпич за Ромашкина. — И где ж «больно часто»?! Я вот если начну всех своих перечислять, до утра считать будешь! Продолжай, Никитушка…

Глава 16. Байки капитана Александра Сергеевича П…

Мало того, что начфин был Александр Сергеевич, еще и фамилия у него начиналась на "П". Не Пушкин, точно. Или Плющев, или Паньшин, или вообще Пущин. С именем в ходе знакомства разобрались, а фамилию уточнить было как-то недосуг. И ладно! Ведь не у следователя на допросе. Давай, Александр Сергеевич П., трави байку. Или байки.

Да, действительно, их у Александра Сергеевича П. несколько. Какую сначала? Грустную? Или ироничную?

Валяй грустную!

Байка первая. Грустная.

Знаешь, лейтенант, с той поры, как мы посидели в привокзальном пивбаре, много чего случилось. Я в тот день ждал поезд на Ашхабад, ехал на гарнизонную гауптвахту — отбывать десять суток. Нет, не за растрату! А то все думают, что если начфин, значит обязательно растрата, финансовые злоупотребления, хищения. Нет, не за растрату. За банальный мордобой… Вернее за укрепление воинской дисциплины подручными средствами.

Весной прошлого года отправился я в командировку на Украину получить и доставить новобранцев в батальон. Причем сам, балбес, вызвался! Призывники набирались из Закарпатья, а лететь через Москву и Киев. В Москве у меня было одно неотложное дело, личного характера, и Киев я давно мечтал посмотреть. Да и в городе Львове было на что посмотреть. Турист хренов выискался! Знал бы!..

В Москве и Киеве время я провел с пользой и превеликим удовольствием. В городе Львове обстановка похуже, национализм, в кабаках лучше по-русски не трепаться, ешь и пей молча. А по улицам шататься, желательно в дневное время. Только Львовом маршрут не ограничился, призывной контингент предстояло забрать в Самборе. Вот где настоящие истинные западенцы! Бандеровец на бандеровце сидит и бандеровцем погоняет. Сплошная «самостийность» и русофобство. Два раза за «драного кацапа» и «вонючего москаля» от меня местные хлопцы по мордам получили, разок — я от них. Нервы мне тогда попортили крепко. Я ж парень простой, с Поволжья. Прадед был бурлаком, да и меня бог силой в руках не обидел.

В общем, получил с рук на руки в военкомате двадцать хлопцев и отправился в обратный путь. Из Львова до Киева добрались без происшествий. В самолет до Ташкента сели без задержек и эксцессов. Долетели, и слава богу. До дому рукой подать, Педжен вот он рядом, всего-то одну ночь ехать.

Тут я расслабился и недоглядел. Кто-то из ухарей сбегал в магазин и приволок авоську водки. Ребята хоть и селяне, а ушлые. Это они до поры до времени затихарились, а как перезнакомились, так решили отметить начало службы в армии. Я же их вещи в военкомате проверил, в Львове, в Киеве торбы и кошелки осмотрел несколько раз, чтоб спиртного не утаили или не получили в дальнюю дорожку от кого-то из знакомых.

Бандеры меня очень разозлили своей негостеприимностью, поэтому я, хотя и не строевой офицер, но им «равняйсь», «смирно», «шагом марш» по полной программе устроил! Проверки, пересчеты, построения через каждые полчаса. Мои хохлы стонали и проклинали зверюгу-капитана, меня то есть. А я внушал новобранцам, что предстоящие полгода главней меня начальника в части не будет.

Куда едем, для чего готовить их будут, хлопцы не знали до отлета в Ташкент. А как услышали номер рейса и место прибытия, так всполошились: Афганистан рядом, а там война! Запаниковали…

Видимо, со страха и решили нажраться. Я лишь на полчаса в вагоне задремал, а ко мне в купе уже проводник прибежал, тормошит:

— Там твои напились, куролесят!

Ну, я туда. В плацкартном вагоне хорошо протоплено, от жары хлопчиков совсем развезло: слюни распустили, сопли по пояс. Мат— перемат! Кто песни спевает, кто друг дружку за грудки хватает, кто к женщинам пристает.

Взялся я успокаивать, а они только сильнее взбесились. Неуправляемый процесс начался. Они — в драку. Ну, я и приложился к их пьяным физиономиям. В проходе встал и молочу кулаками одного за другим. Подходи, следующий, кто смелый!

Им ко мне толпой не подобраться, мешают друг дружке.

Хрясть первому в челюсть — готов! Хрясть второму — он под полку упал. Хрясть в рыло третьему — он в ноги наседающим приятелям рухнул, те по нему прошлись и не заметили. Еще двоих вырубил: одного ногой в пах, второго правым боковым в голову. Следующую парочку за шеи схватил и — головой об голову, даже звон услышал.

В общем, подавил, можно сказать, бунт. Те, кому еще не досталось, попятились, рванули от меня к дальнему туалету. Догнал и накостылял без жалости и без исключения. Каждому перепало!

Короче, они у меня все в одну шеренгу построились по стойке смирно и государственный гимн спели. Кто на ногах не стоял, тот на колени опустился. Но пели, пели!

Вот так, салажня! Я вас научу Родину любить! И офицерский состав уважать, как неотъемлемую часть Родины! Все, отбой!

Утром — Педжен. Прибыли. Я хохлов на вокзале построил — гляжу, рожи у некоторых никуда не годятся: распухли, в кровоподтеках. Да и у меня у самого в груди щемит — тоже кто-то из них вчера неслабо кулаком зацепил (позже выяснилось — трещина в ребре). Строем отвел в туалет — там умылись, почистились, привели себя в порядок. На всякий случай, заставил написать объяснительные, где сами хлопчики каялись в пьянстве и дебоше, просили прощения.