Алескендер Рамазанов - Зачем мы вернулись, братишка? Страница 35

«ДЖЕМАЛЬ»

Грязно-белый червяк отчаянно извивался на пожухлой затоптанной траве. Красный нейлоновый шнур туго опоясывал шею, ноги под коленями и у ступней. Грузовик, из которого выбросили жертву, медленно отъехал, и курсанты замкнули каре.

– Кто думает, что в этом мешке – человек, глубоко ошибается, – голос начальника лагеря был лишен каких-либо эмоций и, казалось, падал в пустоту, поскольку принцип «слушай и молчи» был одним из главных в «Джемале». – Это – враг. Кто сомневается, пусть вспомнит, что он видел вчера на фотографиях. Уничтожить врага – святое дело. Все. Приступайте.

Снимки, обнаруженные у русского сержанта, призванного из Кизляра, были действительно убойными. На первом плане выложенные в ряд, истыканные пулями моджахеды, уже тронутые зеленью разложения, а над ними, подбоченясь, гордо стоят бойцы в пятнистых майках. И черт его дернул привезти в терскую станицу этот диск! Всем живым на этих фотографиях был заочно вынесен приговор. А найти – чего уж проще: неделю подержали в яме и предложили опознать товарищей. Вроде и не секрет, не военная тайна, тем более что подразделение вычислили по строению на заднем плане и номерам бронетранспортеров.

На ходу, обнажая длинное узкое лезвие, к месту казни направился заросший рыжей щетиной крепыш в блеклом американском камуфляже. Акбар его раньше не примечал. Очевидно, из четвертого взвода, новички, их вяжут кровью. С другой стороны деловито подошел оператор, долговязый юнец, досаждавший Акбару вопросами о том, как стать настоящим журналистом. Деловито выбрал точку съемки, обвел объективом курсантское каре и, не отрываясь от окуляра, кивнул головой. «Хайр-эд-дин», как мысленно окрестил крепыша Акбар за его рыжую бороду, опустился на одно колено, захватил подбородок пленника, не спеша прорезал ткань в области шеи, а потом с силой полоснул лезвием, одновременно пригибая голову жертвы к груди. Свистящий звук вырвался наружу, сменяясь бульканьем и харканьем гортани. Ткань по бокам вздулась и потемнела. Тело забилось в предсмертных конвульсиях. Рыжебородый поднял клинок, нацелил его в область сердца и вопросительно посмотрел на начальника лагеря. Тот, с презрительной миной, разрешающе махнул рукой. Крепыш оседлал корчащееся тело и, протяжно хакнув, вогнал нож ниже ключицы.

Кошмар начался неделю назад. Нет, все шло просто отлично! Новенькая «Мазда» уверенно шла по перевалам, каменистым руслам в ущельях. Гусейн был настроен благодушно и даже не пытался выудить информацию о покровителях Аллахвердиева. Рассуждал по пути о том, что у разных народов разная степень склонности к традиционным образцам поведения, что в таком государстве, как Россия, возможен правовой плюрализм. Акбар рассеянно слушал его, поглощенный магической, суровой красотой гор. В конце концов, когда Гусейн заявил, что шариат – самое действенное средство исламской демократии, Акбар ядовито заметил: «Кто к власти для шариата, кто к шариату за властью. Ты из каких будешь?» После этого источник благочестивого красноречия иссяк, и он предложил остановиться перекусить в ближайшем удобном месте на природе. Таковым оказался пустующий домик дорожного мастера перед кувшинообразным входом в ущелье.

На каменном столике под дикой маслиной разложили снедь: вареную баранину, балык, брынзу, помидоры, чуреки, бутылки целебной «Рычал-Су». Пряный запах цветущего дерева, легкий ветерок расслабили Аллахвердиева, и он подумал, что хорошо бы вот здесь и остаться, не вести натужных разговоров, не лезть в чужую для него жизнь. Ну почему везде нужно принимать чью-то сторону? И как быть, если в жилах течет кровь горца и казачки? И что делать, если даже в веротерпимой России не хуже сурепки попер бытовой национализм? Вечные вопросы страны тупо-остроконечников.

– К нам, кажется, гости? – прервал его раздумья водитель, седой кумык, видом напоминавший бывшего профессионального борца. Рокот двигателя со стороны ущелья нарастал.

– Все гости от Бога. Чем богаты… – беспечно отозвался Гусейн, но водитель заторопился к машине. Краем глаза Аллахвердиев успел заметить, как он вынул из-под сиденья продолговатый сверток в цветной тряпице и засунул его под широкую, навыпуск, рубаху.

«Хаммер», с тонированными стеклами, покрытый коркой грязи, вырвался на подъем и резко затормозил, едва не уткнувшись кенгурятником в «Мазду».

– Эй, хайван, козел горный, что ты делаешь, – выругался Гусейн и недоуменно посмотрел на Акбара. – Клянусь, не должен никто препятствия чинить. Большие люди за тебя поручились!

– Что козел – это точно, в лоб идет, – приподнялся Аллахвердиев. – Сейчас и рога увидим.

Он не ошибся. Двери щегольского броневичка распахнулись, и наружу высунулись два ствола «РПК». Гусейн в досаде хлопнул ладонями по столу, неудачно расплющив помидор, а водитель завел правую руку под рубашку.

– Не вздумай. Не тронь. Руки на стол положи. Это по мою душу, – Аллахвердиев шагнул навстречу нежданным гостям. Похоже, Гусейн и впрямь был не в курсе. Но к чему весь этот маскарад? Ну, хорошо.

– Ассаламун алейкум, ва рахматулла ва баракатулла, дорогие автоматы Калашникова. А где ваши доблестные хозяева? Пусть отведают с нами хлеба, – Акбар с усилием сдерживал нарастающее раздражение. Если нужно было его убрать, то к чему весь этот фарс?

– Ты по-прежнему многословен, майор или подполковник? Обойди машину, сядь за водителем. Один, – властный голос из полумрака салона показался знакомым. Опустив голову, стараясь сосредоточиться, Акбар медленно пошел к «Хаммеру». Кто? Где звучал этот голос? Сила, скрытая насмешка.

– Смелей… Ты же ищешь основу? Она рядом, – последние слова были обращены к нему на фарси, только вот почему-то основа прозвучала на арабском – «кайеда».

– Султан? Я не ошибся? – Акбар в неуверенности остановился.

– Потом. Скажи своему другу, чтобы он не шел следом.

Акбар развернулся, выставил скрещенные руки:

– Гусейн, все нормально. Это действительно за мной. Увидимся. К матушке не заходи. Не волнуй, хорошо? Салам, брат, спасибо. Скоро буду…

Скоро не получилось. Уже неделю он – «почетный гость» лагеря салафиитов «Джемаль».

Четыре рукотворные пещеры врезаны в отвесную меловую стену ущелья, входы затянуты рыжими, под цвет склонов, маскировочными сетями. Пещеры сухо именуются «отделами». Аллахвердиева определили на постой в «первый отдел». Все удобства – деревянный топчан, стеганый брезентовый матрасик и спальный мешок китайского производства. Личное имущество полагалось хранить в нише, вырубленной над головой, в которую так и хотелось вставить образ Николая Чудотворца и затеплить лампадку. Но, увы, бриться и молиться «русскому Богу» здесь не полагалось. В принципе, Акбар получил подробные инструкции от Султана в первой и, по всему, последней беседе. Все последующие контакты заключались в том, что Султан появлялся в пещере и кивком головы приглашал за собой. Если нет, то нужно было сидеть, в лучшем случае у входа в пещеру, да еще можно было отлучиться в укромное место, метрах в ста вверх по обрывистой тропинке. Особо не набегаешься!

А беседа поначалу удручила Аллахвердиева. Лагерь – концлагерь!

– Султан, что я здесь должен делать? Что увидеть? Учитель из меня плохой?

– Учителей у нас хватает. Бойцов маловато. Но ты для этого уже стар, к тому же куришь, пьешь, наверное? Лишний вес, вижу, набрал. Твое дело смотреть и слушать. Так сказали твои… Твой шеф. Это понятно? Здесь все смотрят, слушают и выполняют.

– Я могу говорить с этими, – Акбар пытался подобрать нужное слово, – ну, с курсантами? Спрашивать?

– Не рекомендую. Каждый, кто заговорит с тобой, будет примерно наказан. Таковы условия. Это их курс. Не твой.

– Давай сразу, до конца. Я понятливый, – Аллахвердиев вынул сигареты, но, натолкнувшись на острый взгляд моджахеда, хмыкнул и протянул ему пачку. – Если так, то забери. Не вытерплю.

– Это просто, Акбар, когда рядом не курят, то можно бросить. Моджахед не должен курить, особенно в горах. Думаю, ты не до конца понимаешь, почему. Может быть, позже.

– Хорошо. Но тебя-то можно сейчас спросить кое о чем?

– Покороче, ладно? И не думай, что я тебя сюда вытащил. И без этого забот хватает.

– Как думаешь, почему дагестанцы не поддержали Чечню?

– Какая разница! Или завтра конец света?

– Не понял. А как же умма исламия, эмират от моря до моря и от Кабула до Бухары?

– Это не для Дагестана. Здесь другие задачи. Твои земляки – жалкие националисты. Цепляются за клочок земли, а могли бы стать единой нацией. Пусть пока учатся джихаду. Ты сам сказал – идея. Для одних – жизнь, для других звук пустой.

– У меня больше нет вопросов. Только ответ: Чечня явно выкрутится, одна нация – один язык, а вот Дагестану придется худо, здесь и так уже грызутся насмерть. Вы готовите братоубийственную войну? Где «умма», где запреты на раскол, убийство мусульман?