Михаил Прудников - Пароль получен Страница 35

Венцель встал и открыл форточку. В лицо ему метнулось облачко морозного пара. Вскоре у сарая появилась длинная фигура Ландовича. Затем щелкнул выстрел.

Ландович повалился в сугроб. Длинные темные пальцы его судорожно хватали снег.

2. Хирург

Алексею удалось узнать, что на Мотовилихинском пустыре строят артиллерийский склад.

В тот же день Алексей отправился туда. Вышел окраинными улочками, прошелся по тротуару, как будто разглядывая номера на домах, на самом деле тщательно изучая местность. Бывший пустырь теперь был огорожен высоким забором.

То и дело подъезжали грузовики, крытые брезентом. Охранники проверяли у шоферов документы и распахивали высокие ворота. Останавливались грузовики у платформы с подъемным краном, стрела которого виднелась поверх забора.

Алексей не мог простить себе, что узнал о строительстве склада так поздно. Если бы расчистка пустыря еще велась, то можно было бы незаметно пронести на его территорию противотанковые мины и зарыть их где-нибудь в центре. Хоть одна, может быть, взорвалась бы, и склад взлетел бы на воздух. Великолепная операция, почти не связанная с каким-либо риском! Теперь же пронести что-нибудь в строго охраняемый склад было невозможно.

Ночами Алексей не мог уснуть, обдумывая всевозможные варианты диверсии.

И вот как-то, опять «прогуливаясь» неподалеку от склада, Алексей увидел санитарную машину с красным крестом на дверце. Она пронеслась мимо, по дороге к воротам. Сквозь ветровое стекло мелькнуло знакомое лицо с нахмуренными мохнатыми бровями. Лещевский!

С тех пор как Алексей вышел из госпиталя, он с хирургом не встречался. Пришлось прибегнуть к помощи Шерстнева. Тот через полицию быстро выяснил, что Лещевский живет почти в центре города, на бывшей Красногвардейской улице.

Боясь не застать Лещевского дома днем, Алексей отправился к нему вечером, после комендантского часа. В кармане у Алексея лежал пропуск негласного сотрудника полиции, добытый Шерстневым.

Лещевский открыл дверь только после того, как Алексей сказал, что он из госпиталя и ему срочно нужен врач.

Адам Григорьевич встретил его в большой комнате, заставленной шкафами с книгами. Потрескивала большая, выложенная изразцами голландская печь, у дверцы валялись мокрые от снега поленья. Лепные карнизы потолка терялись во мраке.

При виде Алексея брови Лещевского полезли вверх, на лоб набежали морщины.

— Попов? — воскликнул он.

В следующую секунду он уже тряс руку Алексея, расспрашивал о раненой ступне, тут же приказал снять валенок и внимательно осмотрел ногу.

— Теперь я вам могу признаться, — сказал он, — я полагал, что в конце концов вам грозит ампутация. Да, собственно, надо было сразу отнять стопу, но стало жалко: здоровый молодой мужчина. Решил рискнуть. Ну, как себя чувствуете?

Этот человек, казавшийся Алексею в госпитале сдержанным и холодноватым, сейчас был искренне рад своему гостю. Лещевский поставил на стол початую бутылку шнапса, рюмки, тарелки, коробку консервов. Свою рюмку хирург выпил залпом.

— Раньше, до войны, я избегал пить крепкие напитки, — сказал он, положив себе в тарелку немного содержимого консервной банки. — Боялся — будут дрожать руки.

— А теперь не боитесь? — спросил Алексей:

— Нет.

Лещевский был возбужден от спиртного или от встречи с Алексеем — неясно. Хирург то вставал и подбрасывал дрова в печь, то снова садился за стол и подливал себе шнапса, то принимался расхаживать по комнате. И курил. Большие, сильные пальцы его то и дело шарили по карманам в поисках спичек. Алексею не верилось, что этот неврастеник и тот волевой, хладнокровный человек, который сутками не отходил от операционного стола, — одно и то же лицо. И невольно приходила мысль: Лещевский частенько прикладывается по вечерам к рюмке. Топит в вине боль души.

А хирург тем временем рассказывал о неудачной операции перед войной, за которую его отдали под суд. Вот почему его не пустили на фронт, как он ни просился.

— А семья? — спросил Алексей. — У вас есть семья?

— Есть. Жена и ребенок. Их я успел отправить к родителям в Куйбышев. А сам, дожидаясь все-таки повестки из военкомата, застрял здесь.

Лещевский присел у печки, достал совком уголек, прикурил погасшую сигарету.

— Помните, как меня вызвали немцы и предложили, вернее, приказали работать в их госпитале? Я знал: у меня только один выход — согласиться. Но все думаю: наши-то с меня спросят, когда вернутся… Врагам служу. Хотя ведь вы мне посоветовали идти в этот госпиталь! Да и нашу больницу не бросил — стараюсь помочь своим.

— Мне-то вы помогли, спасибо вам. Знаю, на какой риск шли. Если б тогда нас поймали с документами того, умершего… вам бы несдобровать…

Алексей видел: человек мучается и сейчас пытается разобраться в том, что с ним произошло. Некоторое время они молчали.

— Да, я хорошо помню наш разговор, — нарушил затянувшуюся паузу Алексей, — я действительно посоветовал вам пойти работать в немецкий госпиталь.

Алексей раздавил в пепельнице сигарету.

— Вы слышали о расклеенных листовках, о взрыве на станции Бережная? — спросил он, посмотрев на Лещевского.

— Да.

— Так вот, фронт не только под Москвой. Он и здесь. Вы могли бы помогать нашим и дальше. Особенно теперь, когда работаете в немецком учреждении.

Лещевский опустил голову, вертя в руках пустую рюмку.

— Чем? — спросил он еле слышно.

Алексей положил свою руку на кисть хирурга.

— На днях я видел, как вы на санитарной машине въезжали на территорию склада на Мотовилихе. Так вот, слушайте меня внимательно…

Лещевский уже не один раз по срочным вызовам бывал на складе. Видимо, немцы торопились со строительством — травм и аварий было довольно много.

Алексей предложил Лещевскому такой план действий. Перед очередной поездкой Лещевский постарается дать знать Шерстневу, чтобы тот был готов действовать. И когда хирург будет садиться в санитарную машину, «полицейский» попросит у врача прикурить и незаметно передаст мину с часовым механизмом, которую врач спрячет в чемоданчик с инструментами. (Этот план Алексей предварительно разработал вместе с Корнем, а мину Шерстневу доставили партизаны.)

На Мотовилихе Лещевский остановит свою машину рядом с одним из грузовиков, пошлет своего шофера (русский военнопленный, которому Лещевский делал в свое время операцию) разыскать пациента, а тем временем постарается сунуть магнитную мину в ящик со снарядами.

Лещевский согласился реализовать этот план.

Повеселев, он сказал Алексею:

— Не умею говорить о своих чувствах. Но спасибо, что поддержали дух. Все, что надо, сделаю.

Случай вскоре представился.

Однако, когда через два дня после встречи с Алексеем Адам Григорьевич выехал на санитарной машине к артиллерийскому складу, он чувствовал себя скверно. Ему казалось, что все — и шофер, и часовой на контрольно-пропускном пункте, и полицейские — подозрительно косятся на его чемоданчик. Больших усилий стоило держаться спокойно. Он начал было шутить с шофером, но потом, решив, что излишняя общительность тоже может вызвать подозрения, замолчал.

Когда машина подъехала к воротам склада, Лещевский с ужасом увидел, что грузовиков со снарядами около склада нет. И мысль, что все может сорваться, на время заглушила беспокойство и страх.

Врач решил все-таки не отступать от задуманного плана. Он приказал шоферу остановить машину метрах в десяти от ворот склада и попросил его разыскать раненого фельдфебеля и узнать, может ли пострадавший сам выйти к машине, или она должна въехать в ворота. Шофер ушел. Лещевский спрятал чемоданчик под сиденье, вышел из машины, походил вокруг, как бы разминаясь, подошел к пожилому полицейскому с карабином, попросил прикурить. Сновавшие вокруг солдаты и охрана не обращали на человека в белом халате особого внимания. Некоторые знали его в лицо и здоровались. Шофера не было.

Лещевский вернулся к своей машине, и вдруг до его слуха донесся рев мотора. Он оглянулся: по дороге тяжело брали подъем два крытых грузовика.

«Снаряды! — пронеслось в голове Лещевского. — Сейчас не упустить момент…»

Стараясь унять дрожь в руках, он достал чемоданчик.

«Только бы не вернулся шофер, только бы не вернулся шофер», — повторял он про себя.

Через несколько минут грузовики подъехали к складу и поравнялись с санитарной машиной, чихая густым черно-сизым дымом. Автомобиль Лещевского стоял справа на обочине, и теперь огромные грузовики закрывали его и от будки часового, и от бараков, в которых жили охрана и солдаты, обслуживающие склад.

Лещевский переложил мину из чемодана в карман халата. Шофер первого грузовика, хлопнув дверцей, побежал к будке. Шофер второго грузовика остался в кабине. Лещевский обошел этот грузовик и оглянулся. Было безлюдно. Лещевский быстро сунул мину в один из ящиков, озираясь, отошел — и как раз вовремя. Вернулся шофер этого грузовика, и машины тронулись.