Николай Ященко - С отцами вместе Страница 36

Казак еще раз выпустил дым в Ленькино лицо.

— Это, паря, на картинках так воюют!

Далеко из-за кустов послышался крик:

— Эй! Тут и верно места подходящие. Тащи припасы!

Казак снял с себя сумку, оглядел ребятишек, подмигнул Проньке.

— Отнеси-ка сумку с гранатами. Рыбу глушить будем. Тебе первую щуку! Вот такую!

И казак широко развел свои длинные руки. Ребята засмеялись. Пронька надел на себя сумку и проговорил уже из кустов:

— Я сейчас, мигом!

Кузя палочкой выгреб из углей похожего на головешку чебака, разделил на четыре части, подал Косте, Индейцу и казаку. Себе оставил голову. Казак положил рыбу в рот, пожевал и выплюнул.

— Ну и рыба, одни кости. Сейчас вот мы гранатой выудим настоящую!

Индеец все приставал к казаку с вопросами:

— А вы видели, как немцы газы ядовитые пускали?

— И газы видел и еропланы. Всякую страсть против человека выдумали. Был у нас в полку…

— Эй! — снова раздался зычный голос.

Все оглянулись. На крутом берегу за кустами стоял чубатый.

— Чего расселся? — кричал он. — Гранаты давай!

Казак сложил руки рупором.

— Я их с мальчонкой тебе отправил! — И обратился к ребятам: — Где же он?

Костя посмотрел на реку, ответил:

— По кустам еще пробирается, там кочки да вода!

Казак перестал рассказывать, поднялся, растер больную ногу.

— Где же он, бесенок? Как это я, дурак, не сообразил сразу! Он чей, этот варнак? Из вашей компании?

— А кто его знает! — ответил Костя. — Их тут много рыбачит: и теребиловских, и островских, и горных. Мы пришли, он тут с удочками сидел, молчаливый такой…

Прихрамывая, казак пошагал в кусты.

— Поймаю, я ему голову оторву!

Кусты зашумели — казак обходил залив. Костя проговорил тихо:

— Сматывай удочки! Пронька теперь далеко!

…Пронька набил сумку сосновыми шишками и смело шел по одной из улиц Хитрого острова. А вечером дядя Филя встретил на станции Тимофея Кравченко.

— Сын рассказывал о рыбалке?

— А как же! Сколько «картошек» поймали?

— Семь штук! Будем рыбу глушить… белую!

Глава тридцатая

Новое оружие

Директор школы и отец Филарет стояли у окна и на этот раз мирно вели разговор о поведении учащихся. От священника пахло водкой, и он часто прикрывал рот ладонью.

— А я был прав, Александр Федорович! Не надо за ними гоняться, искать их. Они точно пчелы — одну придавишь, а целая сотня тебя жалит!

Директор был небольшого роста, поэтому часто приподнимался на носки, чтобы заглянуть в глаза собеседнику.

— Вы все еще о драчунах, помявших бока Евгению Драверту!

— Нет, я вообще!.. А драчуны — не то слово, тут политикой пахнет… Вот полюбуйтесь-ка!

Отец Филарет потряс перед лицом директора телеграфным бланком.

— Вчера сунул руку в карман подрясника и нащупал сию бумаженцию. Написана печатными буквами, а рука, видно, детская. То ли сами сочинили, то ли сдули откуда, но тем не менее довольно складно и с большим смыслом. Послушайте!

Священник поправил очки, вытянул перед собой руки с бланком и начал читать:

Ныне видел я Семенова во сне,Речи сладкие нашептывал он мне,Обучал меня отечество любить.Я проснулся весь избитый и в крови.Той же ночью мне приснился сон иной:Появился вдруг японец предо мной,Смотрит нежно, улыбается слегка, —А проснувшись, не нашел я кошелька.И взмолился я: господь, оборони!Если часто будут сниться мне они,Наживу большую я беду —Искалеченным я по миру пойду.

Слушая отца Филарета, директор подошел к столу, открыл ящик и вынул стопку помятых бланков.

— Вы могли бы и не читать мне. Я сам нашел такое послание в кармане пальто. И учителя еще принесли десятка полтора. По-вашему, надо бездействовать и дать им волю, пусть на шею сядут и на спине листовки пишут?! Недолго до того, что контрразведка нас самих за воротник возьмет!

— Вас она может взять, а меня нет, — изворачивался отец Филарет. — Я проповедую слово божие!

Движением руки директор смел все листки в ящик и закрыл его.

— Будем искать крамольников! Но, черт бы побрал телеграфные бланки, все они одинаковы!

Еще в начале учебного года ученики заявили, что у них нет тетрадей. Родительский комитет, при содействии директора, обратился в железнодорожное ведомство с просьбой выделить детям какие-нибудь старые, уже использованные конторские книги, лишь бы одна сторона была чистая. Оказалось, что все склады на станции забиты телеграфными бланками. Ими снабдили учащихся с третьего по восьмой класс.

— Ищите, да поможет вам бог! — Отец Филарет отошел к окну и начал закуривать.

В дверь постучали. Вошел сторож со звонком в одной руке и кипой каких-то листовок в другой.

— От японцев принесли расклеить, — сказал сторож и положил листовки на край стола. — В коридоре ученики у меня несколько штук из рук вырвали, читают.

Сторож вышел. Директор взял одну листовку.

— Так… «Обращение к населению…»

В коридоре, забравшись на подоконник, Костя читал сгрудившимся вокруг него парнишкам и девчонкам:

«Свежие японские войска совместно с храбрыми русскими частями приготовились к наступлению против уголовных преступников-большевиков, чтобы, стерев их с лица земли, спасти мирное население, которое мучится от их погромов и преступлений.

Население должно немедленно прийти под покровительство японской армии и русских войск. Все содействующие большевикам будут строго наказаны».

Костя погрозил слушателям пальцем.

— Обращение подписал начальник 5-й японской дивизии генерал-лейтенант Судзуки! Все!

Раздался звонок. Ученики повалили в класс. А в кабинете директора отец Филарет, потерявший покой после чтения листовки, усиленно дымил японской сигаретой.

— Вы меня трусом называли, а трушу не только я. Похоже на то, что атаман Семенов тоже плохо спит. Здесь говорится, Александр Федорович, что наши приготовились к наступлению. Значит, насколько я понимаю в военном деле, большевики представляют собой немалую силу, если против них надо уже наступать?!

— Я думаю о другом, — сказал директор, продолжая разглядывать листовку. — Неужели большевики и сюда придут?

Священник выпустил на герань клубы дыма и, приподняв немного очки, взглянул на собеседника. На коротком туловище директора сидела голова, похожая на перевернутую вверх корешком редьку, на острой макушке торчали жалкие остатки волос. «Каких только не создает господь», — подумал Филарет и сказал громко:

— Вы хуже маленького, Александр Федорович! Зачем большевикам откуда-то приходить? Они давно уже здесь и никуда отсюда не уходили. В каждом доме, по-моему, большевики, в нашей школе их полно среди учащихся. Ну, если еще не совсем большевики, то большевичата! А сколько так называемых сочувствующих большевикам? Большой труд берет на себя Судзуки, собираясь очистить землю от большевистской заразы.

— Вы все пугаете меня, батюшка!

— Я и сам побаиваюсь. Но будем надеяться не на господа бога, а на японскую армию!

В кабинет опять постучали. Вошел все тот же сторож. Он подал директору листовку с текстом обращения генерала Судзуки.

— У меня же есть! — рассердился директор. — Возьми эту себе и почитай своей старухе!

— Разве можно такое старухе читать! — сторож оглянулся на священника, словно искал у него поддержки. — Вы на обороте читайте, Александр Федорович… Сейчас в коридоре сорвал!

Отец Филарет подошел к столу. На обороте листовки крупными печатными буквами было написано:

Ты, Семенов, не гордись,В тебе толку мало,Хоть с японцами явись —Все твое пропало!

— Ну, вот! — директор вышел из-за стола. — Вот вам, батюшка, и решение нашего спора. Неужели и после этого мы не будем искать зачинщиков? Будем искать, будем бороться с ними! Я иду в контрразведку!

Отец Филарет положил в карман подрясника прокуренный мундштук.

— Знаете, я где-то уже слышал что-то такое… Да, на днях шел по Набережной и слышал, как парни распевали сей романсик про атамана.

Директор, не слушая священника, торопливо надевал пальто…

Когда во время перемены играли в лапту на школьном дворе, уже знакомый старшеклассник в очках отвел Костю к поленнице. Паренек был на полголовы выше Кости. В поношенной тужурке телеграфиста и больших солдатских сапогах он выглядел старше своих лет.

— У вас в классе есть, конечно, надежные ребята?

Костя кивнул.

— Я расскажу тебе одну частушку, вы ее перепишите и подбросьте в дома, где есть парни и девушки. Можно и на вечерку подкинуть! Пусть поют…

Он дважды произнес текст частушки, заставил Костю повторить и предупредил, что писать надо только на телеграфных бланках, печатными буквами и обязательно химическими чернилами.