Григорий Полянкер - Учитель из Меджибожа Страница 36

И все же надо быть готовым ко всему. Его жизнь опять висела на волоске.

Он нащупал в кармане брюк пистолет, посчитал патроны. Их было вполне достаточно для того, чтобы убить двух-трех палачей и еще оставить один для себя. Живьем они его все равно не возьмут.

Кажется, уже брезжит рассвет. Над его временным убежищем вот-вот появятся первые солнечные лучи. Он представлял себе, что там, в команде, происходит, как ищут его гестаповцы, какой погром учинили из-за него.

Еще раз с благодарностью помянул Генрика, который спас его от верной гибели. Хоть бы сам он не пострадал. Но это человек ловкий, как-нибудь выкрутится, если даже попадет в руки гестапо. Все же он много воевал за рейх, потерял на войне глаз…

А вот остальные его товарищи, которые неоднократно помогали ему, выручали из многих бед? Он вспомнил доброго Ганса Айнарда. Жив ли он еще? Ведь последнее его письмо было таким безысходным! Он его не дописал — может, в тот момент был убит. Или валяется в госпитале?.. Кто знает?

Удастся ли ему, Эрнсту, когда-нибудь выполнить его просьбу — отыскать жену и Дорис?..

Как хорошо, когда на твоем пути встречаются благородные и честные люди.

Когда вокруг смерть, жестокость, предательство, и вдруг встречается на твоем пути добрый, честный человек, и тебе начинает казаться, что весь алчный мир переменился, солнечный луч пробил сплошной мрак, тебе уже хочется жить. Появляются свежие силы, жажда труда, желание воевать, всем помогать. Счастья им, таким людям! На таких, как они, весь мир держится.

Он вспоминал милую, добродушную ламповую из шахты «Наклонная» Нину Ивановну и ее товарищей по подполью, а также неразговорчивого, мрачного с виду, но удивительно честного Степана Гурченко, который занимается не только починкой немецких башмаков. Думал и об отважной комсомолке из Николаевки Клаве, ее доброй матери, о незабываемой бабке Ульяне и о многих других, которых встречал на своем нелегком пути.

В погребе было холодно и сыро, однако его согревали мысли о том, что немцы не смогли отравить души наших людей. Встречались и полицаи, и предатели, и мелкие продажные душонки. Но что они по сравнению с теми шахтерами, колхозниками, верными патриотами Родины, которых он встречал на своем пути? В жестокой неволе сохранили они свое человеческое достоинство, верность Отчизне.

Нo вместе с тем он думал и о другом: такие события в мире надвигаются, а ему приходится сидеть в погребе. Нет! Сегодня или завтра он вырвется отсюда, доберется до Днепра, а уж там перейдет через линию фронта и станет рядом со своими, в строю. Примет участие в последней битве с врагом.

Услышал гул моторов и напряг слух, прижался к стенке под маленьким оконцем. Шумно на улице. Слышны крики, ругань. Должно быть, его ищут. Что это, облава? Ведь они могут напасть на его след. Но он уже не думал о своей судьбе. Его больше всего волновала судьба Нины и ее товарищей. Мысленно укорял себя за свою неосмотрительность. Зачем он пришел к ней? Не лучше ли было податься куда-нибудь в степь, укрыться в какой-то яме, впадине от посаженной лавы, в одном из яров, которых тут хоть отбавляй? Он поступил необдуманно и навлек опасность на Нину и ее товарищей…

Может быть, незаметно выскользнуть отсюда? Перебраться в другой поселок? Но эту мысль он тут же отогнал. Ведь каратели рыщут вокруг. Небось, переворачивают все вверх дном, подняв на ноги целый легион прислужников.

Надо дождаться ночи. Может, появится Нина и расскажет, что там. Не может быть, чтобы они до сих пор искали его в поселке. Если уж он, считают в гестапо, какими-то судьбами узнал о карательной операции, то постарается убраться подальше. И ясно, что бросятся искать его на дорогах, установят слежку на переправах, на мостах.

Да, по-видимому, два, а то и три дня придется отсиживаться здесь. Но куда ему деваться потом? Пока, очевидно, невозможно перебраться на ту сторону линии фронта. Округа забита воинскими частями. Царит страшная неразбериха. Трудно разобраться в том, что происходит вокруг.

Но все же он решил, что каким-то образом нужно непременно добраться до Запорожья. Там у него хорошие знакомые, там и славный Степан Гурченко. У него какие-то связи с подпольем, с партизанами, которые воюют в днепровских плавнях. Он, безусловно, поможет ему перебраться к ним. Надо идти к людям, а но сидеть здесь, в ожидании, пока его схватят и прикончат.

Время тянулось томительно медленно. Казалось, с его приходом сюда оно остановилось. Хоть бы Нина подала какой-нибудь знак, принесла весточку!

Но тут же мысленно выругал себя: какой же он нетерпеливый! Ведь шум в поселке еще не прекратился. Вот н сюда, в подземелье, доносится. Делают, наверное, повальный обыск. Гестаповцы мечутся, хватают кого попало. Как же Нина сможет теперь к нему пробраться? Потянуть за собой хвост?..

Видно, в конспиративных делах она что-то смыслит. Ее на мякине не проведешь. Тихоня, а держит ухо востро!

Он попробовал подняться, чтобы ноги не отекли… Но, стукнувшись головой о низенький потолок, снова опустился на землю, вытянул ноги, прилег на хламе.

Вдруг он тихонечко замурлыкал себе под нос старинную песенку, запомнившуюся с раннего детства: «Афн припечик брент, а фаерл ун ин штуб из эйс. Ун дер ребэ мит ди клейне киндерлэх, лернт алеф-бейс» («На печурочке горит огонек, в избе тепло. Старый ребэ учит малых деточек, учит азбуке!»).

— Да… Учит алеф-бейс… — промолвил пленник. — А нынче меня учат «выстоять, мстить!». Попал, как кур во щи. Так неожиданно очутился между жизнью и смертью… И как некстати! К сожалению, несчастье всегда приходит неожиданно.

По ту сторону подземелья шум вдруг усилился. Все громче доносился рев автомашин. Эрнст прислушался. Неужели суматоха еще не улеглась? Может, выбраться отсюда и бежать, скрыться в другом месте? Неужели они могут сюда прийти?

Нет, никуда он не уйдет, пока не появится его спасительница. Иначе он жестоко ее и себя подведет!

Умостился поудобнее среди лохмотьев, затянулся сигаретой и на мгновенье почувствовал какое-то успокоение. Но потом опять стало страшно. Сердце тревожно забилось. Но удивительное дело: знакомый мотив снова пленил его, и он продолжал тихонько напевать. И мысли унеслись куда-то далеко от опасности, от этого мрачного погреба, от облавы и всех мирских тревог и забот.

Ему пришла в голову не только любимая песенка, которую мать пела над его колыбелью, но и великий земляк, шутник и затейник. Тот в любой ситуации мог выйти сухим из воды. Шутя и высмеивая местечковую знать, своих врагов в Меджибоже, Острополье и всей Подолии, всегда выходил победителем из любых схваток с ними. Что, к примеру, тот предпринял бы, если бы оказался теперь на месте Ильи? Когда Гершелэ попадал в беду, он выходил в город к добрым людям, шутил, зубоскалил, и ему сразу легче становилось на душе. Мог добиться всего, что ему было угодно. Ну, а он, Илья Френкис, то бишь Эрнст Грушко? Выберись только из своего укрытия и выйди на улицу, сразу попадешь в лапы малхамовеса — ангела смерти, то есть к гестаповцам. И его песенка будет спета.

Да, «наследнику Гершелэ из Острополья» теперь не до шуток. И то, что он сейчас переживает, его веселому земляку и не снилось!

Проделки и шутки Гершелэ из Острополья вызывали гомерический хохот у людей простого звания и невыразимый гнев богатеев. От этих ему порой доставалось, он частенько дорого платил за это. А вот Эрнст попытался немного подшутить над лейтенантом Шульцом и вынужден скрываться, ибо смерть нависла над его головой…

Правда, под конец своей жизни Гершелэ здорово поплатился. Он слишком много шутил, высмеивал своего врага и в конце концов был избит до полусмерти. Когда снова высмеял его глупость, его фальшь, тот вышел из себя и сбросил с лестницы веселого мудреца. Он рано ушел из жизни, обретя вечный покой на старом меджибожском погосте рядом с не менее знаменитым мудрецом Балшемом, который мог предвещать многие события. Правда, даже этому мудрецу не пришло в голову, что родится такой выродок, палач и ничтожество, как Гитлер, и превратит весь мир в сумасшедший дом, что грянет когда-нибудь такая страшная война, как эта… А где Илья найдет вечный покой?

Думая об этом, он почувствовал, как постепенно улетучиваются тревога, опасность, шум, который его еще несколько минут назад терзал. И мыслями уходил все дальше. Припомнил: когда был беззаботным шалуном и вел бесконечные войны с соседскими мальчишками на стенах древней крепости в Меджибоже, мать поведала ему изумительные истории о чудотворце и добром лекаре, мудреце Балшеме, который умел исцелять больных всякими травами. От всех хворей и недугов лечил людей, и они боготворили его. Верно служил людям, выручал из всех бед и несчастий, как родной отец. Правда, отправляясь в леса, в Карпатские горы, он годами бродил там, читал книги, учился и учил, беседовал и спорил с горцами. А когда возвращался домой, вся округа, все люди чувствовали себя увереннее, спокойнее, он им помогал, он их исцелял, он их заговаривал от всех бед. И люди забывали о смерти. Никто не лечил их так, как Балшем.