Алексей Ивакин - Десантура Страница 36

Когда же повязка была наложена, в кустах - откуда выполз сумасшедший русский - послышался стон.

- Ещё один? - схватился за карабин Дитрих.

- Сейчас посмотрим… - проворчал Клинсманн.

Они подошли к кустарнику.

- Точно… ещё один… Будем резать?

Грубер собрался было достать свой кинжал с выгравированными рунами СС, но тут русский тяжело перевернулся и на ломаном немецком произнес:

- Нет. Не стрелять. Я есть племянник Вячеслав Молотов.

Немцы молча переглянулись. После чего Юрген сунул кинжал в ножны. А через час старшина Василий Кокорин стоял перед каким-то немецким офицером и рассказывал ему, что родная мать Васи Кокорина - Ольга Михайловна Скрябина - родная сестра наркома иностранных дел СССР Вячеслава Михайловича Молотова. А сам Кокорин - не старшина - а порученец командующего фронтом генерал-полковника Курочкина.

А ещё через час офицеры штаба дивизии СС 'Мертвая голова' вынесли вердикт, сравнивая физиономию старшины Кокорина с газетной фотографией наркома Молотова - похож.

После чего Василий вдохновенно рассказывал немцам о том, что военная политика Советского Союза заключается в том, чтобы оттеснить Германию к границам сорок первого года, затем заключить мир и лет через десять-пятнадцать напасть на немцев и покончить с ними.

Обер-лейтенант Юрген фон Вальдерзее потом сильно удивлялся протоколу допроса. Но - когда он повторно допрашивал племянника Молотова - пришёл к выводу, что это - возможно! лишь возможно! - старшина Кокорин не врет. Вернее, говорит, что думает. И, что он действительно племянник Молотова. Ведь фотографию сына Молотова - Григория, уже год находившегося в плену - он опознал, как и опознал фотографию Якова Джугашвили…

После допроса обер-лейтенант вышёл на крыльцо и закурил, вслушиваясь в звуки далекого боя. Это проклятые десантники пытались прорваться к своим. Эх, если бы взять в плен кого-нибудь из русских офицеров… Но на такое чудо обер лейтенант Юрген фон Вальдерзее рассчитывать не мог.

Интересно, этот старшина и впрямь племянник Молотова?

22.

- А я откуда знаю, - удивился Тарасов. - Мне, знаете ли, о родственниках бойцов не докладывали.

- Странно, - насторожился немец. - По крайней мере, он сам мог рассказывать о таком высокопоставленном родственнике. Да и ваше ГПУ должно было следить за ним…

- НКВД, - в очередной раз поправил Тарасов немца.

- Ну да, энкаведе, - поправился обер-лейтенант. - Привычка, знаете ли. Так вот, ваши эн-ка-ве-де-чники…

- Энкаведешники, - снова поправил немца подполковник.

- Да… Конечно… Спасибо… Так вот, они должны были следить за племянником самого Молотова?

- Конечно, - криво улыбнулся Тарасов. - Должны его под белы ручки водить аж туда, куда царь пешком ходит. И прямо сейчас они, наверняка рядом с ним.

- Вы уверены? - немец немного напрягся.

- Конечно! - уверенность обер-лейтенанта во всесильности НКВД даже рассмешила Тарасова. Нет, конечно же особисты обладали властью, но не неограниченной, конечно же. Как-то он отчитал Гриншпуна, за то, что тот попытался оспорить приказ командира бригады. Так тот только извинился. Правда, дома бы Тарасов, наверное бы не рискнул, да… Но уж опасения фон Вальдерзее отдают паранойей:

- Точно так же НКВД следит и за Яковом Джугашвили.

Фон Вальдерзее аж привстал:

- Ваши сведения…

- Да шучу я, господин обер-лейтенант! - перебил его ухмыляющийся Тарасов. - Неужели вы думаете, что лапы НКВД действительно так длинны?

- Но, они же должны следить за детьми высокопоставленных чиновников? Я вот, честно говоря, не понимаю - как Сталин отпустил своего сына на фронт!

- А дети ваших партийных чиновников воюют?

- Военных - конечно. А у партийных… По-моему, у них нет детей. Вот, кажется, у Геббельса есть - но они ещё маленькие, - ответил фон Вальдерзее.

- При социализме все равны - когда речь идёт о Родине. И сын Сталина, и сын последнего колхозника. Может быть, это звучит пафосно, но это так. А что там у вас при национал-социализме я не знаю.

- Я беспартийный, герр Тарасов! - гордо ответил обер-лейтенант. - Мы, военные, стараемся быть вне политики! Конечно, на войне неизбежны страдания, но вермахт всеми путями старается эти страдания минимизировать, если вы об этом…

- Я тоже беспартийный, господин фон Вальдерзее. - прервал его подполковник. - И что это меняет? Германия, ведомая национал-социализмом напала на Россию, ведомую большевиками. Я уважаю немцев, вы знаете, у меня жена - немка…

- Вы говорили…

- Но я не уважаю политиков, развязавших эту войну, - Тарасов пристально смотрел в глаза немцу. Тот прищурился, помолчал, подумал о чем-то своем. А потом продолжил:

- Итак, комиссара Мачихина ранили и эвакуировали, майор Гринёв дезертировал, как вы выразились. Фактически, вы остались единственным командиром соединения, если не считать полковника Латыпова. Каковы были ваши действия?

- Да, собственно говоря, обычные…

После того, как тяжелораненые были отправлены на болото Гладкий Мох, бригада - вернее то, что осталось от соединения первой маневренной и двести четвертой - снова двинулась в свой крестный путь к линии фронта.

То, что осталось…

Около полутора тысяч десантников…

Из запланированных шести тысяч.

Кто-то полег на Поломети, кто-то в Малом Опуево, кто-то смотрел замерзшими глазами из снегов Доброслей, Игожева, Старого Тарасова… Батальон Жука, так и не пробившийся через дорогу Демянск-Старая Русса ждал эвакуации с Невьего Мха… Три четверти двести четвертой, рассеянные ещё при переходе линии фронта…

Ни подполковник Тарасов, ни комфронта Курочкин, ни, тем более, рядовые десантники не знали - насколько успешен их рейд по тылам окруженной немецкой группировки.

Они не знали - и знать не могли, - как тридцатая пехотная дивизия вермахта оказалась отрезанная от базы в Демянске, когда десантники оседлали единственную дорогу подвоза боеприпасов и продовольствия.

Они не знали, что благодаря их совместным действиям, вскрывшим тайные аэродромы в котле, - транспортный флот люфтваффе потерял уже семьдесят процентов своего состава. И этих, разбитых нашими Илами, Яками, Мигами 'Тетушек' Ю-полсотни два, так отчаянно будет не хватать немцам совсем в другом котле. В далеком отсюда Сталинграде. Но до того котла будет ещё долгих и страшных восемь месяцев весны, лета и осени сорок второго года.

И всего через несколько недель в Берлин пойдет панический доклад обергруппенфюрера Теодора Эйке, командира той самой дивизии СС 'Мертвая Голова', которая сейчас по пятам следует за группой подполковника Тарасова, словно охотничий пес, вцепляющийся в спину раненого, измученного волка, доклад о том, что от дивизии осталось лишь сто семьдесят человек. Из десяти тысяч.

Из десяти тысяч в строю останется лишь сто семьдесят. Вдумайтесь в эти числа.

Сколько из этих эсэсовцев уничтожили голодные, обмороженные, измотанные восемнадцатилетние пацаны во главе с подполковником Тарасовым?

Этого не узнает никто и никогда.

Потому что десантники не считают - сколько перед ними живых врагов. А мертвых им считать некогда.

Они шли и не знали, что своим отчаянным походом, разрезавшим Демянский котёл с севера на юг - они выиграли великую войну.

Но они этого не знали. А многие так и не узнают никогда.

- Воздух!

Колонна, двигавшаяся по просеке, почти моментально рассыпалась по лесу и замерла. Это уже были не те мальчики, три недели назад вошедшие в котёл. 'Это уже настоящие бойцы!' - с удовлетворением отметил про себя Тарасов.

Немецкий самолёт на бреющем пронесся над просекой.

Командиры отчаянно кричали:

- Не стрелять, не стрелять!

А десантники молча смотрели в небо, приподняв винтовки. Команды им уже были не нужны. Они знали - что делать.

Но немец заметил их. Он развернулся, сделав петлю и снова пошёл на снижение.

Бригада замерла, выжидая…

И…

Бомболюки раскрылись.

Вместо бомб посыпались какие-то бумажные листочки.

Он закружились снегопадом в апрельском небе, а самолёт сделал ещё один вираж, зачем-то помахал крыльями и умчался, скрывшись за лесом.

Бумажки весело падали на лес.

Одна из них упала перед Тарасовым.

Он поднял ее.

Там было отпечатано только два слова на русском:

'Тарасов! Сдавайся!'

Подполковник громко засмеялся:

- Фрицы бумажки на самокрутки подкинули!

Засмеялся слишком громко. Чтобы услышали.

Бригада молчала. А потом кто-то сказал:

- Ссуки, а табачка пожалели…

Десантники заржали в ответ командиру:

- Придётся по второму назначению использовать!

- Васька, для второго назначения пожрать надо! Ты попроси фрица, чтобы жрачки подкинул. Глядишь и бумажка в пользу пойдет!