Потом была победа - Михаил Иванович Барышев Страница 36

«Все огню да огню…» — и Петр Михайлович неожиданно вспомнил разведчика Смидовича на наблюдательном пункте.

Штурмовой батальон… Шарахнут немцы по батальону так, что он и до середины реки не доберется. Плотность огня противника в излучине количеством, массой не одолеешь. Артподготовкой не удастся подавить все огневые средства в первой траншее. Там у них доты с бронеколпаками.

— Разрешите, товарищ генерал, — подполковник встал и положил на стол листок приказа.

Зубец вскинул лобастую голову. Буйная шевелюра его колыхнулась, как грива у необъезженного коня.

— Не нужен штурмовой батальон, — сказал Барташов. — Прошу разрешить захват огневых точек в излучине штурмовой группой.

— Как группой? — генерал тоже встал. — И сколько вы думаете послать в этой группе?

— Двенадцать человек.

Это было обдуманное решение, выверенное собственными глазами у окуляров стереотрубы, подтвержденное в неприметных беседах с солдатами.

— Двенадцать разведчиков скрытно переправятся через реку и внезапным броском подавят огневые точки.

— И вы это серьезно говорите, подполковник? — генерал кашлянул. — Считаете, что двенадцать человек выполнят задачу усиленного штурмового батальона?

— Батальон не выполнит задачу, — убежденно ответил Барташов. — Его обнаружат, едва он начнет переправу, и уничтожат. При такой плотности огня первый бросок должен быть абсолютно скрытным.

— Но если мы пустим батальон, то полсотни же доберется на другой берег, — хрипло сказал генерал. — Ну, два-то десятка доберется наверняка…

— Так и я предлагаю двенадцать человек послать… Они все доберутся, и будет тот же счет, — сухо сказал подполковник. — Зачем же батальон под пулеметы посылать? Какой смысл, товарищ генерал?

— Оригинальничаете, Барташов, — командир дивизии, видно, Не нашел подходящего ответа. — В массовый героизм войск не верите?

Барташов поморщился. Он не любил, когда вслух говорили вещи, известные каждому.

— В массовый героизм наших войск я верю, — ответил подполковник. — Многократно был тому очевидец и верю глубоко. Однако не считаю героизмом без нужды подставлять под пули солдат…

Зубец начал медленно багроветь. Кустистые брови шевельнулись и сдвинулись к переносице.

— Теорию одиночек исповедуете, подполковник? — голосом, в котором пробилась ярость, спросил он.

— Исповедую здравый смысл, — ответил Барташов. — Прошу разрешить выполнение задачи штурмовой группе.

— Вы понимаете, на чем настаиваете?

Генералу удалось подавить невольную вспышку ярости, загнать ее внутрь. Он начал мерять комнату размашистыми шагами. Замелькали лампасы на генеральских галифе.

— Действия штурмового батальона — это же сердцевина всей наступательной операции, ее стержень. Мало одного батальона, пойдут в две волны, в три… Должны пройти! Если не пройдут, сорвется наступление дивизии. Здесь нам необходимо форсировать реку. Именно здесь!

Генерал подскочил к карте и суетливо стал тыкать пальцем в голубую ленту реки, подковой выгнутую на хрусткой, с нарядным глянцем бумаге…

— Если этого не добьемся, сорвем наступательную операцию армии. Вы представляете ответственность?

Барташов ответственность представлял. Поэтому и настаивал на штурмовой группе.

Он понимал, что двум десяткам человек, которые уцелеют из батальона, чудом пройдут ад на реке и доберутся до берега, не подавить огневых точек. Ошарашенные, обалдевшие от смерти и грохота, от ливня пуль, лишенные единой команды, единой цели, они зароются у подножья берегового обрыва, будут бестолково стрелять вверх и ждать, пока подойдет подмога — два десятка таких же, как они, из второй волны…

— План операции утвержден штабом армии, — заявил генерал. — Изменить его я не могу. Ваше предложение считаю фантастическим… Конечно, победителей не судят, Барташов. Но за невыполнение боевого приказа и срыв наступательной операции полагается трибунал. Можете быть свободным.

Когда за командиром полка захлопнулась дверь, генерал подошел к шкафу и налил водки. Колупнул ложкой из консервной банки свиную тушенку. Проглотил и поморщился. Выкинуть надо эту американскую гадость. Вестовой, оболтус, считает, что вкуснее тушенки нет ничего на свете, вот и подсовывает ее генералу. Селедочки бы сейчас на закуску, с луком и картошечкой…

Самое паршивое было то, что Зубец чувствовал, ощущал правоту Барташова.

Конечно, если скрытно переберутся на другой берег двенадцать разведчиков, они сделают то, чего не сумеют и полсотни наступающих солдат. Неужели эта простая мысль не пришла в голову ни ему, ни начальнику штаба дивизии, когда разрабатывался план операции?

В комнате было душно. Зубец снял генеральский мундир и кинул его на койку. Погоны с шитыми шелком звездами свесились с одеяла.

Он вдруг подумал, что мундир с красивыми звездами еще не делает человека командиром дивизии. Чтобы командовать, надо много знать. И учиться, а может быть, и хуже — переучиваться. Будь у тебя на мундире хоть дюжина звезд, ими не возместишь того великого умения, которое нужно на войне командиру стрелковой дивизии.

Подумал об этом без гнева, с тоской сожаления к самому себе. Устало потер виски и выпил еще рюмку. Закусывать не стал.

Да, срабатывало то, чему учили не один десяток лет. Доктрина лобовых ударов, наступлений, рассчитанных на уровень военной тактики гражданской войны. «Ура! Вперед! В атаку, за мной!» Сам Зубец водил так полк в финскую войну. Грудью кидались на доты, гробились, снова кидались И захватывали. Думали, уверены были, что иначе и воевать нельзя…

Двенадцать разведчиков на подавление огневых точек в квадрате 12—26 — и обеспечение форсирования водного рубежа!.. Засмеют в штабе армии. Вежливенько скажут генерал-майору: почему же он целую зиму перед этими точками простоял, если для их захвата требовалось всего двенадцать разведчиков? Скажут непременно и, более того, учтут при оценке действий командира дивизии во время подготовки и проведения наступательной операции. Одно дело, если бы для штурма потребовалось два батальона. Значит, было что штурмовать, значит, крепок был орешек, который сумел-таки раскусить командир дивизии. Другое дело, если управится без всякого шума дюжина разведчиков. Не велика, значит, была обедня.

Генерал скрипнул зубами и подошел к окну. Ох, как любят на войне шум! И он, командир дивизии, тоже любит, хотя, кажется, уже начал соображать упрямой своей башкой, что не всегда нужен этот шум.

Если разведчики не сумеют скрытно подойти?.. Тогда вместо сотен погибнут двенадцать человек.

Надо идти к командующему и добиваться изменения в приказе о подготовке и проведении наступления. Только не добьешься ведь! Генерал знал, что приказ до мелочей согласован с представителем фронта и вошел как составная часть в план общего наступления, закодированного условным названием «Багратион».

Генерал крупно шагал из угла в угол. Рассохшиеся половицы отрезвляюще поскрипывали под ногами.

Кинул подполковник штурмовую группу, как железного ежа медведю. Не отобьешься, чтобы в нем не завязнуть.

Зубец вдруг остро почувствовал отвратительное бессилие, которое последнее время порой наваливалось на него. Фронт расшатывал старые, привычные опоры,