Вячеслав Миронов - НЕ МОЯ ВОЙНА Страница 37

— Я сам все могу прекрасно делать. Не нужны мне помощники, — буркнул Модаев обиженно.

— Сейчас проверим. Сергей Николаевич, покажи мне рабочие карты командира батальона и свою, — Гусейнов решил поставить зарвавшегося пацана на место.

— Вот, — Серега достал из планшета карту.

И при беглом взгляде было видно, что склеена она крайне небрежно. Подписана кое-как, обстановка вообще не была нанесена.

— Понятно. Это чья карта? — спросил Гусейнов.

— Моя.

— А комбата где?

— Я ее сегодня закончу, не успел.

— Можешь дать расклад по личному составу?

— Примерно.

— Вот именно — «примерно»! Готовый штабной офицер к тебе идет, а ты от него отказываешься! Никто не думает тебя заменять. Или ты что-то против него имеешь?

— Не имею, — ворчливо ответил опозоренный начальник штаба.

— Тогда вперед! Перестановки сделаем, как Маков с Богдановым предлагают. Мулла, не лезь ни к кому со своей пропагандой. Готовь к битве лишь тех, кто сам тебя слушает. Так. Скоро у нас будет своя авиация.

— Как своя авиация? — Нуриев даже подскочил от радости.

— Я договорился с русскими военными, они помогут. Немало стоит, естественно, но можно будет наводить несколько раз на определенные цели. Правда, не тогда, когда нам захочется, а когда у них будут плановые полеты и стрельбы, но в эти дни они будут сбрасывать свои бомбы и ракеты туда, куда мы скажем.

— Это хорошо, вот только жаль, что не тогда, когда нам будет нужно.

— Что поделаешь, и это уже неплохо. Дорого, но лучше это, чем ничего.

— А как со связью? — спросил я у Гусейнова.

— Со связью не получается.

— Что, неужели вы не можете «Р-105» достать?! Кому эти гробы нужны?

— Пока не получается, — хмуро ответил Гусейнов.

— Гуд бай, Америка! — насвистел я себе под нос.

— Чего там говоришь?

— Ничего, это я про себя. Можем батальон положить без связи-то.

— Посмотрим. Может, кого будем отводить на переформирование, так у них и возьмем. Обстановка тяжелая, многие части здорово потрепали, некоторые только на бумаге и числятся. Денег не хватает на всех. Вот из вашего батальона сейчас конфетку сделаем, и пошлем на прорыв. Ладно, идите занимайтесь, а я посмотрю. Начальник штаба, построить батальон утром и будем делать перегруппировку. А сейчас новых офицеров накормить, переодеть, разместить.

Мы пошли на выход. В приемной забрали оружие и отправились с новыми офицерами к складу, чтобы переодеть их. Витька догнал меня и шепнул на ухо:

— Олег, ты сам с ними разберись, а у меня тут дело есть.

— Аида?

— Да, — кивнул он и испарился.

— А куда Виктор пошел?

— Дела у него.

— Дела сердечные?

— Они самые. Парень, похоже, всерьез влюбился, так что, Миша, не дергайся, порвет как вчерашнюю газету.

— Понятно, ты мне уже говорил. У самого-то как дома?

— Хрен его знает, не трави душу, постоянно об этом думаю, по идее, жена должна была уже родить, а что, как и почему — не знаю.

— М-да! Тяжело.

— Тяжело, Миша, очень тяжело. Главное выбраться из этого дурдома, а там мы заживем!

Так мы дошли до склада, переодели мужиков. Десантура очень быстро нашла общий язык. Видеть видели раньше друг друга, но не были знакомы. Тут же прямо на складе организовался импровизированный фуршет. Коньяк, вяленое и копченое мясо, консервы, сигареты — не «Памир», а вполне приличные болгарские. Я захватил на Витьку, курит как паровоз. Дурное дело не хитрое. Я вот одного боялся, чтобы в мое отсутствие никто на Витьку не дернулся. А то он сгоряча может и ствол вытащить, нескольких джигитов завалить. Из Стечкина — это плевое дело.

Мы уже собирались идти к себе, как вдруг со стороны медпункта донеслись звуки драки. Я рванул вперед. Мужики ничего не поняли, но тоже припустили. Забинтованный Мишка бежал последним.

Возле входа в санчасть Ахмед, Вели, Витька и двое из новой охраны дрались с толпой — человек в пятнадцать — ополченцев. Витька по курсантской привычке намотал на кулак ремень, и махал им как цепом, бляха со свистом рассекала воздух и опускалась то на чью-то голову, то на спину. Самое забавное, что ремень был не его, его портупея с пистолетом в кобуре была на поясе.

Охранники стояли в стойках каратистов и махали руками и ногами. А вот у нападавших были штык-ножи в руках. Ими, конечно, и дерьмо в горячем состоянии не разрежешь, но вот брюхо проткнуть можно. У многих ополченцев были зеленые повязки на головах. Фанатики. Интересно, и почему это я не удивился такому раскладу?

Я сходу с тыла врезался в толпу нападавших, одному закатал носком ботинка «пыром» по заднице, второму по затылку кулаком, в основание черепа, — с копыт долой, отдохни, сынок! Захватил левой рукой кулак правой и правым же локтем заехал в переносицу ближайшему уроду.

Нападавшие стали разворачиваться в нашу сторону. Тут подоспела подмога. Десантник начал махать ногами, пехота пошла боксом, Витька с охраной тоже не зевали. Через пару минут драка закончилась нашей полной победой. Все тяжело дышали, спины были мокрыми.

— Ну что, Ромео, из-за тебя вся эта фигня завязалась?

— Нет.

— А из-за чего?

— Пришли фанатики, — начал Ахмед, — сказали, что им мулла приказал привести к нему всех офицеров-инструкторов, и что теперь они будут нести охрану.

— Привет-привет! У муллы мозги вообще набекрень съехали!

— Наверное. Они попытались Виктора силой увести, ну мы и вмешались. Виктор попытался стрелять, но мы не дали. Горячий он очень.

— Это точно… Оборону против батальона мы не выдержали бы. Но ведь здесь Гусейнов, так какого черта мулла дергается?

— Не знаю. Мы сейчас к нему сходим и расскажем все.

— Давайте, сходите, только не долго. Может, мулла хочет, чтобы весь батальон принял мученическую смерть на полях за независимость своей Родины и великой мусульманской идеи?

— Не знаю, но то, что он стал шизофреником — похоже.

— И часто у вас такая катавасия, мужики? — поинтересовались новички.

— Бывает, но до открытого столкновения доходит впервые. Не хочет мулла, чтобы мы учили батальон, пусть сам и учит. Ладно. Пошли. Ужин приготовили?

— Все накрыто, остывает.

Часть тринадцатая

Мы уселись за стол, приглашали охрану, но те отказались. Ничего, нам больше достанется. Мы рассказали подробно, как нас судьба закинула сюда, как Модаев предал всех и подвел под расстрел, также рассказали, как и чему готовили батальон, и каких успехов достигли.

Мужики тоже рассказали о своих злоключениях, сообщили, что в каждой азербайджанской части есть офицеры-инструктора из захваченных в плен. Прокуратура и все командиры об этом знают, но никаких попыток вызволить их не делают.

Иногда кому-то удается вырваться. Сбежавшие из плена рассказывали страшные истории (страшные они лишь с точки зрения тех, кто не побывал в нашей шкуре, а для нас почти ничего нового и интересного не было). Например, некоторые командиры, чтобы не сбежали инструктора, приковывали их за шею к охраннику, а на ноги вешали гирю. Это называлось "обезьяна с грузом".

С армянской стороны пленных офицеров не было, зато было много инструкторов-наемников. Причем, по словам очевидцев, были там и добровольцы из числа офицеров и прапорщиков. Деньги по слухам платили хорошие, но и воевали они не за страх, а за совесть. Вот только не делали они никаких различий между азербайджанцами и всеми остальными. Дедушка Сталин всегда любил что-нибудь намешать. Вот и здесь, на стыке Грузии, Армении, Азербайджана он специально населил, намешал всех наций понемногу. Поэтому и бились все против всех. Прямо как мы.

У нас была одна мысль — вырваться, а кто победит — не важно.

Мы с Витькой пошли покурить. В голове шумело от выпитого.

— Ну, как у тебя?

— Знаешь, Олег, я вот думаю, что ради Аиды я, наверное, останусь здесь, не поеду домой.

— Ты, что совсем охренел? Любишь — забирай ее и увози к себе. Идиот! Надо же было до такой ерунды додуматься! У вас что-нибудь было хоть?

— Ничего не было. Просто я люблю ее. Люблю и все. Ради нее пойду на все.

— М-да, тяжелый случай. Ты хоть ей сказал о своей любви-то?

— Сказал.

— Ну и что?

— Ничего. Она покраснела и заплакала.

— И все? Это все?

— Все.

— Я всегда говорил, что женщины — это существа не с нашей планеты. Инопланетяне. А дальше?

— Ничего. Я обнял ее, гладил волосы, успокаивал, а она рыдала и ничего не говорила. Вся куртка в слезах.

— Это твой пот. Когда дрался, вспотел, ну, и когда пили — душно было.

— И ее слезы тоже. Я пойду к ней.

— Ага, давай, пьяный иди. Хочешь, чтобы она тебя выгнала — иди. Утром протрезвеешь и пойдешь. Только не обижай ее. Она мужа недавно потеряла. А тут ты со своей любовью. Ей душой оттаять надо. Время для этого надо.