Борис Зубавин - Июньским воскресным днем Страница 37

«О черт! — подумал он в это время. — Почему она с таким страхом взглянула на меня? Или мне это померещилось? — И тут же возразил себе: — А почему незнакомые женщины обязательно должны выражать восторг и восхищение, внезапно к тому же, увидев мою физиономию? Мой вид даже у жены давно не вызывает особого восхищения. Значит, нет повода для беспокойства. Но почему она со страхом посмотрела на меня? Ну, с негодованием, с огорчением, с иронией, с презрением — это я понимаю, допускаю. Но почему со страхом?»

Глава девятая

В это время женщина с зонтиком, о которой только что шла речь, позавтракав, перекинувшись ничего не значащими фразами с пограничным сержантом, очень учтивым, как она отметила про себя, но несколько ироничным юношей, направилась в город. Она действительно ни с кем не разговаривала, так как никого здесь решительно не знала да и не испытывала особой нужды в разговорах с незнакомыми людьми.

Она впервые видела границу, да еще на таком близком расстоянии, поэтому ее наивное любопытство выглядело вполне естественно. Сержант, разговаривавший с ней, несколько раз потом проходил вдоль забора, но даже не поглядел в ее сторону, вид имел скучающий и безразличный. Наблюдая за ним, она подумала, что этому юноше, вероятно, давно уже надоело исполнять караульные обязанности. Оказывается, границу пересечь не так-то трудно. Нужно совсем немного ловкости, чтобы перейти вброд скачущую по камням речку. И тогда человек окажется на другом берегу, в ином государстве, где и советские пограничники, и советские законы теряют весь свой смысл, свою силу.

Так рассудила про себя Лидия Николаевна во время завтрака. Перепелочка была маслянистая, чуть горьковатая, пахнущая дымком, помидоры мясисты. Несколько ломтиков свежеиспеченного хлеба, два небольших яблочка — и она сыта и бодра.

Отдохнув, полюбовавшись окрестностями, попристальнее рассмотрев спуск с пригорка, речку и другой, уже не советский берег, она собрала вещи и ушла.

Зной, плотно окутавший к полудню Чоповичи, она ощутила, лишь покинув дубраву и очутившись на узкой улочке, выложенной гладкими, плотно подогнанными друг к дружке камнями.

Улочка была пустынна. На распахнутых окнах одноэтажных домов, увитых виноградной лозой, висели надуваемые ветром занавески. Скоро улочка вывела ее на вокзальную площадь. Здесь, казалось, было еще жарче, и она раскрыла над головою зонтик. Над витринами магазинов свисали тенты из грубого полосатого полотна. Магазины были пусты. Продавцы поджидали туристов, скучая за прилавками. Все утренние поезда за рубеж и из-за рубежа прошли, до появления нового, полуденного, на Москву, оставалось еще несколько минут.

Лидии Николаевне захотелось пить, и она спустилась по каменным, истертым подошвами ступенькам в подвальчик и спросила вина.

— Красного? Белого? — вежливо осведомился усатый толстяк, стоявший за буфетной стойкой.

— Красного и терпкого.

Она села за покрытый клеенкою столик.

Вино было прохладным, густым, темно-красным, с розовыми пузыриками на поверхности и очень терпким. Она медленно, с наслаждением отпивала его глоток за глотком.

— У вас не так-то много посетителей, — сказала она хозяину подвальчика, когда тот, поставив перед ней стакан с вином и положив сдачу, вернулся за прилавок.

— Нас больше посещают приезжие, — ответил тот. — У местных свои виноградники. А у кого свой виноград, у того и свое вино. Хотя такого вина, как у меня, еще поискать. Я вам хорошего вина налил?

— Хорошего, — согласилась она.

— Не хуже «Бычьей крови».

— Я такого вина не пробовала.

— А бордо вы пробовали?

— Приходилось. Это ваше вино напоминает бордо.

Толстяк был польщен и заулыбался.

— Наше вино не грех пить и младенцам, и древним старикам. Оно всем приносит бодрость и здоровье. Стоит выпить стаканчик, как, глядишь, захочется и второй пропустить. Что вы на это скажете?

— Пожалуй, вы правы. Только полстаканчика.

— Как вам будет угодно. — Он принес холодный, запотевший кувшин и налил ей полстакана. — Сейчас должен прийти поезд, — сказал он, взглянув на часы, висевшие на стене. — Придет поезд, придут посетители.

— Куда? — спросила она.

— Сюда придут посетители, в подвальчик к дядюшке Поппу.

— Нет, куда идет поезд, я спросила.

— В Москву. Этот поезд идет в Москву.

— На московский поезд не трудно купить билет?

— Всегда найдется местечко в каком-либо вагоне.

— А если туда? — она сделала неопределенный жест.

Он понял ее.

— Туда, я думаю, тоже найдется местечко, если, конечно, разрешит начальство. Без такого разрешения билета никому не продадут. Это очень строго. Но у нас многие ездят. У кого родственники за границей, то всем дают разрешения. Причин много, чтобы съездить туда. На свадьбу, на крестины, навестить больную тетушку, мало ли что можно изобрести, и я еще не слышал, чтобы кому-нибудь отказали. Не подлить ли вам еще немножко?

— Пожалуй, столько же.

Он опять вышел из-за прилавка с кувшином в руках.

— Вы говорите — не отказали ни разу? — Она снизу вверх внимательно поглядела на него, когда он наливал ей из кувшина вина.

— Нет смысла, — отозвался он, вновь уходя за прилавок. — Посудите сами: какой смысл отказывать честному человеку, которому захотелось навестить братца или племянника? Хоть и откажут, то он, если не дурак, все равно навестит.

— Каким образом?

— У меня один приятель из соседнего села Семионово, некто Ференц Петрович Голомбаш — у него вино, между прочим, не хуже, чем мое, особенно красное, — так этот Ференц однажды осенью, много лет назад, не стал дожидаться разрешения, так ему приспичило выпить на дне рождения у своего двоюродного брата, и был таков. А надо вам заметить, это было поздним вечером, и, когда пограничники приехали к месту происшествия, Ференц уже выбирался на противоположный берег, и с ним ничего не могли поделать. Правда, через три дня, а быть может, и через четыре, этого я вам точно не могу сказать, когда Ференц попытался и обратно вернуться таким же способом, пограничники подстерегли его, и ему-таки здорово досталось на орехи. Но у брата-то он все-таки попьянствовал! И все из-за того, что долго тянули с разрешением. Выдай это разрешение поживее, и он поехал бы в гости, как все люди, на мотоцикле или на поезде.

— А он и сейчас живет в этом селе?

— Куда же ему деваться? У него там дом, жена, дети, хозяйство. Он же колхозник и, должен сказать вам, очень неплохой. В Семионово его знает и стар и мал. Стоит спросить: Ференц Петрович Голомбаш, который ходил к брату на выпивку, — и дело с концом.

— А кто дает разрешение на выезд? — допивая вино, как бы между прочим спросила она.

— Это надо узнать у пограничников, — ответил виноторговец. — Я не в курсе дела. За границей у меня никого нет: ни свата ни брата, а в туристы я записываться не намерен. Вот здесь недалеко на площади штаб контрольного пункта, на вокзале сидит дежурный, они все мигом объяснят.

За дверью послышались голоса, и в подвальчик, громко смеясь, переговариваясь и стуча каблуками по ступенькам, спустилась компания мужчин и женщин. Они расселись, бесцеремонно гремя ножками стульев, за столики и потребовали три кувшина вина. Лидия Николаевна расплатилась и вышла. Полуденная жара, царящая на площади, вновь охватила ее. Но она уже не обращала на жару внимания. Все было в ней предельно напряжено. С сумкой и зонтиком в руках (плащ она еще в подвальчике уложила в сумку) Лидия Николаевна решительно направилась через площадь и скоро, миновав лавочки и магазины, отель, фонтан, стоянку автомашин, солдата-пограничника, бодро жарившегося у входа в штаб КПП под яростным солнцем, вошла в здание вокзала и у первого же встретившегося ей носильщика спросила, как пройти к дежурному офицеру пограничной службы.

Небольшой зал ожидания, который ей предстояло пересечь, с традиционными МПСовскими деревянными диванами, полукруглыми окошками билетных касс, газировщицами и мороженщицами, был полон транзитных пассажиров и решительно ничем не отличался от всех других железнодорожных вокзалов. Здесь, как и всюду, мели пол огромными мокрыми тряпками, надетыми на швабры, и была, как всюду, массивная дверь с медной, надраенной мелом ручкой и разноцветными стекляшками, над которой полукругом сияла надпись: «Ресторан». Лидия Николаевна миновала эту дверь, диваны, мороженщиц, осторожно, балансируя руками, на цыпочках обошла поломоек, гнавших перед собою огромную грязную лужу с грудой сырых опилок, и очутилась на перроне. Вагонов уже не было. Их отогнали для переформировки на запасные пути. Не было и полосатого шлагбаума, отгораживающего вход в таможенный зал, разделяющего перрон на две части. Туристы праздно разгуливали по всему перрону. Лидия Николаевна, волнуясь, увидела дверь с надписью «Дежурный КПП» и, чуть поколебавшись, переступила порог.