Ибрагим Абдуллин - Прощай, Рим! Страница 37

После обеда он снова вернулся в кабинет. Несмотря на тягостные мысли, жареный голубь, так и тающий во рту, доставил ему колоссальное наслаждение. Он выпил стакан прохладного апельсинового сока, нажал кнопку вентилятора. В кабинете пахнуло целительной свежестью. Король откинулся на спинку кресла и погрузился в думы.

«Когда история делает резкий поворот, за рулем важно иметь человека с твердой рукой. Политики и интриганы давно уже стали ненавистны народу. Значит, нужен кто-то, у кого было бы имя, была бы популярность, и в то же время не замешанный в темных и бесславных махинациях деятелей, непосредственно причастных к власти. Нет, ни Гранди, ни Чиано не годятся!.. Единственный подходящий человек — маршал Бадольо. Правда, ему уже семьдесят три года, но он солдат с железной рукой. Война в Эфиопии, где он был главнокомандующим, умножила его славу. И к нему, Виктору Эммануилу, он всегда относился с подобающей почтительностью. Можно надеяться, что Бадольо теперь тоже не даст в обиду своего монарха. Итак, вот он — нужный человек!..»

Король несколько успокаивается и снова возвращается к своей коллекции. Ему уже давно хочется написать статью о японских монетах. Но сегодня не такой день, чтоб думать о статье. В голове навязчиво вертится мысль о том, что император Японии оказался правителем умным и дальновидным. Так-таки не ввязался в войну с Россией. А вот Муссолини отправил туда армию в двести тысяч человек и обрек ее на поголовный разгром в русских степях… Опьяненный властью, дуче, видимо, всерьез замышлял скинуть его с престола, который он получил по праву наследства. В последние годы Муссолини не разрешал ему без предварительного утверждения даже коротенькую речь произнести, когда он, Виктор Эммануил, принимал в своем дворце иноземных королей или глав иностранных государств. Каково-то он запоет теперь, когда ему без обиняков предложат подать в отставку? Станет ли, как бесталанный актер, цепляться за свою роль до последнего или?..

Под мерный гул вентилятора король впадает в дрему, и снятся ему восторженные клики, которыми толпа приветствует восседающего на белом коне верховного главнокомандующего.

3

Заседание «Большого фашистского совета» затянулось до глубокой ночи. Председательствовал Дино Гранди, который и зачитал проект резолюции, где выражалось недоверие дуче и предлагалось отстранить его от командования вооруженными силами. За резолюцию голосовало семнадцать человек, среди них и ближайшие сподвижники Муссолини, вроде его зятя, графа Чиано. Против — семь человек.

Ночь выдается беспокойной. Большинство членов совета, голосовавших за «недоверие», предпочли не возвращаться домой, спрятались у друзей или родственников, опасаясь, что взбешенный тиран обратится к чернорубашечникам и попытается отомстить. Однако Муссолини не смог решиться на крутые меры. Он слишком ясно понимал, что почва ушла из-под ног. Народ и армия ненавидят его.

И все же на следующее утро, 25 июля, первым делом он позвонил заместителю министра внутренних дел Фариначчи, которого считал единственным до конца преданным себе человеком. Позвонил в надежде, что тот подскажет ему какой-нибудь выход из создавшегося положения и способ расправы с коварными заговорщиками.

Но Фариначчи не оказалось дома. Не было его и в министерстве. Муссолини вздрогнул от недоброго предчувствия: «Значит, сбежал! Трус! Предатель!..»

Что же теперь делать? Чтобы успокоиться, он принял холодный душ и, хотя день был воскресный, отправился в Палаццо Венеция. В голове была сплошная муть, думать ни о чем не хотелось. Он вдруг почувствовал себя дряхлым, слабым, больным. Опять привязалась изжога. Он вызвал личного секретаря.

— Чезаре, позвони королю. Я хотел бы встретиться с его величеством.

— На какой час просить аудиенцию, дуче?

— После сьесты. В пять.

— Слушаю, дуче.

Муссолини посмотрел в окно на памятник Виктору Эммануилу II, первому королю объединенной Италии. Вспомнил о годах, когда он сам властной рукой правил этой страною, вспомнил о своих мечтах — еще недавно дуче казалось, что ему тоже уготована вечность в мраморе и бронзе… Мечты…

Ровно в пять часов машина дуче подкатила к воротам виллы Савойя. Он приехал, по предложению короля, в темно-синем штатском костюме. Сняв шляпу, Муссолини зашагал ко дворцу. Шел и лихорадочно размышлял. Надо было послушаться начальника полиции Гальбиати и немедленно арестовать всех оппозиционеров… Гордость, что ли, ему помешала? Или слишком уж он был уверен в своем могуществе?.. «Да, да, Бенито, нельзя было полагаться лишь на собственную мудрость. Теперь вот король стал хозяином положения. Неспроста он предложил явиться в штатском…»

Перед ним распахнулась тяжелая резная дверь.

— Добро пожаловать, дуче!

Король встретил его приветливым жестом и любезной улыбкой, будто друга, приглашенного на интимный ужин. Впрочем, король его и не думал приглашать, Муссолини сам попросил аудиенцию.

«До чего же мал и уродлив, — подумал Муссолини, и сам-то не отличавшийся высоким ростом, глядя на человека, который отобрал у него звание верховного главнокомандующего. — Точь-в-точь мышонок…»

Виктор Эммануил III увел «гостя» в свой кабинет. Адъютант короля Пунтони остался за дверью. Он приложил к дубовой створке ухо, но ничего не разобрал. Разговор в кабинете велся вполголоса. Муссолини чуть ли не шепотом объяснялся… Ага! Вот он толкует о положении на фронтах… Кого-то обвиняет, но кого — Пунтони не расслышал. А если немного приоткрыть дверь? Нет, нельзя…

Муссолини замолчал, и заговорил король — громко и четко:

— Вас теперь вся Италия проклинает. Во всех бедах народ обвиняет только одного вас!

— Но «Большой фашистский совет» не имеет права лишать меня власти. Совет всего лишь консультативный орган, — неуверенно протестует Муссолини.

— Имеет, — пронзительно взвизгивает король. — «Большой совет» утвержден обеими палатами парламента. Это официальный законодательный орган, и его решения обязательны для всех.

— Следовательно… — невнятно, словно рот его набит кашей, бормочет дуче.

— Следовательно, я советую вам подать в отставку.

— В отставку?! — Пауза. Слышно лишь, как жужжит вентилятор. — А кто займет мое место?

— Во главе правительства станет маршал Бадольо.

— Этот провонявший нафталином старец?..

— Народ доверяет маршалу, — отрезал король.

Услышав приближающиеся шаги, Пунтони метнулся к столику с газетами. Дверь отворилась.

— Надеюсь, что вы не отдадите приказа о моем аресте? — сказал Муссолини, нарочно изо всех сил сжав вялую ладонь короля.

— Нет. Напротив, я позабочусь о вашей личной безопасности.

— Спасибо. Прощайте.

— Прощайте.

Не верится ему, что этот коварный мышонок, этот уродливый щелчунчик сдержит свое слово. Не иначе как он замыслил какое-нибудь злодейство.

Вдруг ему на ум пришел Юлий Цезарь, его кумир, которому он пытался все эти годы подражать. Тот был бесстрашным и не имел склонности верить всяким предзнаменованиям, приметам. Даже когда ему передали письмо с предупреждением о готовящемся покушении, он только отмахнулся: убийце Цезаря все равно несдобровать!.. Продолжая сжимать в руке свиток, где речь шла о заговоре, Цезарь, однако, припомнил сон, снившийся ему перед пробуждением. Во сне он летал на облаке, и сам Юпитер пожал ему руку… А жене его Кальпурнии привиделся разрушенный фронтон, который был сооружен на их доме по постановлению сената — в знак почета… В тот же день убийцы нанесли ему двадцать три раны… Постой, постой, а что же ему, Бенито Муссолини, приснилось нынче?.. В голове по-прежнему была муть, сумбур, неразбериха…

Так и не успел дуче собраться с мыслями. Из-за стволов столетних платанов вышли два офицера и пригласили сесть в оказавшуюся тут же санитарную машину. Объявив ему об аресте, они попытались, однако, успокоить Муссолини, толкуя случившееся скорее как меру предосторожности, чтоб защитить его от ярости толпы. Однако прожженный политический авантюрист сразу сообразил, что к чему. Обмяк, печально покосился на свою машину и, надвинув шляпу на лоб, сел в санитарную. Дверца с треском захлопнулась. Дуче померещилось, что опустилась крышка его собственного гроба…

Вечером того же дня по радио были переданы два чрезвычайных сообщения. Диктор с эпическим спокойствием произнес слова сенсационной новости: «Короле Виктор Эммануил III сегодня в пять часов тридцать минут вечера принял отставку кавалера Бенито Муссолини. Председателем Совета Министров назначен маршал Бадольо…» Дальше тон диктора стал полон чувства и пафоса: «В торжественный час, когда решается судьба родины, каждый должен занять свой пост, как это ему повелевает долг, вера и воинская дисциплина. Не должно быть терпимо никакое отклонение, не следует разрешать никаких взаимных обвинений…»