Вацлав Подзимек - Стальная рапсодия Страница 37

Это мне порядком надоело, и я, не скрывая раздражения, объявил:

— Пятиминутный перерыв… Чтобы все получили возможность детально меня рассмотреть.

Малечек за всех ответил, что это им ни к чему: чтобы рассмотреть, как выглядит человек, готовящийся к обручению, не стоит устраивать перерыв. Оказывается, гораздо больше я интересовал его как жених.

Не успел я достойно ответить Малечеку, как прибежал посыльный и сообщил, что майор Кноблох ожидает моего звонка. С того времени как нам удалось поговорить откровенно и кое-что выяснить, и особенно после Иткиного приезда, стала пропадать былая напряженность в наших Отношениях. Но как бы там ни было, новость порядком подпортила мне настроение.

— Сожалею, — услышал я в трубке голос майора, — но вам придется зайти. Возникла необходимость кое в чем разобраться. И советую поспешить, иначе опоздаете на поезд.

«Ну вот, уже и Кноблох знает, что я собираюсь обручиться», — в сердцах подумал я.

В кабинет майора я вошел, готовый к любым неприятностям. Свободника Гисека, растерянно прижимавшего к груди два аккуратно завернутых букета, я увидел лишь после того, как прикрыл за собой дверь.

— В города его остановил комендантский патруль, — сказал Кноблох, кивая в сторону Гисека.

— Я отправил его как члена бюро в городской комитет ССМ договариваться о переносе нескольких мероприятий на более поздний срок, — объяснил я начальнику штаба, испытывая несказанное облегчение. — Все это подробно записано в его увольнительной записке.

— Дело не в этом. Он непристойно вел себя в отношении патруля. — Майор подчеркнул слово «непристойно».

Я укоризненно посмотрел, на Гисека. Тот заметно покраснел:

— Разрешите, товарищ майор? Я предъявил им увольнительную записку и пояснил, куда и зачем ходил… Это на тот случай, если они чего не поймут… Но их заинтересовали букеты. Я сказал, что у меня две девушки и обе имели неосторожность родиться в один и тот же день. А потом, видя их удивленные лица, добавил, что это так и есть на самом деле и я отнюдь не собираюсь делать из них идиотов. В смысле — из патруля… Может быть, они обиделись? Вот только никак не пойму, из-за чего.

— Прямо святая невинность! — проронил майор Кноблох. — А между тем дело вовсе не шуточное. Мыслимо ли так разговаривать с патрулем?

— Куда вы направлялись с этими букетами? Кому вы их несли? — поинтересовался я с разрешения майора.

Гисек еще гуще покраснел, явно не зная, что отвечать. Видимо, мне он посчитал неуместным повторять историю о двух девушках, родившихся в один день.

— Так что, услышим мы наконец ответ? — нетерпеливо подгонял я его.

Однако Кноблох решил отложить исповедь Гисека.

— Можете идти, — приказал он свободнику. — А букеты оставьте здесь. Так будет лучше. И помните, если нечто подобное повторится, пеняйте на себя. В другой раз вам не удастся отделаться так легко.

Гисек, совершенно поникший, каким я его еще не видел, ушел, не забыв положить оба букета на стол майора Кноблох а.

— Начальник патруля страшно на него обозлился, — пояснил мне Кноблох, — и требует разбора и наказания.

Он, конечно, преувеличивает значение происшедшего, но мне кажется, что вам стоит все-таки проучить Гисека. Я пообещал, что так и сделаю.

— Да-а, — протянул майор, глядя на меня, — в таком случае с Гисеком проблем больше нет. Теперь на очереди вы, поручик. — В его голосе зазвучал металл. — Не стыдно вам? Как можно пользоваться услугами солдат? Да еще в таком сугубо личном деле, как обручение?! Неужели самому нельзя сходить за цветами? Я, между прочим, когда собирался обручиться, целую неделю ходил подбирать букет. Сам.

Я начал догадываться, в чем тут дело, а майор продолжал:

— Два-три раза прибегнете к услугам солдат, а потом они потребуют от вас ответной услуги… Тут и конец всем принципам, командирскому авторитету.

— Но я действительно понятия не имел об этой истории с букетами, — попытался я подать голос в свою защиту. — Бюро ССМ обратилось ко мне с просьбой отпустить Гисека в городской комитет. Я согласился и выписал увольнительную записку. Это все, товарищ майор. Ни о каких букетах и речи не было.

Он с нескрываемой грустью посмотрел на меня:

— Я бы скорее поверил вам, если бы вы сказали, что необходимость приобрести букеты заставила вас придумать Гисеку причину для выхода в город.

Теперь уже я посмотрел на майора с грустью:

— Товарищ майор, я бы никогда не позволил себе лгать вам.

Похоже, что мои слова возымели действие. Майор задумчиво протянул:

— Тогда я просто не знаю, что об этом и думать.

Я заверил его в своей решимости докопаться до истины.

— Хорошо, но займитесь этим сейчас же, иначе не успеете разобраться до отправления вашего поезда. А это возьмите с собой, — махнул он рукой в сторону цветов. Потом быстро взял со стола газету и еще раз очень аккуратно обернул оба букета.

— Мне бы не хотелось, чтобы в батальоне пошел слушок, будто я одариваю подчиненных цветами, — добавил он, вручая мне объемистый сверток.

Я шел и чувствовал, как букеты жгут мне руки. Придя в канцелярию, я сразу вызвал Гисека, однако вместе с ним явилось все ротное бюро ССМ. В полном составе. Во главе с председателем Иваном Метелкой.

— Я хотел поговорить только с Гисеком, — выразил я свое недовольство.

— Мы просим разрешения присутствовать, — в один голос заявили члены бюро. — Это была коллективная идея…

— Ну что ж, рассказывайте, — согласился я.

— Короче говоря, мы пришли к выводу, что на обручение вы действительно успеете, даже если поедете после обеда. Но элементарные расчеты показали, что купить цветы вам уже не удастся при всем желании. Итак, элементарные расчеты… — продолжал Метелка.

— Поближе к делу, — нетерпеливо прервал я его.

— В общем, к тому времена цветочные киоски уже будут закрыты. В Праге же субботнем вечерам вы ничего приличного не найдете. Это — с одной стороны. А с другой — явиться на обручение без цветов нельзя. Все.

Честно говоря, мне и в голову не приходило, что для такого мероприятия необходимы цветы. Целых два букета. Последний факт мне был наименее понятен, и я поинтересовался у Метелки, зачем понадобился второй…

— Один для невесты, второй — для ее матеря, — объяснил командир взвода. — Так, простите, полагается.

— Ну, вы, конечно, в таких вещах человек многоопытный, — не удержался я.

Мое замечание было встречено гробовым молчанием.

— Понятно, — продолжал я, — значит, поход в городской комитет вы выдумали для того, чтобы Гисек мог купить мне букеты. Я же попался на вашу удочку.

— Идти туда было нужно. Если не сегодня, то уж завтра обязательно. Вы и сами об этом знаете не хуже нас. Мы лишь совместили приятное с полезным, — рассудил Гисек. Он уже пришел в себя после встречи с майором.

У меня вдруг мелькнула мысль, что такие прекрасные гвоздики не раздают солдатам даром.

— Сколько с меня? — спросил я.

После недолгого раздумья Гисек назвал сумму и тут же извинился за то, что цветы зимой значительно дороже, чем летом.

Я расплатился и отпустил всех членов бюро. Однако, когда они собрались уходить, я неожиданно почувствовал, что сказано еще не все. И что последнее слово должно остаться за мной. Надо же им хоть как-то объяснить, что они не правы…

— Спасибо, — только и смог я произнести вопреки всем законам логики.

Глава 32

Несмотря на то, что в спальном мешке я свернулся клубком, а в печке весело потрескивали дрова, я чувствовал, что мороз начинает проникать во все щелки. Приближалось утро. Как раз в такое время бывает холоднее всего. Я начал подумывать о том, что хорошо было бы встать и немного согреться в движении.

Начинался третий день дивизионных тактических учений. Совсем немного времени отделяло нас от выдвижения в район сосредоточения. Беспокоило одно — сумеем ли мы завести двигатели на таком лютом морозе? Вечером мы подготовили все, как и полагалось. Но мороз оставался морозом. Масло застывало и в двигателе, и в системе трансмиссии.

— Может, пора поднимать? — донеслось из соседнего мешка.

Я узнал голос Метелки.

— Еще немного обождем, — ответил я. Честно говоря, мне не хотелось нарушать тишину, столь необычную там, где сосредоточено так много техники.

Прежде чем я сумел насладиться окружающим покоем, предутреннюю тишину разорвал рёв мотора, из последних сил борющегося со снежными сугробами. Затем мотор стих, и тут же раздался голос, оповещающий о прибытии полевой кухни с горячим супом. Через несколько минут все были на ногах.

— Вы торопитесь так, будто уверены, что он на самом деле горячий, — попытался охладить пыл солдат, разбуженных столь приятной новостью, десятник Пехачек.

Солдат, приставленный к полевой кухне, кричал: