Николай Чебаевский - Страшная Мария Страница 38

В остекленных сенцах Марию с волисполкомовцем встретили двое, предложили сдать оружие.

— Шибко жарко спор пылает, — усмехнувшись, объяснил один. — Расходиться станете — обратно заберете. А то недолго до пальбы…

Мария подалась было назад. Но волисполкомовец заслонил двери.

— Не дури, все сдают оружие на время. Такой приказ. Я, вишь, тоже обезоруживаюсь. — Он с готовностью протянул дежурным свой револьвер.

Препираться было бесполезно. Выхватить наган и уложить волисполкомовца, стоявшего в проходе, попытаться вырваться из западни? Еще не было полной уверенности, что это западня — волисполкомовец сам сдал револьвер, а он тоже советский работник и бывший партизан.

Мария нехотя отдала оружие, прошла в дом. Народу там набилось битком. Сидели на лавках вдоль стен, на стульях, на табуретках, на подоконниках и просто на полу в двух смежных комнатах. Сердце у Марии похолодело от того, что она увидела и услышала. За столом в красном углу горницы сидел Рогов. Рядом стоял эсер Новоселов. По одутловатым щекам его с висков катились струйки пота.

— Будем создавать и оборонять подлинную Советскую власть! — вскинул он вверх руку, будто для сабельного удара.

Руки у Новоселова были жилистые и непропорционально туловищу длинные. По уверениям приближенных, это были руки истинного кавалериста-рубаки, но Мария-то знала, что Новоселов вместе с дружками-анархистами больше любил показывать удаль в расправах над безоружными, чем в сабельных боях.

— Будем отвоевывать исконно крестьянскую вольную волюшку! — продолжал Новоселов. — Ни царских сатрапов, ни колчаковских правителей, ни коммунистических комиссаров не надо русскому мужику, ему нужна свобода, земля — и больше ничего. Мы за Советскую власть без комиссаров! — выкрикнул Новоселов.

Среди собравшихся тоже загорланили:

— Сибирскому мужику не по пути с российскими лапотниками!

— Мы за Советы, но против коммунистов!

«Что все это значило? Куда и зачем ее привезли? Что тут затевается? — лихорадочно соображала Мария. — Разве может быть Советская власть без коммунистов? Неужели этого не понимает Новоселов? И если уж не понимает, то почему никто не одернет, не образумит.

Мария вскочила с места, хотела крикнуть, чтобы Новоселов не наводил тень на ясный день. Ее опередил какой-то кудлатый, молодой еще, но уже совершенно седой мужик, примостившийся на подоконнике.

— Тогда не Советскую власть тут собрались оборонять, а кулацкую становить!

— Да уж не лапотную! — побагровел Новоселов.

— То-то, гляжу, даже каратели здесь объявились. Знать, твоя вольная крестьянская жизнь при новой власти без коммунистов им не претит!.. — ядовито бросил седой, тыча пальцем в дальний угол.

Мария глянула туда и обомлела. В углу стоял Семка Борщов! Только колчаковский начальник милиции был теперь не в мундире, а в сатиновой синей рубахе-косоворотке… Да, если уж и этот гад оказался здесь, то ждать добра не приходится.

Был бы при ней наган, она немедля пристрелила бы паразита. Но, видно, поэтому и обезоруживали заранее, что тут не один такой Семка. Да и Новоселов за свои слова пули заслуживает.

— Заткни хайло! — гаркнул Новоселов кудлатому. — Борщов давно нам не враг! Он мне, хочешь знать, жизнь сохранил. Прошлой весной я белякам в лапы угодил, так он повел меня будто на расстрел, а сам на волю отпустил.

— Ну, значится, еще тогда он понял, что ты только снаружи красный, а внутри — черный, как головешка! — поддел седой.

— Говорю, заткнись! Не то Колчак тебя до седины довел, а я вовсе жизни лишу! — Рука Новоселова потянулась к желтой блестящей кобуре, висевшей у него на животе.

Седой, однако, был не из робкого десятка. Не обращая внимания на угрозу Новоселова, он продолжал ядовито:

— И присмотреться, так больно мало чего-то здесь боевых партизан. Компания собралась с бору да с сосенки…

— Это ложь! — гаркнул волисполкомовец. — Я партизан с восемнадцатого. И Мария вот… Даже она приехала, а какую ужасную расправу сотворили колчаковцы над ее матросом и ребенком — все знают. Значит, никто не смеет нас упрекать в сочувствии белякам!

Седой глянул на волисполкомовца презрительно.

— О тебе не слыхивал, чтоб ты за ради Советской власти живота не жалел. А о Марье и ее матросе слава доходила, хотя не в нашем отряде они партизанили. Поэтому пущай-ка она сама скажет, зачем сюда явилась. — И седой уперся в Марию требовательным взглядом.

В том, что тут происходит, Мария начала разбираться и поэтому сказала твердо:

— Ехала я сюда Советскую власть крепить, а тут, чую, мухлюют… как бы половчее подсунуть какую-то новую. Похоже, на кривой кобыле хотят объехать.

— Правильно, Марья, учуяла! — радостно крикнул седой. — Советская власть для нас одна — та, за которую твой матрос голову сложил. А на кривой кобыле народ не объедешь!

— Молчать, комиссаровский последыш! — рявкнул Новоселов, потрясая наганом. Выстрелить он не решался, потому что между ним и седым торчало слишком много мужичьих голов — пуля могла отправить на тот свет кого не надо.

— А ты, Григорий, чего супишься? — обратился седой к Рогову. — Разве не чуешь, куда тебя тянут? Неужто не смекаешь: ведь Новоселовым да борщовым ты нужен вроде приманки. Чтоб народу поболе клюнуло на ихний крючок. Глядите, дескать, сам партизанский батька с нами!..

Рогов сидел угрюмо нахмурившись, словно трудно решал, чью сторону окончательно взять в этой разгоравшейся схватке.

Но тут он взвился, будто седой кипятком на него плеснул. Крикнул взбешенно:

— Вышвырнуть этого краснопришельца в окошко!

— Э-э, нет! Я сам лучше выскочу, — седой вспрыгнул на подоконник, мигом выметнулся на улицу.

В комнатах поднялся несусветный тарарам. Лишь немногие мужики, видимо, из тех, которые от растерянности не решались теперь ни на какое действие, остались неподвижными. Все остальные сорвались со своих мест. Одни рванулись в погоню за седым, выскакивали в окошки, другие, решившие подобру-поздорову уйти из опасной авантюры, втягивали голову в плечи и торопливо проскальзывали в дверь. Ругань, матерщина обрушились водопадом, захлопали выстрелы.

В общей суматохе Мария тоже выбежала во двор. Первым желанием было — броситься к ходку, на котором привез ее волисполкомовец. Но партизанский опыт помог Марии и тут. Она мгновенно сообразила, что это грозит верной гибелью. Не успеет отвязать коня, как ее сцапают. А если и успеет вскочить в ходок, то догонят на улице или подстрелят, как ворону. И она бросилась не туда, куда устремилось большинство — на улицу, к подводам, а на задворки. Перескочила через городьбу и, пользуясь общим замешательством и свалкой, по-за огородами успела добежать до крайней ограды, где приметила заседланных коней. Подняла два пальца. Ездовой вскинул вверх два раза кнутовищем и, видя, как она запыхалась, торопливо подвел ближнего коня. Только спросил:

— С чего переполох-то? Опять краснопришельцев ловят?

Мария вместо ответа потребовала:

— Давай кнут!

— Но ведь… это… — растерялся ездовой.

— Другой возьмешь.

Мария выхватила у него кнут, огрела коня, вымахнула за ворота. И вовремя. Едва успела она миновать первую заставу, как в ограду ворвался Семка Борщов с волисполкомовцем.

— Кто стерве коня дал? — заорал Красавчик.

— Так ведь… она пароль показала, — оробевший ездовой поднял два пальца. — Сказала: краснопришельцев ловить…

— Краснопришельцев! Она сама насквозь красная. Это ж Страшная Марья, болван!..

— Так мне… как велено…

— Велено! Башку надо иметь на плечах. — Семка так трахнул мужика по уху, что тот опустился на карачки.

Вскочив на коней, Семка и волисполкомовец устремились за Марией. Они надеялись, что о тайной заставе Мария ничего не знает, и ее там непременно задержат.

Но в двух верстах от Лапаевки Мария дважды вскинула кнутовище вверх. В ответ над кустами взметнулась рука с двумя расщеперенными пальцами. И Семка с волисполкомовцем, оставшись с носом, начали бешено нахлестывать коней, открыли пальбу. Но вооружены они были револьверами, и пули не доставали Марию. Стало ясно, что теперь все зависит от коней, от их резвости и выносливости.

Расстояние между преследователями и беглянкой стало медленно сокращаться.

Впереди дорогу пересекала речка. Мария круто повернула прямо по руслу. Семка с волисполкомовцем не сообразили, что, на минуту исчезнув с глаз под берегом, Мария может направиться не по дороге, а по воде. Она успела скрыться за прибрежными ветлами, а преследователи поспешили дальше по дороге. Вскоре они разобрались, что дали промашку. Кинулись обратно, стали рыскать по кустам.

Мария могла бы уйти от погони: неподалеку пролегала другая проселочная дорога. Но случилось что-то с конем. Загнала его Мария или раньше он был надорван, только, выскочив на берег, вдруг заспотыкался, захрипел, вот-вот упадет. Мария поспешно спрыгнула с седла.