Виктор Кондратенко - Без объявления войны Страница 38

Так родилась в редакции новая крылатая фраза.

Пришел замредактора батальонный комиссар Синагов. Поздравил меня и Бориса Палийчука с присвоением воинских званий. Сергей Иванович Вашенцев принялся рассказывать о посещении перед отъездом на фронт ГлавПУРа, где ему было обещано высоким начальником звание генерал-майора интендантской службы.

— А ведь неплохо получить такое звание и возглавить выездную писательскую бригаду на каком-нибудь участке фронта. Надеюсь, друзья, вы с охотой поедете со мной? — спросил Вашенцев и добавил: — Как там сказано у Лермонтова? «Их ведет, грозя очами, генерал седой».

Улеглась радость встречи, и многие перед летучкой поспешили в буфет запастись бутербродами. Твардовский, отозвав меня с Палийчуком в сторону, сказал:

— На войне без шутки не проживешь. Давайте, братцы, повысим Сергея Ивановича в звании.

Позвали Веру и Нину, девушек, ведающих редакционной почтой. Александр Трифонович попросил их из старых телеграмм составить Вашенцеву поздравление с присвоением очередного воинского звания.

Телеграмму вместе с газетами положили Вашенцеву на подушку и вышли из комнаты. Он вот-вот должен был возвратиться из буфета.

Началась летучка. Крикун с Кисилем принялись планировать материалы, посвященные воинам 26-й армии. Редактор занялся беглым просмотром почты, и в это время Твардовскому передали записку. Он показал ее мне. Вера с Ниной били тревогу. Оказывается, в комнату Вашенцева случайно зашел Урий Павлович Крикун, обратил внимание на телеграмму и пришел в недоумение: как же она миновала секретариат? Взял да и положил ее вместе с поступившей почтой в папку редактора.

Что-либо предпринять было поздно. Мышанский уже держал в руках поздравительную телеграмму. Прочел ее раз, другой, наморщил лоб. Видимо, ему не очень нравилось то, что в редакции вдруг появился такой высокий начальник. Но делать было нечего. Повертев в руках телеграмму, он взглянул на Вашенцева:

— Сергей Иванович, вы интендант первого ранга.

— Так точно.

— Так вот, пришла телеграмма... В ней сказано о присвоении вам очередного воинского звания. Значит, вы генерал-майор интендантской службы.

Все принялись поздравлять Вашенцева. Я почувствовал, что у старого дивана, на котором я так удобно расположился, стали слишком острые пружины. Шутка зашла далеко. Она катилась с горы, словно снежный ком, и превращалась в лавину, грозившую нам большой неприятностью. Мышанский тут же позвонил в военторг и спросил, можно ли заказать форму для генерала интендантской службы. Военторговцы попросили подождать денька три: у них не было нужного материала на лампасы.

Когда после летучки Твардовский рассказал Мышанскому историю с телеграммой, тот, хотя и отчитал нас, но, вспомнив о своем звонке в военторг, расхохотался.

Уладив все в редакторате, наша троица направилась к Вашенцеву. Сергей Иванович, взглянув на нас, насторожился:

— Чувствую какой-то подвох.

— Сережа, ты уже был почти генералом. Но тебе, милый, не хватило сукна на лампасы. Великодушно извини нас. — Твардовский скрестил на груди руки.

— Так это вы?! Да как вы посмели послать такую телеграмму редактору? — вскипел Вашенцев.

Но тут вовремя появился Крикун, пришел нам на помощь, рассказал Вашенцеву все как было. Удивительно милый, сердечный человек, Сергей Иванович остыл:

— Великодушно извиняю. Но помните, на войне я еще постараюсь найти сукно на лампасы, вот получу очередное воинское звание и тогда поставлю вас по команде смирно.

Все уладилось. Я развернул свежий номер «Красной Армии» и на третьей полосе прочел стихи Твардовского. «И, спинкой мелькнув меж подсолнухов голой, бежит на задворки трехлетний Микола... И вот, развернувшись, летишь ты обратно. Машина работает ровно и внятно. И вновь под тобою — прибрежные села, и щурится, глядя под солнце, Микола. Кричит с огорода: — Ой баба, ой мама, бежите, глядите, — тот самый, тот самый!»

Эти строчки перенесли меня в приднепровское село. Вновь увидел маленького Миколу, машущего загорелой ручонкой краснозвездному «ястребку». И то, вначале тихое, золотистое, как подсолнухи, утро. А потом вспененный бомбами Днепр.

«Бронепоезд сражался с врагом сорок четвертые сутки». Писал, не замечая времени, и поднялся из-за стола, когда уже стало темнеть.

В газете очерк выглядел солидно. Внимание привлекал удачный снимок воинов в касках и комбинезонах на фоне замаскированного ветками бронепоезда. Вся третья страница «Красной Армии» посвящалась подвигам стального богатыря.

7

Кончились горячие дни августа и наступили напряженные сентябрьские. Только вернешься из Голосеевского леса, не успеешь, как принято говорить в редакции, «отписаться», как надо ехать в ирпенский лес или в Остер на Десну, где противник грозит Киеву фланговым ударом. Наши войска теперь обороняют Киев с трех сторон — с юга, запада и с севера. Трудно решить, где таится большая опасность для киевской обороны — на юге или на севере. Тревожат фланги. Возможно, Киев будет сражаться с врагом в окружении. Пока это только догадка, но все же вывод один: надо готовиться к новым испытаниям.

Поздним вечером, когда прожекторные лучи старательно обшаривали киевское небо в поисках ходивших на большой высоте «хейнкелей», мне позвонил по телефону Крикун:

— Собирайся в дорогу. С рассветом едем в Чернигов.

Вошел Олекса Десняк:

— Слушай, друже! Я узнал, что ты едешь в город, который дорог моему сердцу. Вернешься — зайду узнать новости. Знаешь, теперь мы соседи. Наша армейская газета разместилась в оперном театре. Вот оно как! Ну, будь удачлив. — Он медленно направился к выходу. На пороге оглянулся: — Смотри там, чтоб Десну не перешли фашистские батальоны.

Я уже собирался лечь спать, как раздался телефонный звонок:

— Прошу прощения. Это Гайдар. Твардовский едет в Чернигов?

— Нет, не едет.

— Жаль... Я хотел с ним проскочить на Десну. — Подышал в трубку: — Тогда к вам, армейцам, просьба: приютите на полуторке нашего фотокорреспондента Бориса Порфирьевича Иваницкого.

— Иваницкий — старый знакомый, местечко найдется.

— Договорились.

Ветер распахнул балконную дверь. Прожекторные лучи шагали по крышам, по тучам. Я смотрел на темные слитки домов и не знал, что провожу последнюю ночь в осажденном Киеве.

В Чернигов было решено ехать на двух машинах, чтобы, как сказал Крикун, «выйти на оперативный простор» — выяснить в штабе 5-й армии обстановку, разделиться на две группы и махнуть сразу на Десну и на Днепр.

И вот под шинами шуршит Черниговское шоссе. Оно выложено красными и темно-коричневыми кирпичами. Машина летит, словно по верхушкам ельника. За Броварами встречаем какие-то ошалелые грузовики и легковушки. Они проносятся мимо со свистом на самых больших скоростях.

Впереди что-то случилось! Но что? Бомбят дорогу? Так не слышно гула самолетов. Возможно, у Остра прорвался противник? Но тогда бы к месту прорыва спешили наши войска. А пока их не видно.

У Козельца на шоссе догорают две «эмки». В кювете валяются разбитые грузовики. Выяснили: под бомбежку попал штаб 21-й армии. Как же он здесь очутился? Ведь это же армия Брянского фронта. А может быть, она пришла на помощь защитникам Киева? Враг заметил переброску войск и нанес бомбовой удар? Все может быть. Под Козельцом приходится задержаться. «Юнкерсы» бродят над шоссейкой. Время уходит. Рассчитывали добраться до Чернигова часа за четыре, а теперь вряд ли попадем туда к вечеру. Надо еще побывать в штабе 5-й армии.

За Козельцом, далеко на горизонте показались черно-бурые тучи. Они росли, ширились и, охваченные пламенем, зловеще клубились. Пылал Чернигов. До города оставалось более семидесяти верст, а уже все небо на севере заслонили огненные купола.

Штаб 5-й армии располагался в лесном урочище в двадцати пяти километрах от Чернигова. Штабные командиры жили и работали в палатках, тщательно замаскированных ветками. Я был знаком с командиром Михаилом Ивановичем Потаповым, но, к сожалению, повидать его не удалось. Он находился с представителями штаба фронта где-то на передовых позициях. В лесном урочище вблизи штаба стояла редакция армейской газеты «Боевой поход». С помощью ее редактора батальонного комиссара Ламкина Крикун быстро уточнил обстановку и заказал статьи штабным работникам. Поздно ночью собрались у Ламкина, пришел поэт Владимир Аврущенко.

— А, товарищи киевляне! — воскликнул. — Люблю ваш город. Там все дышит стихами.

Но разговор пошел не о стихах. По мнению Ламкина, обстановка на участке 5-й армии стала кризисной. Противник варварской бомбардировкой разрушил и сжег Чернигов. 21-я армия Брянского фронта вынуждена отходить в совершенно другом направлении. Танки Гудериана, которые заняли Почеп и Стародуб, могут повернуть на юг и пойти по тылам Юго-Западпого фронта. Беседа наша затянулась, на сон остались считанные часы.