Виталий Носков - Спецназ. Любите нас, пока мы живы Страница 39

Сама его дорога по жизни: Краснодарский медицинский институт, Новгородская область, Ленинград, Москва, далее — «горячие точки».

Хирург экстра-класса, он спаситель многих. Я был просто одним из тысяч его пациентов, кому повезло встретить его на пути.

Когда он был командирован в Грозный, в Главное управление объединённого штаба МВД России (ГУОШ), к нему, хирургу, шли и шли грозненцы: чеченки и русские — лечить детей, спасать стариков.

После исследования на томографе мы с подполковником Козловским возвращаемся во 2-ю хирургию повеселевшими. По дороге он сообщает, что назначает мне очистку крови. И через час с небольшим, после подключения к специальному аппарату, у меня начинают быстро прибывать силы. Оказывается, хранительница памяти не только душа, но и кровь. Как только она обновилась, со мной произошло что-то очень хорошее, доброе. Ощущение было, словно ночные шторы раздвинулись, и я увидел солнце нового дня — дня моего выздоровления и надежд.

Майор милиции Борис Андреев — врач и одновременно боец СОБРа Главного управления по борьбе с организованной преступностью. По сигналу тревоги он хватает сконструированный им из камуфлированной ткани «гренадерский», напоминающий войну 1812 года ранец с медицинскими принадлежностями и занимает свое место в машине или БТРе.

Борис Владимирович Андреев как врач может многое. Он военный хирург, заслуженно ставший спецназовцем.

В январе 1995 года, когда он был командирован на войну как работник Главного медицинского управления МВД России, вместе с коллегой из Центрального госпиталя МВД Сергеем Сугробовым они организовали в Грозном, на молочном заводе первую в группировке операционно-перевязочную.

Из горящего города с фотокорреспондентом московской газеты Борис Андреев сумел передать жене записку: «Устроились мы хорошо. Помещение теплое. Работа нормальная».

В кровавом январском аду под обстрелами боевиков Борис отработал 22 суток, пока сам не был ранен в левое плечо осколком чеченской мины. Сбылся сон, который он видел перед отправкой в Чечню, столь яркий, что, проснувшись, он тогда ощупал свою руку и сказал себе, как ясновидящий, что если ранит, то только в мягкие ткани. Так и получилось. Еще один осколок пробил два стальных листа сферы, благополучно застряв в третьем. Сейчас он хранится дома в пластмассовой бутылочке из-под лекарства.

А было так. На блокпосту показалось, что сработала растяжка. Несколько бойцов выскочили убедиться. Но это начал работу чеченский миномет, закрепленный в «КамАЗе». Майор Борис Андреев, отдав команду срочно вернуться, стал пропускать бойцов в помещение и закрыл собой вход в него, когда прозвучал новый взрыв. Бориса спасли бронежилет и сфера.

Когда мы год назад встретились, слушая его рассказ о работе в Грозном, мне почти сразу подумалось, что мы давно знакомы. Я долго рылся в памяти: откуда я знаю Бориса? Потом осенило.

— Твоего товарища по операционной в Грозном зовут Сергеем? — спросил я.

— Да, — ответил майор Андреев.

— А вы знаете, что ростовский собровец Петр Доценко написал о вас песню?

— Нет.

— Есть такая… Очень известная среди тех, кто воевал в Чечне. Начинается она так: «Маленькая комнатка. Стол покрыт фольгой. На столе опять кого-то режут. Это ведь меня. Но я же не больной. Просто это я от боли брежу. Два хирурга. Парни возрастом, как я, деловито моют инструменты. Два укола мне. И скальпелем в меня. Ох, и неприятные моменты. Взрыв раздался рядышком. Снова свет погас: «Дай фонарь», — сказал Сергей Борису. Эти операции для них не в первый раз. Видела б меня жена Лариса. Маленькая комнатка. Условий никаких…»

— Да, это о нас, — подумав и наверняка внутренне разволновавшись, сказал майор Борис Андреев и продолжил. — Мы лечили одного офицера СОБРа. Назначили его на эвакуацию, он отказался. Остался в отряде и приезжал к нам на перевязки. Говорил, что напишет о нас песню. А мы пошутили, что, мол, подлечишься и забудешь про врачей, как повсеместно бывает.

— Петр Доценко не только талантливый бард, — сказал я. — Он еще офицер СОБРа, а значит, человек слова.

Эту песню я впервые услышал на собровской кассете в Сибири. Потом познакомился с ее автором в Ростове. Запомнил обстоятельства написания песни. Вслух, говоря с Петей Доценко, помечтал: «Хорошо бы встретиться с твоими героями-хирургами, узнать их фамилии».

Вот такая история о фронтовых хирургах и песне про них, где есть такие замечательные слова: «Чтобы больше не было никакой войны…».

1996 г.

«Собар» — по-чеченски терпение

Свето-шумовую гранату Николай Суханов, офицер челябинского СОБРа, бросил в одиннадцать сорок дня.

Молодой собровец попросил его, ветерана, показать, как обращаться с хитрой, нелюбимой всеми пластиковой «Зарей-1». И случилось то, чему Николай, прошедший Афганистан и Чечню, удивился. Он вдруг понял, что боится этой гранаты.

Когда уезжали на Коштатское стрельбище, из ящика их, «зорек», было взято четыре. Сам Николай захватил любимый ПК, с которым отбегал в Чечне. Уезжали на стрельбище в приподнятом настроении, собираясь в два часа дня встречать на аэродроме майора Александра И. - командира своего отделения, возвращающегося из второй командировки в Чечню.

— Колек, так как эту гранату бросать? — спросил молодой собровец.

Про нее, свето-шумовую, ходили темные слухи, что не один боец на ней покалечился. Николай Суханов, гвардейского роста и красоты лейтенант челябинского СОБРа, взял «зарю» в правую руку и задержался с броском. Мы не верим в мистику, а ведь в сухановской душе все против этого броска бунтовало. Справа и позади Николая в отдалении и ожидании стояли собровцы, смотрели на него, зная, как он квалифицированно отработал в Чечне. Им, молодым, со временем тоже предстояла командировка туда. Сейчас Николаю кажется, что, задерживая бросок злополучной «зорьки», он как бы прощался со своей правой рукой. Если и была заминка перед броском, то не больше секунды. А потом он взял на себя взрыв, который бы обязательно состоялся: сегодня ли, завтра. Кто бы подорвался? Майор Александр И., молодой собровец по прозвищу Клоун или друг Женька? Никто не скажет, потому что на бракованной гранате подорвался он, Коля Суханов, отец четырехлетней Анастасии.

Его подняло в воздух, словно соломенного. «Все произошло, как по графику, — говорит Николай. — Сначала предчувствие беды, потом страх потерять руку». Последнее, что он помнил, — тот поганый, острый, как бритва, звук «Б-у-м!».

— Вы были одеты по технике безопасности? — спросят Николая Суханова, когда смертельная опасность отступит, имея в виду — был ли он в бронежилете или в спецкостюме минера? За лейтенанта ответили медики:

— Если бы Николай Суханов был в «бронике», его бы давно оплакали. А так взрывная волна прошла через его тело, как через сито. Будь на пути взрывной волны бронежилет, тело Суханова раздавило бы, словно под тяжестью пресса.

— Я услышал оглушительный взрыв, посмотрел налево, а ты летишь, — сказал Николаю его друг лейтенант Евгений, когда Суханов в машине ненадолго пришел в себя.

— Я правую руку поднять не могу.

И на этот не то вопрос, не то стон Евгений честно ответил:

— Нет у тебя руки, Коля.

СОБР — это Специальный отдел быстрого реагирования Управления по борьбе с организованной преступностью, куда очень строгий отбор. Быстрота реакции, умение работать в экстремальных ситуациях, боевые, медицинские навыки стали первоосновой спасения жизни товарища по оружию. Первое — жгут на пораженную руку. Отрядовская «девятка», как по воздуху, донесла Николая до ближайшей больницы Челябинского механического комбината.

При взрыве СШГ «Заря-1» объект, находящийся ближе двух метров от эпицентра, обречен на смертельные поражения. Коле Суханову оторвало правую кисть и фалангу указательного пальца левой руки, осколки пронзили тело, был обожжен живот, ударной волной отбито легкое. Разлет осколков гранаты и косточек правой руки был на пятьдесят метров.

Потом кровотечение в желудке, остановка сердца, и все это случилось не в далекой Чечне, а дома, в родном Челябинске, когда командировка на Терек благополучно закончилась.

Полтора самых трудных месяца лейтенант Николай Суханов боролся за жизнь в реанимации больницы № 6 Челябинского механического комбината, где командирами его судьбы были хирург Александр Гербертович и заведующая отделением реанимации Голикова Светлана Семеновна.

Собровцы много раз давали Коле свою кровь, УВД заботилось о лекарствах.

— Помню, — рассказывает лейтенант Суханов, — открываю глаза и первое, что вижу, — медицинскую тумбочку, заставленную скляночками, баночками, десятками каких-то средств для уколов.

И снова пепельное забытье. Вырванный из сознания, страдающий от ран, ушибов, ожогов, Николай мучился воспаленными снами и мыслями о Чечне.