Аарон Аппельфельд - Цветы тьмы Страница 39

– Сколько времени нам тут ждать?

– Это не от нас зависит.

– А от кого?

– От командира. Он тут приказывает. Тут появилась Маша, сопровождаемая двумя конвоирами, и все взгляды обратились к ней, как будто она была не их товаркой по несчастью, а спасительницей. Те, кто был к ней поближе, обнимали ее, а остальные протягивали руки и трогали ее.

– Не нужно переживать, – сказала она. – Мы ничего не станем скрывать и скажем открыто, что нас заставляли. Если бы мы не согласились, нас постигла бы та же участь, что и евреев.

– Правильно, – согласились с ней пленницы.

– И Виктория, и Сильвия подтвердят, что нас заставляли, а если мадам будет нас оговаривать, мы прямо скажем, что это она сотрудничала с оккупантами, а не мы.

Так она стояла и готовила их коллективный ответ на обвинения. Ее слова, как видно, произвели впечатление на толпу, потому что проклятия прекратились и женщины получили передышку. Наступил вечер, ворота распахнулись, и арестанток ввели внутрь. Радостные зеваки разошлись кто куда. Внезапно тишина воцарилась вокруг.

На площади беженцы толпились возле полевой кухни с супом. Они глотали его стоя, в их движениях была поспешность животных, много дней голодавших и теперь, получив вожделенную пищу, утративших интерес к своим собратьям.

Хуго мучила жажда, но он не решался уйти со своего места, опасаясь, что Марьяна возвратится и не найдет его. Мысль о том, что ее вот-вот освободят и они снова пойдут своей дорогой, вдохнула в него новую надежду. Хуго тут же вспомнил зеленые поля, костры, рыбу на углях и Марьяну, будто высеченную из всего этого чуда. Он тщетно попробовал припомнить какую-нибудь из ее замечательных фраз. Но ему, как назло, ничего не приходило в голову.

– Марьяна, – позвал он, как бы прося ее открыться ему.

На улице стало тише, и беженцы, толпившиеся вокруг котла с супом, разбрелись. Осталось лишь несколько человек, стоявших вдоль стен, они курили и о чем-то беседовали. Хуго хотелось пить, и он решил подойти к котлу. Он достал из чемодана миску, налил в нее немного супу и присел поесть.

Один из беженцев подошел к нему и спросил:

– Кто ты такой?

– Меня зовут Хуго.

– А фамилия как?

– Хуго Мансфельд.

– Сын аптекаря?

– Верно.

– По утрам тут раздают бутерброды с чаем, – сказал человек и пошел дальше.

Только сейчас до Хуго дошло, что тут есть освобожденные, а за стенами есть осужденные. И освобожденные перебегают с места на место и чего-то ищут. Он набрался храбрости, подошел к одному и спросил:

– Что это тут происходит?

– Ничего, а почему ты спрашиваешь?

– Мне показалось, что все ищут что-то.

– Да нет. Все тут собираются из-за супа. Нет ничего лучше горячего супа, если проголодался и жажда мучит, – ответил тот и улыбнулся.

Хуго вернулся на свое место возле ворот. Короткий разговор с беженцем ничего не прояснил и только поселил в нем беспокойство, и на миг ему показалось, что тот мужчина скрывает в себе ужасную тайну и все его движения и слова служат только для того, чтобы отвлекать людей от этой тайны. Теперь он стоял у стены дома и торопливо пыхтел сигаретой. Из угла, где притулился Хуго, мужчина выглядел высоким и широкоплечим.

Через какое-то время часовой спросил Хуго:

– Кого ты тут ждешь?

– Маму.

– Где она?

– Она там, внутри. Она еще долго там пробудет?

– Кто ж ее знает? – ответил часовой и отвернулся.

Всю ночь напролет он напряженно ожидал Марьяниного возвращения. Надежда постепенно угасала, и ближе к утру он задремал. Во сне увидел отца, высокого и крепкого, в длинном пальто он напоминал одного из беженцев, тех, что стояли возле котла и хлебали суп.

– Папа! – крикнул Хуго и бросился к нему.

Человек повернулся к нему и сказал:

– Кого ты ищешь?

– Извините, – ответил Хуго и отошел.

– Впредь будь поосторожнее, – сказал мужчина и отвернулся.

Хуго проснулся. Кое-кто из беженцев был ему знаком. Выражения их лиц и их жесты указывали на происшедшую в них перемену, смысл которой с трудом доходил до него. Эта перемена отталкивала его от них. Несмотря на это, он подошел к котлу, налил себе чаю, взял бутерброд и уселся тут же.

Марьяна вечно опаздывает, а иногда вовсе забывает, что ее ждут, сказал он себе. Теперь он ясно помнил чулан и густую тьму, царившую там большую часть времени. Но сколько же света было на Марьянином лице, когда она стояла на пороге и извинялась: „Забыла я своего миленького, мигом принесу тебе чего-нибудь поесть. Ты прощаешь меня, правда ведь?“ И он и на самом деле прощал и забывал.

Теперь он похожим образом воображал себе ее возвращение.

Тем временем вокруг котла собрались несколько беженцев. Они были погружены в себя и не разговаривали. Чай был горячим и согревал его изнутри, так что он налил себе еще миску. Теперь он нашел уголок, из которого ему были видны ворота.

Ворота все не раскрывались, и Хуго снова представил себе путь, который они с Марьяной прошли, уйдя из заведения. Сейчас он казался ему долгим, живописным, казалось, он длился не несколько недель, а несколько месяцев. Марьяна не была настроена оптимистично, но тешила себя иллюзией, что в горах их не найдут. Час от часу ее лицо менялось, сначала оно было земным и самовлюбленным, а со временем стало выражать болезненную тоску по Богу. Всю жизнь он будет вспоминать ее и говорить себе: „Вот куда ни пойду, она со мною. Много лет прошло с тех пор, а она до сих пор со мною, такая, какой я ее видел на пороге чулана“.

Долгими темными ночами в чулане ему снилось, что он освободился из этой тюрьмы и бежит домой. Это сон повторялся часто и в разных видах. А сейчас он сидит в нескольких улицах от своего дома, недалеко от их аптеки, в десяти минутах ходьбы от дома Анны и на таком же расстоянии от дома Отто – и не двигается с места.

– Как тебя звать? – мягко обратилась к нему женщина-беженка.

– Я Хуго, – ответил он.

– Значит, я не ошиблась, ты сын Ганса и Юлии.

– Да.

– Я с твоими родителями знакома еще с детства. Что ты тут делаешь?

– Жду женщину, которая меня спасла.

– Будь осторожен, тут есть страшные люди.

– Я буду осторожен, – ответил он, не желая продолжать беседу с ней.

– Я была очень хорошо знакома с твоими родителями, даже какое-то время работала у них в аптеке. Тебе тогда было три или четыре года, так что ты меня не помнишь. Меня зовут Мина. Я вместе с твоими родителями училась в университете, только не закончила.

Она говорила с энергичной краткостью и вкладывала много информации в немногие фразы. Хуго слушал ее вполуха. Он опасался оторвать взгляд от ворот. Поскольку он ничего у нее не спрашивал, женщина сказала:

– Скоро придут уполномоченные и покажут нам наше временное жилье. Не уходи далеко.

Странно, но речи этой мягкой женщины, приятным голосом говорившей с ним на его родном языке, тоже вселяли в него беспокойство.

Тем временем сменился часовой у ворот. Теперь там стоял пожилой солдат в шинели. Хуго показалось, что он обратит на него больше внимания и хоть что-нибудь поведает ему о происходящих внутри допросах.

– Моя мать там внутри, сколько времени ей еще там осталось пробыть? – спросил он, преодолев свои колебания.

– Это зависит от расследования. Теперь там судят шлюх, которые спали с немцами.

– Их приговорят к суровому наказанию?

– Наказание зависит от тяжести преступления, – сказал часовой, довольный своим ответом.

Хуго ощущал усталость от ночных переживаний. Окружавшие его люди и впечатления будто соединились с его ночными кошмарами. На миг ему захотелось разобраться, что кошмар, а что действительность, но усталость поборола его, и он уснул.

Когда Хуго проснулся, солнце уже зашло. Пожилой солдат все еще стоял на своем посту. Его не слишком грозный вид ободрил Хуго, и он спросил:

– Допросы уже закончились?

– Похоже, что нет, – коротко ответил тот.

– Как вы думаете, долго еще они продлятся? – спросил Хуго, как взрослый.

– Я больше не задаю себе таких вопросов, – ответил солдат, даже не взглянув на Хуго.

Он вернулся на площадь. Двое молодых солдат наливали в котел свежий суп. Беженцы толпились рядом. Хуго тоже стоял и наблюдал: люди говорят по-немецки, теми же словами, что он слышал дома, и все же они не похожи на его родителей. По тому, как они стоят, понятно, что они долго находились в разных потайных местах, где научились двигаться с тщательной осторожностью. Прежде чем поднять ногу и сделать шаг, они осматриваются вокруг, глядя искоса, будто затравленные животные.

– Сколько времени мы здесь пробудем? – услышал он, как один беженец спрашивает соседа.

– Я в любом случае не намерен здесь долго оставаться, – ответил тот.