Сборник - «Лимонка» в войну Страница 39

В Конгресс-центре похмельные русские столкнулись с одной проблемой – чтобы попасть на какую-нибудь пресс-конференцию или брифинг, необходимо получить pool-card с той или иной меткой. На раздачу pool-card мы опоздали, так как не удосужились достаточно точно перевести медиапрограммку. Pool-card, мы подумали, и pool-card. У нас же есть аккредитационные карты. Мы рассудили чисто по-советски, у каждого журналиста на его аккредитационной карте должен стоять его уровень доступа, ведь все эти карточки были навороченные, со всякими там голограммами. Но ни фига подобного! Надо было в семь утра явиться и биться за места на пресс-конференциях. На русско-английском диалекте я попытался разобраться с этим вопросом: «Excuse me. Как получить пул-карт?»

Сотрудницы Конгресс-центра бросились решать этот вопрос, но оказалось, что остались pool-card’ы только на захудалую последнюю пресс-конференцию, какая-то встреча с молодёжью. Мы обмякли. Кошмар!

В нас тут же проснулась партийная совесть. Да как мы будем смотреть в глаза своим товарищам, если ничего не произойдет?! Мрачные перспективы стали вырисовываться перед нами. Мы стали оглядывать весь этот журналистский муравейник: вешалки с одеждой, столы с ноутбуками, с телефонами, присланные в помощь чешской армии и полиции камуфлированные американские морские пехотинцы, сидящие на своих вещмешках, журналисты, снующие туда-сюда, гудящие компьютеры. Но тут с надеждой в глазах одна чешка, преданно посмотрев на нас, сказала: «А на заключительную пресс-конференцию лорда Робертсона не хотите?» Мы счастливо переглянулись – Нам Бог Помогает!

Обнадёженные, мы тут же заняли компьютеры, которые, судя по объявлению, надо было занимать в случае крайней необходимости. У нас была крайняя необходимость: мы не видели последний номер «Лимонки», то есть «Генеральной Линии». Из нашего сайта мы узнали о событиях в Латвии и о том, что Владимира Абеля объявили в розыск через Интерпол. Это ещё больше придало нам уверенности в том, что необходимо действовать. Карфаген должен быть разрушен. Просмотрев «Лимонку», узнав все последние партийные новости, порадовавшись за негодяев, атаковавших посольства, представительство ЕС и поезда, мы отправились в разведанную ранее Jideln’ю. По дороге мы сфотографировали журналиста из Баку, разговаривающего на чистом русском, помахали рукой снайперам, засевшим на крыше Конгресс-центра, покурили на мосту, хотели поссать с моста на высокопоставленных лиц, но, к сожалению, никто не ехал. Поели в столовой – дёшево и сытно. Купили помидоры, допили пиво и пошли на дело. До пресс-конференции осталось чуть больше часа. Сумки были просвечены, охрана обратила внимание на зубную щётку, лежащую в моём чемоданчике. Помидоры в карманах остались незамеченными. В туалете надета повязка на рукав рубахи под пиджаком. Решили где-нибудь прикорнуть. Выходя из туалета, столкнулись со съёмочной группой телеканала Аль-Джазира, они удивленно посмотрели на наши бейджики: «О, русские!» Мы набрали распечатки речей различных участников саммита, особенно понравилась речь белорусского представителя. В лучших традициях Советского Союза. Димка Нечаев развалился на кресле так, что вокруг него сгрудилась толпа фоторепортёров, слоняющихся в фойе без дела. Вот бы достать у них эти фото: «Нацбол на привале». Я, чтобы не проспать наш единственный шанс, стал гулять по Конгресс-центру, вышел на смотровую площадку. Прага лежала у меня под ногами, до начала пресс-конференции оставалось пятнадцать минут.

Заходим в главный зал Конгресс-центра. Выбираем удобную позицию: за нами телекамеры, перед нами фоторепортеры и сцена с трибуной для главного натовца. Устал, хочется отрубиться, уснуть, поэтому все эмоции отключены, мир медленно протекает вокруг. Главное не отключиться. Вся надежда на Нечаева – ему адреналин спать не дает, вбрасывается в кровь всё новыми и новыми порциями. Но вот наконец-то появился и лорд Робертсон, generalnij tajemnik, как называют его любящие чехи. При появлении этой рожи адреналин пробил бастионы моей усталости и стал бушевать в венах и артериях. Робертсон сказал, что всё хорошо, НАТО расширяется, на радость всего человечества. Отвечая на вопросы, посетовал, а чего это действительно Лукашенко не пустили, но это личное дело Чехии. А НАТО очень удивилась, не увидев Александра Георгиевича в Праге. Но горевать особенно не стали. После ответа tajemnik’a на третий вопрос ведущий заявил, что пресс-конференция закончена и лорду Робертсону надо куда-то там идти фотографироваться с сотрудницами и сотрудниками Конгресс-центра. Но они не знали, что в зале присутствуют русские novinar’ы и у них есть к нему свои вопросы. В наших головах так и прогремел вопрос: «Как так закончена?!!» И тут же двумя помидорами мы поставили настоящую жирную красную точку в конце этого саммита, предвестника медленной оккупации России. «НАТО хуже, чем гестапо!», «На вас кровь сербских детей!», «Нет расширению НАТО!», «Fuck off NATO!» – эти лозунги разорвали мёртвую тишину, повисшую в зале. Лорд Робертсон, воскликнув: «Ой, томато!», спрятался за трибуну, пока к нему не подбежала охрана.

Когда охрана смогла дойти до нас, Нечаев, а затем и я отстранили руки запыхавшихся охранников, медленно собрали свои вещи, я надел шляпу, и мы с чувством выполненного долга стали покидать это собрание. Продолжая выкрикивать лозунги. Сонные журналисты оживились, кто-то стал нам аплодировать, все набросились с вопросами – кто вы и откуда? – «Национал-Большевистская Партия. Россия». Мы говорили исключительно на великом и могучем. И все нас прекрасно понимали.

Нас увели в какой-то дальний коридор, подальше от журналистов. Рассадили по стульям, лицом к стене, чтобы мы не могли перемигиваться друг с другом и подавать какие-то знаки. Как только нас усадили на стулья, мы тут же отключились, чем окончательно шокировали местных спецслужбистов. Люди только что кидали помидоры в генсека НАТО, их судьба ещё не ясна, им грозит тюрьма, а они храпят с абсолютным спокойствием. Время от времени меня будили, обыскивали, пересаживали, а затем я снова засыпал. Интересно, что во время обысков с меня снимали пиджак, смотрели на повязку НБП, затем я снова надевал пиджак. Повязку с меня сняли только во время пятого или шестого обыска, уже в отделении полиции. Особенно много геморроя у чешской полиции было связано с пересчётом наших денег. У нас было очень много мелочи, самой разной: украинской, российской, польской, чешской, и педантичные полицейские описывали всё вплоть до копейки (протокол бедняжки переписывали пять раз). Три часа они нас держали в этом коридоре, сами в это же время собирали материал на нас и на партию. За эти три часа нам не дали выпить ни капли кока-колы, которая была в каждом нашем натовском чемоданчике, ни покурить свой же табак. Опять же была проведена против меня атака химическим оружием: подъехала уборщица с разнообразными моющими средствами, которые вовсю благоухали своей ядовитой чистотой. Я выдержал целых десять минут подобного издевательства. Надо отметить, что мы с Нечаевым отказались применять химическое оружие против чешской полиции и не стали снимать сапоги после задержания. Хотя эта мысль, после того как я проснулся, очень меня развеселила, и я тут же разразился жизнерадостным хохотом, который был подхвачен Дмитрием.

Из Конгресс-центра нас перевели в отделение полиции, которое находится буквально за углом. Там нас обыскали еще несколько раз, причём ещё две повязки, которые находились у Дмитрия Нечаева под свитером, за все эти шесть обысков так и не нашли! После обысков нас посадили в обезьянник, где мы провели, в общей сложности, целых десять минут. Наши вещи были сложены в больших целлофановых мешках на скамейках напротив нашей клетки. Как нам сообщил на английском чешский лётчик, который нёс за нами эти вещи, пока нас конвоировали от Конгресс-центра, это наше право – наблюдать за своими вещами и просить что-нибудь оттуда. По первой же нашей просьбе полицейские выдали нам кока-колу и наш табак, а также сразу же дали прикурить, как только мы свернули цигарки.

Только я докурил, как меня выдернули на разговор без протокола со спецслужбами. Мы с Димкой проводили для них «курсы повышения квалификации». Им понадобилось целых три часа, чтобы выяснить, что такое НБП и с чем его едят. От нас им нужно было понять, как нам это всё удалось. Мы не стесняясь рассказывали об этом, так как в следующий раз всё равно всё будет по-другому, и мы их опять обманем. Как всегда. Во время разговора в кабинет зашла следователь с переводчицей, и мне было представлено постановление о возбуждении уголовного дела по статье «разбой» (как потом оказалось, это ошиблась в запарке переводчица). Но тогда я лишь усмехнулся: разбой так разбой. У меня возникло ощущение, что в комнате запахло латышами. Я усмехнулся, пожал плечами и сказал спецслужбам: «Ну разбой нам за подобные акции ещё никогда не предъявляли». Человек из спецслужб спросил, планировалась ли эта акция, на что я ему ответил, что в свете предъявленной бумажки на эту тему не хочу говорить. Они мило улыбнулись и извинились. Дальше их стало интересовать, как относится НБП к политике Путина, к событиям в «Норд-Осте». Провел политинформацию, которая была прервана полицейскими, забравшими меня фотографировать и снимать пальчики.