Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-3 Страница 39

— Идем, рассредоточившись. Ты, Степан, идешь первым, за тобой, метров через десять, идем мы с Митей, а Иван — еще сзади, тоже метров через 10. Если что, лупи длинными очередями и ложись, а мы немедленно к тебе подходим. А там дальше уже соображаем, что к чему. А если будет нужно, чтобы мы подошли раньше, стукни два раза чем-нибудь по прикладу тихонечко.

Степану такая диспозиция не нравится, он было завозражал, но я предложил ему отдать мне его ППІІІ, и я пойду первым. Он замолчал. Я его, конечно, понимаю. Идти впереди ночью на передовой в сторону противника, не зная, где он, удовольствие небольшое.

— Ну, что, братцы, с Богом, — это Михаил…

Наша четверка выбирается из окопа и двигается вперед. Темно, и я фигуру Степана не различаю. Митя идет со мной на расстоянии одного шага. Я отвинчиваю на ходу колпачок гранаты и высвобождаю шнурок, чтобы иметь возможность бросить ее буквально за секунду, Митя делает то же самое.

Идем медленно. Кругом тишина, только шуршит земля под сапогами. Если остановиться, то слышны и шаги Степана впереди. И вот — звук Степановых шагов исчезает. Я настораживаюсь, но тут же «тук-тук». Идем на звук, вот и темная фигура Степана.

— Что, Степан? — шепчу я.

— Плетень.

Точно, плетень. Значит, идем правильно. Вдоль плетня полоса земли не вспахана, покрыта молодой травой, и шаги абсолютно беззвучны. Стоим пару секунд, вслушиваемся. Впереди — ни звука, а сзади уже слышно движение приближающегося взвода: «Ш-р-р. ш-р-р».

— Пошли дальше. Держимся по плетню, только ты, Степан, поосторожней иди, здесь где-то должен быть через плетень ход сообщения, гляди, не завались.

Идем, теперь уже бесшумно. А взвод свой родимый слышим. Опять «тук-тук». Подходим. Ход сообщения вправо идет куда-то во дворы, а налево, стало быть, на позицию. Спускаемся вниз, я оставляю Ивана под плетнем, а втроем уже все вместе идем, постоянно прислушиваясь. Вот и конец хода сообщения, но дальше мы не идем. Я оставляю Степана здесь, а Ивана там же под плетнем, а мы с Митей идем навстречу взводу. Сначала по траве, потом по пахоте. Вот уже видится темная колышущаяся масса, и сразу свистящий шепот: «Кто идет?»

Так же тихо отвечаю, и вот уже Олейник: «Ну, что там?» Быстро рассказываю: взвод, почти не останавливаясь и только чуть-чуть изменив направление, идет за мной. Благополучно добираемся до окопов, Михаил принимается за их осмотр и размещение казаков, а мне с тем же войском поручает пройти по нашему ходу сообщения до его конца и выяснить, что там в конце.

Идем. Ход сообщения виляет во дворах между домами, сарайчиками и копешками сена, ныряет под плетнями. Идем тихо, и так же тихо вокруг. Только один раз мы все враз вздрогнули от раздавшегося внезапно в двух шагах от нас непонятного шума, но Степан через мгновенье пренебрежительно бросил: «Куры».

Ход вывел нас на поверхность позади пятого или шестого дома. Подошли к забору, всмотрелись — какая-то светлая полоса. Это же то самое асфальтированное шоссе, которое днем причинило нам столько хлопот. Ни в окружающих нас дворах, ни через дорогу — ни звука (если не считать проклятых кур).

Взвод уже занял всю позицию, Михаил рассказывает: наши окопы идут от шоссе, прикрывают этот хуторок, затем поворачивают влево, в сторону нашего прежнего расположения. В месте поворота — ДЗОТ с двумя амбразурами, одна для огня по фронту, другая — для помощи сменившему нас взводу. Правый фланг нашей позиции расположен в винограднике, там колья и проволока, хотя и не колючая, но расположена параллельно нашим окопам и тоже своего рода заграждение, да и маскироваться там нашим казакам лучше. Центральная часть и левый фланг — на уже известной нам пахоте. Есть еще один ход сообщения от виноградника.

Нам поручено оставаться у конца хода сообщения до утра, вести наблюдение за дорогой, что мы благополучно и исполнили попарно и по очереди, пока другая пара отлично спала на принесенном Митей откуда-то со двора сене.

Утром мы осмотрелись уже более обстоятельно. Положение наше было незавидным. Протяженность наших позиций превышала двести метров, что для одного взвода было явно много, тем более, что со стороны шоссе мы были не прикрыты совсем, а что было за дорогой, мы вообще не знали. На правом фланге лесополоса, где уже очевидно накапливался противник, была слишком близко к нашим окопам, а дальше влево их позиции круто загибались и могли держать под обстрелом пространство между нашим хутором и городом, что дополнительно к постоянно и насквозь простреливаемому шоссе фактически ставили нас в положение окруженных. Уже было ясно, что днем ни к нам, ни от нас не пробраться, да и ночью это будет нелегко.

Пока же противник не проявлял особой активности, и мы сначала даже несколько засомневались: обнаруживать наше присутствие, а этого очень хотелось из-за открытого хождения их людей в лесополосе, или же пока затаиться?

Дело разрешилось просто: где-то в середине дня группа титовцев человек в пятнадцать вышла из лесополосы и направилась в нашу сторону. Шли они осторожно и медленно, сразу же широко развернувшись по фронту. Вот уже они совсем близко, можно различить разношерстную одежду, у некоторых военную или полувоенную, и такое же разномастное оружие.

Огонь наш был дружным и сильным. Несколько человек упало, остальные легли, и сразу же из лесополосы на нас обрушился шквал огня. Видимо, это было все заранее подготовлено. Засвистело, защелкало, запылило. Патронов они не жалели, но огонь их был неэффективным: позиция у нас была прекрасно оборудованной, и участвовать просто в перестрелке у нас никакого желания не было. Как у Лермонтова: «Два дня мы были в перестрелке, что толку в этакой безделке?»

По команде взводного все казаки укрылись в окопах, оставив пару наблюдателей, а югославы с полчаса поливали нас густым свинцом, а потом утихомирились. За это время, как потом обнаружилось, группа их разведчиков возвратилась в лесополосу, и для их прикрытия они и устроили нам такую баню.

Теперь все стало ясно: мы знали, где они, а они знали, где мы. Мы теперь знали, что у них только стрелковое оружие, никаких тебе пушек, минометов. У нас этого тоже не было, но патронов, гранат и осветительных ракет было вволю, а остальное — это уж как судьба повернет.

Когда стемнело, Михаил послал в дивизион связного с приказом ему не рисковать, но тот вернулся — титовцы постоянно светили ракетами и открыли такой огонь, что шансов проскочить было слишком мало.

Кто первый произнес слова «Малая Земля», я не знаю. Или кто-то уже слышал о той знаменитой новороссийской «Малой Земле», или, скорее всего, русский солдат часто называл так всякий обособленный, отрезанный, окруженный или полуокруженный участок на фронте.

Нужно было устраиваться посолиднее, почти что для условий осажденной крепости. Олейник распорядился: ночью все казаки находятся в окопах, спать по очереди, днем половина может отдыхать в домах (мы уже выяснили, что ни одного местного жителя в осажденной крепости нет, нет также коров, свиней и прочей крупной живности, зато кур видимо-невидимо). На снабжение продовольствием, видимо, рассчитывать не приходится, но это беда не большая, все подвалы полны картошкой и всякими соленьями, кое-где даже и сметана есть, а на чердаках — копченая свинина, правда несоленая, ибо по части соли в Хорватии в то время было туго, очень туго. За стакан соли в селах давали 2–3 литра отличного домашнего вина. Что же касается бегающих во множестве кур по всем дворам, то охотников ловить, щипать и варить их не находилось.

Ночь прошла спокойно. Само собой, постреливали и светили ракетами, но никаких общих тревог не было, и я отлично выспался на охапке сена в окопе, тем более, что мне никаких заданий никто не давал, и я сам выбирал себе место и в бою, и без боя. Каждый, кто хоть немного времени пробыл на передовой, знает: у человека есть какие-то механизмы в подсознании, которые позволяют ему спать под свист пуль и грохот разрывов снарядов и мин, и мгновенно вскакивать и хвататься за оружие, услышав чьи-то шаги и шелест травы под этими шагами.

Днем — началось. Часов в двенадцать наши наблюдатели доложили о большом оживлении в лесополосе, и все казаки, половина из которых как раз в это время занималась обедом, заняли свои места в окопах. Через полчаса из лесополосы появилась цепь титовцев, человек в полтораста, и сразу же по нашим позициям был открыт сильный огонь, причем часть пуль летела откуда-то сверху. Можно было подумать, что они часть пулеметов установили на деревьях, что было для нас, конечно, плохой новостью.

Дело продолжалось недолго. Несмотря на то, что их огонь очень нас беспокоил, мы начали мощно и дружно, что сразу уложило их цепь на землю. Это уже давно известно, что огонь, начинающийся внезапно и дружно, очень чувствителен для атакующих, особенно для вот таких, не очень опытных и стойких. Так что примерно через полчаса они уже убрались в свою лесополосу, хотя перестрелка утихла не сразу.