В лесах под Вязьмой - Александр Александрович Тамоников Страница 39

хохота, потом прилетел окурок, упал Сереге на тыльную сторону ладони. Боец от неожиданности вздрогнул, отдернул руку. Тело вышло из равновесия, он стал заваливаться и только усугубил положение, когда попытался затормозить ногой – опираться там не стоило. Откололся пласт обрыва. Серегу как заморозило. Глаза распахнулись от ужаса, губы побелели. Он бы не успел перекатиться – часть обрыва попросту провалилась. Мелькнуло искаженное лицо – до парня дошло, он замахал конечностями, заорал бы, но ком вырос в горле. Глеб потрясенно смотрел, как исчезают в пропасти ноги, вещевой мешок, ствол автомата… Через несколько секунд последовал удар о землю с выразительным шлепком.

Ветренко застыл, но быстро вышел из оцепенения, заработал конечностями, схватился за протянутую руку. Никита Костромин словно замерз, съежился, косился через плечо и облизывал губы. Снизу донеслись встревоженные крики. Глеб судорожно жестикулировал. Никита опомнился, пополз дальше. Его схватили за шиворот, выдернули с тропы. Потрясение не проходило. Жалобные глаза Сереги стояли перед глазами. Безумно жаль было парня. Как можно было предугадать появление этого окаянного окурка?.. Бойцов трясло. Ветренко сжимал клык затвора и уже готов был дернуть его, чтобы отомстить за погибшего товарища.

– Эй, на мансарде! У вас там все в порядке? – закричали снизу.

– Да! – ответили сверху.

Один из полицаев перегнулся с риском для жизни – видимо, товарищ держал его за ноги. Он теперь видел выступ тремя метрами ниже, по которому проползли разведчики.

– Кусок обрыва откололся! – поставил в известность наблюдатель. – Никого там у вас не пришибло?

– Нет!..

– Ладно, продолжайте нести службу!

– Служим фюреру и великому германскому народу! – пошутил остряк.

– Не ерничай, Чалый! Ты собственному народу служишь, дубина неотесанная! За мир без большевистской заразы и вонючих жидов!

Шум понемногу стих. Разведчики сгрудились за изгибом скалы. Что-то было не так, что-то не клеилось. Красноармеец Лях свалился полицаям практически на головы, им трудно было его не заметить… Но все же не заметили. Бойцы недоуменно переглядывались.

– Товарищ лейтенант, смотрите… – вдруг зачарованно прошептал Костромин.

Посмотреть действительно стоило. В том месте, где обвалился пласт, зашевелился дерн. Показалась рука со скрюченными пальцами, они вцепились в землю, проткнули грунт. Появилась вторая конечность, а за ней – трясущееся лицо с выпученными глазами. Серега Лях был чумаз, как трубочист, но в принципе узнаваем. На мертвеца он смахивал лишь отчасти. Он подтянулся, оперся на локти. За спиной у парня по-прежнему висели вещмешок и автомат. Затряслись локти – он держался на обрыве из последних сил. Никита вздрогнул, издал подозрительный горловой звук. Глеб опомнился, оторвался от скалы, пополз спасать товарища. Тот уже был готов сверзиться с обрыва на полном серьезе. Глеб одной рукой схватил парня за шиворот, второй рукой – за грудки. Сзади кто-то тащил командира за ноги. Все проходило в гробовом молчании, только сиплое дыхание вырывалось из натруженных глоток. Серега распластался на узкой полосе и стал переводить дыхание.

– Давай, парень, ползи, – шептал Шубин. – Но ничего не говори, потом все скажешь.

Настроение улучшилось. Разведчики едва сдерживали смех. Костромин сдавленно икал.

Проход на другую сторону скалы действительно существовал. Под ногами скользили плиты, обозначилась канава рядом со щуплыми кустами, на которых уже проклюнулась глянцевая листва. В канаву скатились, как с ледяной горки, бросились в проход между монолитами. Шубин напоследок оглянулся. На утесе кто-то шевелился, мерцали два затылка. Полицаи смотрели в другую сторону. «В самом деле, – подумал Глеб, – куда им еще смотреть? Ведь Красная Армия – там…»

Остановку сделали только метров через триста – в каменной выемке, похожей на древнее захоронение. Попадали без сил, стеная и мечтая о глотке живительной воды. Серегу Ляха все еще трясло, он стрелял глазами по своим товарищам с таким видом, словно никого не узнавал.

– Ну, рассказывай, альпинист, – выдохнул Глеб. – Как тебя угораздило? И что за шлепок мы слышали, словно тело твое бренное о землю шмякнулось?

Никита икнул, вытер слезы умиления с глаз. Остальные сдавленно хихикали, держась за животы.

– Это дерн с прилипшим грунтом шмякнулся, – простодушно объяснил Серега. – Ну, тот, который вместе со мной от обрыва оторвался. Там ниже выступ был, эта штука от него отскочила и полицаям под ноги шлепнулась. А я на этот выступ съехал – хорошо, успел за какой-то корешок ухватиться.

– Соломинка, короче говоря, – хрюкнул Ветренко, – за которую утопающие хватаются.

– Да иди ты! – отмахнулся Лях. – Ты, Гоша, вообще бы в штаны наложил, а у меня они чистые, можешь проверить… Что вы ржете, как кони? Товарищ лейтенант, скажите им!.. А вы и сами ржете, товарищ лейтенант… В общем, из-за выступа меня снизу не заметили – я сразу к стене прилип. И сверху не заметили – я же под тем уступом находился, по которому вы ползли. По корешку наверх взобрался, выбрался… Да что вы все хрюкаете, как поросята?! – обиделся боец.

– Не обращай внимания, это нервное, – объяснил Шубин. – Похоронили уже тебя, а тут ты раз – почти живой вылезаешь!.. Ладно, шутки в сторону. – Лейтенант соорудил серьезное лицо, хотя смех продолжал его душить. – Надеюсь, дальше постов не будет – урочище кончается. Что мы имеем? В ущелье две опасные точки, которые придется брать с боем. Приметы первой мы уяснили, ориентиры второй… – Глеб задумался.

– Дерево, упавшее на южной стороне, – подсказал Завадский. – Висит на обрыве вверх ногами, корни его пока держат. Отличный ориентир, ничего подобного больше не видел.

– Допустим, – кивнул Глеб. – Первый пост через два километра, второй – еще через три. В дорогу, товарищи! А то солнце уже в зените.

К часу дня группа вышла из урочища.

– Не встретили ни одного барса, – неловко шутил Костромин. – А вас не беспокоит, товарищ лейтенант, что нам еще и обратно идти?

Но думать о неприятностях раньше времени Шубин не любил.

Ручей переливался на солнце, бежал по проточенному желобу и пропадал под скалой, где-то в недрах превращаясь в подземную речку. Напились до отвала, размазали грязь по лицам.

– Мыться не будем. Эта грязь – наш камуфляж, товарищи, – глубокомысленно изрек Завадский, и было непонятно, то ли шутит он, то ли нет.

За разорванным каменным кряжем начинался осиновый лес. Открытое пространство до опушки преодолели бегом. Неслись на всех парах, словно состязаясь, кто быстрее. Дорогу пока не обнаружили, хотя справа что-то подозрительно гудело. В лесу передохнули и стали прорываться через чащу. «Армия не пройдет, – с сомнением думал Глеб. – Даже в нынешнем, «сокращенном» виде».

Впрочем, мнение поменялось, когда спустились в балку и скорость движения многократно возросла. Завадский, как и прежде, прокладывал дорогу, высматривая потенциальную опасность. Впадина в земле оборвалась, далее простиралось безбрежное