Юрий Стукалин - Последний защитник Брестской крепости Страница 4

«…Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь…»

Около клуба толпились местные ребята и военнослужащие, получившие на выходные увольнительные. Они стояли отдельными группками, курили и кидали такие красноречивые взгляды на проходивших мимо девушек, что казалось, от них вот-вот вспыхнут посаженные рядом с клубом акации.

«…И каждый вечер сразу станет удивительно хорош, и ты поешь…»

— Папка, а расскажи мне про крепость, — попросила Даша.

— Большая она, — улыбнулся Кожевников, собираясь с мыслями. — Долго ее строили, на совесть. Если память мне не изменяет, с 1833 года по 1842-й. А потом еще много раз модернизировали.

— Зачем?

— Военное дело развивалось, требовались новые способы защиты от нападения, — пояснил Кожевников. Дашка положила ему голову на плечо и внимательно слушала, а он продолжил: — Вот ее и перестраивали постоянно, улучшали. Стоит она на четырех островах. Главное укрепление на Центральном острове — Цитадель, которую солдаты ласково называют «Старушкой». С трех сторон ее прикрывают три других укрепления. Самое большое — Корбинское. Оно закрывает Цитадель с севера и востока. Потом идет Волынское. Оно на юге. И последнее — Тереспольское, на Западном острове, где я и служу, собственно, — на самой границе. Все острова соединены с Цитаделью мостами и воротами. В общем, мы тут, как за каменной стеной, в прямом смысле.

Заметив, что Дашка закрыла глаза, Кожевников подумал, что дочери не особо интересна его заунывная лекция:

— Ты поспи лучше, умаялась ведь с дороги. А завтра я тебе экскурсию устрою.

Старшина смотрел в окно, как медленно угасает этот субботний день, а заходящее солнце постепенно окрашивает все в розовые тона. Уставшая Дашка дремала, положив голову ему на плечо. Он сидел, боясь шелохнуться и разбудить ее, впервые за многие дни ощутив удивительное спокойствие на душе…

— Товарищ старшина! — Голос Азизбекова, казалось, доносился издалека. Кожевников не заметил, как и сам задремал. — Товарищ старшина! — снова повторил водитель. — Приехали.

Кожевников открыл глаза. Они въезжали в крепость, Дашка уже проснулась и с восторгом осматривалась вокруг.

— Дядя Володя! — радостно воскликнула она, указывая на стоящего у крыльца лейтенанта Сомова, усердно начищавшего щеткой сапоги.

Сомов был в галифе и белоснежной нижней рубашке. Он окунал щетку в большую банку с ваксой и рьяно натирал голенища.

«Эмка» лихо затормозила в двух метрах от лейтенанта, обдав его клубами пыли.

Когда пыль улеглась и Кожевников с дочерью выбрались из машины, Сомов стоял, уперев руки в бока. Белоснежная рубашка теперь была серой.

— Рядовой Азизбеков! — грозно выкрикнул лейтенант, отряхиваясь.

— Я! — Водитель встал перед командиром навытяжку. Ему уже доводилось испытывать на себе горячий нрав лейтенанта, и сейчас он старался не дышать.

— Вы хотите оставить меня без машины? Объявляю вам выговор за халатное отношение к казенному имуществу. Ясно?

— Так точно! — отвечал, задрав подбородок, рядовой.

Даша едва сдерживала улыбку, понимая, что Гусейн красовался перед ней, хотел поразить ее своей лихостью. Но, поглядев на Сомова, сразу поняла, что тот настроен серьезно. Спасая горячего парня от гнева командира, Даша вышла вперед:

— Дядя Володя!

— Ба! Дашка! — Заметив ее, Сомов сразу посветлел. — Какая ты красавица стала, прям не узнать! Дай-ка я тебя обниму.

Дарья подбежала, чмокнула лейтенанта в щеку, а Кожевников тем временем незаметно сделал красноречивый знак проштрафившемуся водителю — «Уезжай». Азизбеков, быстро выгрузив чемодан, прыгнул за руль, и «эмка» умчалась, оставив после себя лишь следы на песке.

— Проголодалась, поди, с дороги? Там Катька уже на стол собрала давно, остывает. — Лейтенант приглашающим жестом указал на крыльцо. И тут вдруг растерянно оглядел двор, где только что стояла машина. Кожевников перехватил его взгляд, улыбнулся и пожал плечами.

Сомов рассмеялся:

— Угробит он мне машину, лихач!

Многие офицеры проживали на территории крепости, что давало им ряд преимуществ перед теми, кто квартировался в городе. Во-первых, личный состав всегда был рядом и командир всегда точно знал, что происходит во вверенном ему подразделении. Во-вторых, не надо было тратить время на дорогу, добираясь из Бреста на службу и обратно. Вместе с офицерами здесь жили их семьи.

Лейтенант Сомов, его супруга Катя и их пятилетний сын Алешка занимали две уютных комнаты в общежитии комсостава. Получив от дочери телеграмму, Кожевников хотел устроить Дашку в городе, но Катерина, узнав о ее скором приезде, сразу твердо сказала: «Поживет у нас, хоть чаще видеться будете». А когда старшина, опасаясь доставить друзьям неудобство, попытался возражать, она нашла слова, чтобы убедить его: «Снимать угол в городе недешево. Так что пусть поживет у нас, заодно и за Алешкой присмотрит, пока мы на службе».

Втроем они вошли в дом. На столе уже дымилась картошка, лежали в миске ярко-красные помидоры, пупырчатые огурцы, поблескивали стрелы зеленого лука. После небольшой суеты в тесном коридорчике, приветствий и радостных восклицаний Катерины все расселись за круглым столом.

Катерина, хитро посмотрев на мужа и старшину, полезла в огромный буфет и, покопавшись за створками, выудила оттуда бутылку с мутноватой жидкостью. Сомов одобрительно крякнул.

Потянулись долгие разговоры о жизни в столице, об институте и успехах в учебе. Дашка, немного смущаясь и розовея от столь пристального внимания, рассказывала обо всем подробно и обстоятельно. Кожевников при этом гордо улыбался, глядя на дочь.

— Ну и как он, гранит науки? — весело спрашивал Сомов. — Сильно твердый?

— Да не очень, — скромно под общий смех опускала глаза Дашка.

— А ты это… там, в Москве… — Голос Сомова стал запинаться, а лицо посерьезнело. — Товарища Сталина видела?

— Нет, — Даша помотала головой.

— Эх, — мечтательно протянул лейтенант, — хоть бы одним глазком взглянуть, какой он!

— А я Чкалова зато видел! — встрял в разговор маленький Алешка.

Светловолосый толстощекий мальчишка, он постоянно старался завладеть всеобщим вниманием и в который раз уже хвастался, что сегодня в клубе офицеров снова, уже в четвертый раз, посмотрел кинокартину «Чкалов». Унять мальчугана было сложно, приходилось выслушивать его по-детски забавные впечатления от фильма.

Наконец Алешку решили отправить спать. Он долго упирался и смешно хмурил брови, готовый вот-вот заплакать. Катерина смогла его уложить, только пообещав, что завтра они с отцом, Дашей и дядей Митричем все вместе пойдут гулять в город.

Пока женщины прибирали со стола и готовили чай, Сомов и Кожевников вышли покурить на свежий воздух. Близилась полночь, на небе ярко горели россыпи звезд. Воздух остывал, пропитывая округу вечерней прохладой.

Присев на крылечке, они закурили. На душе у старшины было как-то по-особенному хорошо. Приятно вот так после ужина в компании дочки и близких друзей посидеть и посмолить, глядя, как сизый дым растворяется в темном небе. Первым заговорил Сомов:

— Митрич, слышал, что сегодня в Бресте взяли троих шпионов?

— Нет, — удивленно поднял брови Кожевников. — Я же за дочкой ездил. А что случилось?

— Крутились они недалеко от водонапорной башни. Один бдительный «летеха» из патруля проверил у этих хлопцев документы. Все в порядке оказалось, но то ли нервничали они слишком, то ли какая другая незадача, в общем, цепануло его в них что-то. Подробностей не знаю. — Лейтенант выпустил струю дыма. — Пригласил «летеха» их проследовать в комендатуру, а те — сопротивляться. Положили их под дулами, значит, мордами в асфальт, давай разбираться, а у них под нашей формой — немецкая.

— Вот это да! — поразился старшина. — И что?

— Да ничего, собственно. Поговаривают, что возможны провокации с германской стороны. Приказ был усилить бдительность, но паникерства не разводить.

Старшину вдруг вновь охватило неприятное чувство тревоги, только теперь оно не было смутным и эфемерным. Странности прошедшего дня начинали складываться в единое целое. Опыт подсказывал ему, что неспроста все это, что следует готовиться к серьезным неприятностям. Он немного помедлил, подыскивая слова, затем тихо спросил Сомова:

— Володь, а тебе не кажется, что какая-то гнусь затевается?

— В смысле?

— Ну, шпионы эти… На вокзале в Бресте сегодня такое столпотворение было, будто местные все разом уехать отсюда решили. Да и Катерина жаловалась, что с прилавков соль, сахар, спички исчезают. Очереди кругом. Когда такое было?

— Не знаю, Митрич, что и сказать, — вздохнул лейтенант.

— У меня такое чувство, как… знаешь, бывает духота стоит перед сильной грозой. Вон Анисимов тоже…

— А что Анисимов?