Аркадий Сахнин - Тучи на рассвете (роман, повести) Страница 4

Вспаханное поле он тоже покрыл ровным слоем удобрений и перекопал его лопатой, чтобы не пахать еще раз и не платить за буйвола лишнего. Перекопанное поле взрыхлил мотыгой, и земля стала мягкой, как пареный рис. Потом оградил свой участок маленьким земляным валом и с помощью черпака заливал его водой из канавы и радовался, что вода быстро исчезала: значит, земля пила ее вволю.

Он много дней так работал, пока вода не покрыла все поле и оно стало похоже на большое зеркало. Тогда выкопал подросшую рассаду, и вся семья, закатав штаны выше колен, полезла в жидкую грязь. Он сам разбросал пучки рассады по всему полю и первый ряд тоже посадил сам, чтобы остальные ряды были такими же прямыми и один росток отстоял от другого ровно на чхи [5] и чтобы жена и дети еще раз посмотрели, как осторожно надо брать нежный стебель из пучка, и насколько глубоко следует погружать его в жидкую землю, и как прижимать его, чтобы он не падал.

И опять вся семья дружно работала, и в словах песни звучала надежда:

Легионы драконов со змеиными жаламиОкружили тебя, Ариран, Ариран.Но пробьюсь я туда и достигну вершины,Ведь свобода и счастье на горе Ариран.

А когда посадка кончилась, он долго смотрел на свое поле и радовался тому, что все сто тысяч стеблей были посажены правильно и стояли ровно. И каждый из них прошел через его руки или через руки его жены и его детей.

На другой день он заметил, что земля выпила еще немного влаги, и опять долго орудовал черпаком, а потом поправил сорок шесть ростков, которые наклонились, потому что стояли в том месте, куда из черпака выливалась вода…

— Йо-и-и-и!..

Так он работал все прошлое лето. Возвращался домой, когда становилось темно. Брел без мыслей, без чувств. Не зажигая кунжутной коптилки, не раздеваясь, валился на тощую циновку, чтобы с зарею снова выйти в поле.

Он думал о земле, как о живом существе. И она тоже отвечала ему любовью, благодарная, вскормленная им земля.

Сорок мешков риса собрал он осенью со своего участка. Если даже занять под урожай целый дом, то и тогда не хватило бы места. Но рис ушел от него, исчез весь, до зернышка…

— Йо-и-и, йо-и-и, йо-и-и!..

Первые три мешка прямо на току забрал японский сборщик налогов. Стране восходящего солнца, Ниппон, очень нужен рис. Она ведет войну в Китае. Правда, говорят, что на процветание империи самурай отсылает только половину собранного риса, а остальное берет себе. Но ведь из своей доли сборщик должен кое-что отсыпать начальнику, да и полицейскому инспектору тоже нужен рис.

Двадцать мешков помещик Ли Ду Хан вывез за аренду земли и два за пользование буйволом. Он сам в трудном положении: заключил договор на поставки с Восточно-колониальной компанией, а риса не хватает. Зато Ли обещал поддержать Пака. Он хорошо понимает: Пак не лентяй, а только неудачник, ему просто не везет.

После этого у Пака осталось пятнадцать мешков. Но проклятые долги! Разве Ли Ду Хан забудет о них?! В весенний голод Ли дал четыре мешка риса, — значит, как и положено, пришлось вернуть восемь мешков. В июльский голод он дал два мешка. И здесь помещик не требовал лишнего, а только то, что причиталось ему по закону, то есть три мешка. Осталось четыре мешка. Если сменять их на чумизу и расходовать бережно, вместе с отваром из сладкой коры, семья могла бы снова дотянуть до весеннего голода. Но остатка едва хватило погасить десятую часть старой задолженности.

Ли бранился: только четыре мешка в счет старого долга! Ведь в этом году очень нужен рис. Божественный император готовит войну против России. Страна богини Аматерасу скупает весь урожай. Она управляет солнцем, и солнце империи будет светить всему миру…

— Йо-и-и, йо-и-и, йо-и-и!..

Замурованные в бетоне

Посреди деревни Пак останавливается у двора без ворот. Он тоскливо оглядывает свою хижину, которая уже не принадлежит ему.

Провисшая крыша из рисовой соломы перетянута веревками, свитыми из такой же соломы. Крохотные оконца, заклеенные бумагой, уже нельзя раздвинуть — настолько их перекосило. Труба очага, видневшаяся позади, сооружена из полого ствола дерева и свернутого листа жести, проржавевшей и дырявой. Вот и все железо, что пошло на строительство дома. Даже гвозди здесь деревянные.

Зато во дворе из земли поднимается стальное сооружение. Это одна из четырех лап гигантской мачты, возвышающейся над хижиной, над всей деревней. Вторая лапа уперлась в соседний двор, и две — в улицу, почти перегородив дорогу. Издали кажется, будто мачта движется, шагает и в эту минуту наступила на деревню всеми своими огромными лапами, пригвоздила ее к земле.

Тяжелые провода тянутся в гору, к другой мачте. На вершине дальней сопки вырисовывается силуэт третьей, а проводов уже не видно. Они теряются, будто тают в воздухе. Ток высокого напряжения идет на металлургические заводы Мицуй и Мицубиси, на военные предприятия Ниппон Сейтецу и Фурукава, на пороховые фабрики Босэки…

Это линия высоковольтной передачи Супхунской гидростанции. По вечерам в хижине Пака горела кунжутная коптилка с фитильком из ваты от одеяла. Фитилек чадил в полумраке, а над хижиной гудели тяжелые провода…

Жизнь всех родственников Пака связана с Супхунской электростанцией. Мачта во дворе всегда напоминает ему о братьях. Он может рассказать, как на гору Супхун приехали самураи. Чтобы соединить плотиной две скалистые гряды на противоположных берегах широкой Амноккан, им потребовалось пятьдесят тысяч корейцев. Желающих оказалось намного больше, отбирали самых сильных и здоровых.

Всем трем братьям Пака повезло: они попали на стройку. Особенно повезло старшему брату. Его сына тоже взяли. Приняли и соседа с сыном. Работая вчетвером и выгадывая на еде, они вполне могли накопить денег, чтобы сообща купить буйвола или хоть корову. Конечно, они не станут доить животное, чтобы не лишать его сил. Нет, корова будет работать в поле, возить хворост, траву и овощи в город.

Старший брат давно мечтал о собственном буйволе или корове. И вот выпал такой счастливый случай. Нет, он не дурак, чтобы наедаться здесь вволю три года подряд, а потом опять нищенствовать и брать буйвола поденно. Он умеет беречь деньги…

Младшие братья тоже были очень довольны. Несмотря на то что одному из них уже исполнилось девятнадцать, а другому — двадцать, они все еще не были женаты. Они тоже умели беречь деньги, и через три года каждый из них сможет наконец жениться.

Особенно старался самый младший. Никто не упрекнет его потом, будто он мало накопил денег из-за лени. Парень дробил камень быстрее других, доверху накладывал заплечные носилки и почти бежал с грузом. Он быстро приноровился к работе. Когда голова начинала кружиться и тошнило оттого, что хотелось есть, и руки уже не могли орудовать кувалдой, он все равно не позволял себе ждать, пока к нему вернутся силы. Он садился под скалу, где не так пекло солнце, и продолжал работать молотком. Правда, дело шло медленно, потому что большой камень трудно колоть молотком. Но он заметил, что, если долго бить по одному месту, камень в конце концов раскалывается. Потом он стал работать еще расчетливее. Рубил камень днем, а к плотине перетаскивал его вечером, когда солнце уже не жгло.

Вообще юноша умел беречь силы. Он не позволял себе, как другие, после работы шагать почти ли до барака, а удобно устраивался тут же, на камнях, тем более что под открытым небом ночевали многие — все те, у кого не хватало сил дотащиться до циновки. Только они падали по дороге в бараки где придется, а он устраивался заранее.

Но младшему брату все же не повезло. Он вместе с другими замешкался на дне среднего отсека плотины, когда уже сломали лестницу и туда начали заливать бетон. Их задержалось семь человек. Японский администратор не решился остановить бетон: если ждать, пока всех вытащат наверх канатом, бетон может окаменеть в ковшах, да и вообще нельзя прекращать работу ни на минуту.

Администратор тогда очень нервничал и, наклонившись над барьером, кричал вниз, чтобы они не стояли там сбившись в кучу, как стадо баранов. Дурачье, им невдомек, что пространство, которое они занимают, останется не заполненным бетоном и от этого уменьшится прочность плотины.

На помощь администратору прибежал младший надсмотрщик Чо Ден Ок. Он просил японца не волноваться и идти в контору. Он обещал, что все будет хорошо.

Когда тот ушел, Чо начал кричать, чтобы люди в котловане разбежались в разные стороны, тогда раковины в бетоне будут небольшими и не ослабят его. Но разве на дне такого глубокого и широкого колодца услышишь, что кричат сверху?

Правда, их крик был наверху слышен, но это потому, что кричали сразу семь человек, да и слова были простые: «Подождите!», «Спасите!», «Помогите!».