Андрей Серба - Тихий городок Страница 4

— В ствол можно. И побольше патронов к пулеметам. — Клевцов выдержал паузу. — Не исключено, кто-то из нас погибнет или будет тяжело ранен. Но тот, кто останется в живых, обязан любой ценой добраться до своих и подробно, во всех деталях, рассказать о том, что видел и слышал.

Танкисты разошлись на отдых. Затих и Федя на соседнем топчане. А Павел заснуть никак не мог. Долго ворочался с боку на бок, наконец забылся в коротком тревожном сне.

Клевцов занял место в башенном отделении. Заряжающий Нетудыхата спустился вниз, примостился на брезентовом чехле между водителем Петренко и радистом Муралиевым.

Светало. Синевой наливалось чистое, без единого перышка, небо. Впереди желтело поле спеющей ржи. Оно полого поднималось к холму, заросшему на вершине кустарником. Где-то там стояли сгоревшие танки, пока невидимые из-за утреннего тумана.

Петренко прибавил скорость. Мягко раскачиваясь на вспаханной земле, машина помчалась к подошве холма. Вскоре Клевцов заметил черные оплешины от огня, а чуть дальше буро-сизые корпуса тридцатьчетверок без башен. Танк Борового шел впереди справа. И надо же так случиться, что не он, а Овчинников первым заметил немецкую самоходку. Притаившись, она стояла за корпусами сгоревших машин.

Работая поворотным и подъемным механизмами, Овчинников развернул пушку в ее сторону, однако выстрелить не успел: сильный удар в правую половину лобового листа развернул танк. Хорошо еще, что немцы ударили болванкой. Но все же она задела бак с маслом. Машина задымилась. Петренко сообразил закрыть бортовые и кормовые жалюзи, перекрыл доступ воздуха в моторное отделение, переключился на заднюю скорость. Это спасло от второго снаряда — он взорвался перед самым носом. К тому времени танк Борового развернулся и завязал бой с самоходкой.

Масло перестало дымить. Леша открыл жалюзи, впустил воздух, чтобы мотор не перегрелся, и, петляя, выбрался к подбитым танкам с другой стороны. Павел прижался к триплексу. У всех наших танков были целы ходовая часть, опорные катки и днища. «Нет, мины здесь ни при чем», — подумал он.

В небо рванулось облако буро-красного дыма. Из-за остовов машин не было видно, кто загорелся Но скоро Павел понял — это дымился Боровой. Пятясь, отходила немецкая самоходка.

— Овчинников! Бей!

Лейтенант выстрелил. Промахнуться он права не имел — в стволе был единственный снаряд. Самоходка качнулась, как бы осела на корму и тут же полыхнула костром. Клевцов откинул люк, приподнялся над башней и увидел горящий танк Борового. Надо бы идти на помощь, но тогда оставалась бы невыполненной главная задача…

— Вперед! — скомандовал он.

Вдруг на темном фоне кустарника колюче блеснул огонь. Он был похож на тот, что возникает, когда сварщик пробует электрод. Левая гусеница тут же омертвела. Отказала, видимо, бортовая передача. Заглох мотор Леша нажал на стартер, мотор не заводился — не было тока от аккумулятора. Петренко сменил предохранитель — безрезультатно Механик вытащил из кармана дюралевую расческу, переломил её надвое, сунул вместо предохранителя, но двигатель продолжал молчать.

Павел спустился к водителю:

— Скорее всего, перебило центральный электропровод Заводи от баллонов со сжатым воздухом!

Резервная система запуска сработала. Танк сдвинулся с места. Слева оказалась канава — слабое, но все же укрытие. На одной гусенице, словно раненый с перебитой ногой, танк подтащился к канаве, спустился в нее. Петренко, заглушив мотор, стал ремонтировать тягу.

Второй удар обрушился на башню, но срикошетил. Мелкие, не больше патефонной иголки, кусочки с тыльной стороны брони хлестнули по лицу. Пролаял немецкий пулемет, и его пули застучали по броне.

Павел повернулся к стрелку-радисту, ожидая, что он начнет стрелять в ответ. Однако тот молчал. Павел толкнул его в бок. Муралиев не подавал признаков жизни. Клевцов подхватил его под мышки, стащил с сиденья, сам занял место у лобового пулемета. Через прицельное отверстие осмотрел кустарник, помятую рожь, но ни пушки, ни людей не увидел.

Третий удар пришелся по лобовому листу.

Не успел Клевцов оторваться от прицела, как снова ощутил вспышку огня. На этот раз заметил, что стреляли из кустов. Жаром обдало лицо, со лба потекла кровь, залила глаза.

— По кустам огонь! По кустам! — закричал он Овчинникову, который мог стрелять из башенного пулемета.

Павел вытер шлемом кровь.

— Леша, открывай нижний люк, посмотри, что с гусеницей?

Петренко нырнул вниз, вскоре из-под днища подал голос:

— Пусть Нетудыхата притащит из багажника «хитрый палец», попробуем поставить гусеницу на место.

Показались серые каски немецких автоматчиков. Пригибаясь, гитлеровцы бежали к кустарнику. Клевцов и Овчинников открыли огонь. Автоматчики залегли. В проеме люка показалось измазанное лицо Петренко:

— Попытаюсь рывком натянуть гусеницу на каток.

Он запустил двигатель, стал дергать машину взад-вперед.

— Порядок! — крикнул Нетудыхата, втискиваясь в люк.

Стерев с лица пот и грязь, Петренко вопросительно посмотрел на Павла. Тот сменил у пулемета диск, передернул затвор:

— Вперед, Леша! Только вперед!

Машина выкатилась из канавы и двинулась к кустарнику, разгоняя затаившихся автоматчиков.

И тут — новая вспышка. Она запечатлелась как замедленный кадр кинохроники. Вращающаяся желто-красная струя, искрясь, проткнув броню, ударила в моторную переборку. Танк наполнился рыжим дымом.

— Горим! — Овчинников откинул башенный люк, его рука оказалась выброшенной вверх, пуля сразу сбила ее. Охнув, лейтенант опустился на сиденье.

Павел пытался рассмотреть пробоину. Он надеялся увидеть дыру, какую обычно делает снаряд. Но перед ним было маленькое, диаметром в два пальца, отверстие.

С сиплым свистом красную полутьму прорезало крутящееся штопором огненное жало. Оно впилось в казенник, рассыпалось искрами. Вскрикнул от боли Нетудыхата. Овчинников попытался помочь заряжающему, но что он мог сделать с перебитой рукой?!

— Всем вниз, прижаться к днищу! — скомандовал Павел. — Леша, открой лобовой!

С глухим лязгом откинулась тяжелая лобовая створка. Свежий воздух ворвался в машину, оттеснил дым и огонь, но ненадолго. Скоро пожар окреп, стало жарче. Задыхаясь, кашляя, обжигая окровавленные руки о раскаленный металл, Павел переместился к левому борту — там было немного прохладней. Голова работала четко и трезво, как всегда в критических ситуациях. Все его действия теперь подчинялись одной цели — рассмотреть таинственные огненные струи, прожигающие броню как воск. В моторном отделении гудело пламя. В надежде, что его услышат, Павел крикнул:

— Приказываю всем покинуть машину! И немедленно добираться до штаба. Каждый, кто сумеет вернуться к своим, обязан доложить — наши танки гибнут не от мин! Они горят от кумулятивных гранат. Посылает их какое-то легкое приспособление, управляемое, кажется, одним пехотинцем.

Павел решил уходить последним. Ему еще и еще раз хотелось взглянуть на действие дьявольского огня. Вращающиеся ослепляющие жала пронзали броню, рассекали дымную темень. Тот, кто бил по танку, теперь не торопился, наслаждался стрельбой, как по удобной мишени в тире. Павел лег на спину, не мигая смотрел на яркие вспышки металла. В горячке он не заметил, когда его ранило. Боли он не ощущал, хотя из груди со свистом вырывался воздух.

Леша вынул лобовой пулемет, взял сошки к нему, сумку с дисками, сказал Павлу:

— Ползите к люку, я помогу!

Но Клевцов молчал. Он неожиданно потерял сознание. Леша опустился в узкое отверстие, ухватил его за плечи, подтянул к люку. Голова повисла над землей. От прохладного воздуха Павел пришел в себя, разжал веки, огляделся. Прижавшись к опорным каткам, отстреливался из автомата Овчинников. С другой стороны стрелял Нетудыхата.

«Мне надо выжить и рассказать, а там…» — Павел подтянулся на руках, вывалился из танка.

Леша Петренко с пулеметом хотел было тоже занять оборону, но Овчинников свирепо крикнул:

— Оставь пулемет и в рожь! Оба!

Водитель поволок Павла в рожь. Внимание немецких автоматчиков было приковано к танку. Они не заметили двух русских, которые пересекли голую выгоревшую полосу и скрылись в густых хлебах. Овчинников стрелял редко, экономно. Еще реже постреливал Нетудыхата. Потом тупой автоматный стук сменил более частый и громкий треск пулемета…

Павел обессилел. Не двигались ни руки, ни ноги. От жажды пересохло в горле, одеревенел рот, красная пелена застилала глаза. Не раз он впадал в беспамятство. Тогда Петренко подбирался под него, обхватив одной рукой, подтягивался на другой, тащил дальше. Но и он выдыхался.

Неожиданно послышался шепот. Павел вытащил пистолет, сдвинул планку предохранителя. В колосьях мелькнул матовый овал русской каски. Свои! Это были разведчики, посланные Самвеляном к погибшим танкам…