Герхард Грюммер - Скитания Страница 4

Однажды на уроке заговорили о Лондонском порте. Это, разумеется, заинтересовало трех моряков. Они вызвались сделать пересказ. На якоре в порту всемирно известного города, рассказывали ребята, стояли крейсера, подводные лодки, эскадренные миноносцы и канонерки. Английское командование устроило грандиозный военно-морской парад, вероятно самый крупный со времен Нельсона. Моппель был беспомощен. Он не знал современного военно-морского флота. В заключение описания было сказано, что линкор пришвартовался недалеко от Тауэрского моста. Был ли это дредноут, хотел знать Моппель. Это название было заимствовано им из терминологии 1906 года и официально отменено 20 лет назад. Здесь произошел тот редкий случай, когда учитель сам должен был учиться у своих учеников. Моппель воспринял это благосклонно. С торжественно-серьезным видом он поставил в классный журнал всем трем морякам оценку «очень хорошо».

Многие предметы преподавал Калле. Его настоящее имя было доктор Хайнрих Шольц, но в школе он был больше известен под этим прозвищем, которое не особенно задевало его. Отец Шольца, много лет проработавший учителем в той же самой гимназии, также носил это прозвище. Двое сыновей Хайнриха учились в данном учебном заведении, и их, естественно, тоже называли Калле. Когда требовалось делать различие, то говорили «старый», «большой» и «маленький» Калле. Если кто-нибудь на гимназическом дворе громко кричал «Шольц», никто не отзывался на это обращение, а молодые люди только поворачивали головы.

Калле преподавал немецкий язык. Драмы Шиллера он заставлял читать по ролям. Длинные монологи он препарировал по частям, как труп при анатомировании. Боевые сцены из «Орлеанской девы» использовал для того, чтобы подробно объяснить различные приемы фехтования. Этим он удовлетворял вкусы учащихся, для которых военные занятия были ближе, чем литература. Очень строг Калле был при оценке сочинений. Он придерживался мнения, что латинские классики только испортили выразительность и стиль своего языка. Он не любил сложных предложений, как и шахматную игру по схеме. Каждый должен уметь выразить себя ясно и кратко. Класс честно старался следовать этому совету.

Любимым занятием Калле была чистка немецкого языка от слов иностранного происхождения. Поэтому двигатель внутреннего сгорания он называл не четырехцилиндровым, а четырехпоршневым. Директор гимназии Галль обычно только посмеивался над этими странностями, но Калле быстро парировал:

— Возьмем, к примеру, предложение: «Самые тупые крестьяне имеют самый крупный картофель». Классически образованный человек выразил бы это таким образом: «Объем продукции, производимый сельским населением, обратно пропорционален интеллектуальному уровню производителей».

От таких словесных дуэлей, происходивших, как правило, в присутствии класса, страдала дисциплина.

Доктор Шольц считал себя немцем до мозга костей, человеком старого закала. Несмотря на это, он не вступил в ряды национал-социалистской партии. С людьми типа Ремиша он не хотел иметь ничего общего. Вообще нацисты для него были мелкими, незначительными людьми, одним словом, плебеями. Он признавал Геринга, потому что тот был сыном высокопоставленного служащего и в прошлом являлся кадровым офицером. Стремление Геринга к роскоши, которое многие «старые товарищи» порицали, он находил соответствующим престижу великогерменского рейха.

С началом войны Калле преподавал также и гимнастику, официально именовавшуюся «тренировкой тела». Перед началом урока дежурный должен был по-военному отдавать ему рапорт перед классом. Калле с наслаждением обходил строй учеников, а затем начинал тренировку в быстроте построения. Если кто из ребят оказывался медлительным, ему назначались дополнительные занятия по строевой подготовке. Бесцельные загородные экскурсии и туристические походы остались далеко в прошлом. Теперь Калле часто проводил занятия на местности, которые начинались с обсуждения выбранных ребятами боевых позиций. Некоторые ученики назначались командирами рот и батальонов. Войско было небольшое, но Калле вел себя так, словно он был начальником геншатба. Во время рапортов «командиров подразделений» он использовал свою трость как маршальский жезл. Занятия заканчивались подробным разбором. Сухопутчики уже имели опыт таких учений, и Вольфрам Дидерих всегда добивался самых больших успехов.

Во вторую военную зиму случилось несчастье. При выполнении сложного гимнастического упражнения Бреммель упал с коня и так сильно расшиб себе колено, что его срочно пришлось отправить в больницу. Друзья навещали его, и он, указывая им на забинтованную ногу, приходил в отчаяние, поскольку колено, как сказал ему врач, вероятно, останется несгибаемым. И Бреммелю пришлось оставить мечту о военной карьере.

Несчастье этого юноши обернулось удачей для «морского союза». Хайнц Апельт, один из лучших спортсменов, был назначен старостой класса и команды гимнастов. Это означало усиление влияния малочисленной группы будущих моряков.

Кулиш, седой исполин с живыми глазами, бойко вел географию. Ученики называли его Куле. В молодые годы он на велосипеде совершил путешествие по многим странам — объехал Венгрию, Францию, Югославию, Испанию и даже часть Марокко. Куле сопровождал свои рассказы занимательными подробностями. Много раз, если верить его словам, он был на волосок от смерти. Гимназисты безгранично почитали его. Для них он был почти героем, однако его пощечин боялись. Перед ударом Куле поворачивал свой перстень печаткой внутрь. Уже в одиннадцать часов на перемене можно было заметить по темно-красным пятнам на щеках, кого коснулся гнев учителя географии. Многие из его бывших учеников, ставшие к настоящему времени уже солидными людьми, долго хранили в памяти пощечины Куле. Сам учитель цинично называл эти пощечины «достойной немецкой работой».

Несколько лет назад в гимназии работал еще один учитель — доктор Феттер. Он был социал-демократом, активно работал в партии и вел оживленные дискуссии со старыми нацистами. Когда Гитлер пришел к власти, Феттер понял, что его отстранение от преподавательской работы лишь вопрос времени, и решил тонуть с поднятым знаменем. Не одном из гимназических праздников выступал районный руководитель НСДАП. В заключение, как было предусмотрено программой, исполнялся гимн. Участники собрания при этом поднялись и запели гимн с поднятой в нацистском приветствии рукой. Доктор Феттер тоже встал, но правую руку держал внизу и не пел. Когда зазвучала песня о Хорсте Весселе, он демонстративно сел на свое место. Руководитель приметил это проявление свободомыслия и жестом потребовал, чтобы Феттер поднялся. Но учитель продолжал сидеть, сжав руку в кулак.

Вскоре доктор Феттер был уволен без предупреждения. Он отрастил бакенбарды (у нацистов это считалось признаком плохого тона) и стал надевать широкополую шляпу, когда прогуливался по городскому парку. Встречаясь со знакомыми, которые, согласно официальному предписанию, приветствовали его поднятой вверх рукой, он лишь вежливо улыбался и снимал свою шляпу.

Феттер был очень начитанным человеком, имел обширную библиотеку военно-исторической литературы. Некоторые из учеников, которые интересовались этой областью знаний и прочитали все, что было в скудном запасе городской библиотеки, тайно брали у него книги. После обеда доктор Феттер давал частные уроки слабоуспевающим детям обеспеченных родителей. Поэтому не особенно бросалось в глаза, когда и другие ученики приходили к нему. Беседы с доктором Феттером всегда были большим событием для каждого любознательного молодого человека, которому гимназия давала очень однообразную духовную пищу. С ним можно было говорить обо всем. Раньше, во время активной политической деятельности, он часто встречался с представителями многих партий, в том числе и с коммунистами, программу которых хорошо знал. В гимназии с презрением говорили о таких понятиях, как колхозная система и стахановское движение, хотя толком ничего о них не знали. Доктор Феттер разъяснял гимназистам, что это такое.

Хотя Феттер был весьма стеснен в средствах и ему приходилось экономить каждый грош, он выписывал берлинский биржевой бюллетень, но не для того чтобы знать о курсе акций и совершаемых сделках, а для того, чтобы получать информацию об экономическом положении в мире. Кроме того, в бюллетене публиковались неплохие военные статьи. Он сохранял еще определенную независимость и не стремился полностью подстраиваться под господствующие в стране взгляды.

Из этого источника Феттер черпал темы для разговоров о германо-британском военно-морском соглашении и роли танковых войск. Сам доктор Феттер по этим вопросам имел свою точку зрения, но считался и с мнениями других. Для гимназистов, которых воспитывали в слепом повиновении, дискуссии такого рода были чем-то новым. «Нужно выслушать и другую сторону», — говорил Хельмут Коппельман по дороге домой и еще раз убеждался в действенности его любимых латинских цитат. Само время способствовало тому, что любознательные ученики сплотились вокруг Феттера. Правда, к началу 1941 года его продолжали посещать только трое.