Борис Яроцкий - Русский капкан Страница 4

Подгоняло время. Уже на юге России, а вскоре и на востоке полыхало пламя Гражданской войны. Генерал Миллер все еще не покидал Париж. Он трудился в поте лица – готовил кадры для свержения советской власти. А кадры эти – русские генералы и офицеры на командных должностях в Красной армии.

Их изучали люди Миллера.

В Филадельфии состоялся первый разговор майора Климова с прапорщиком Насоновым. На языке вербовки – пробный.

Насонов был не первый офицер, которого предстояло убеждать в полезности службы в рядах Красной армии.

– В России большевики взяли власть, – доказывал Климов. – А большевики – это немецкие шпионы Они свергли правительство Керенского с помощью немецких денег. Все газеты об этом пишут.

Георгий Насонов не верил, что деньгами можно совершить революцию да еще в такой стране, как Россия. В России всегда хватает недовольных властью, способных совершить революцию – был бы руководитель с головою. А деньги делают все – и революцию и контрреволюцию… Дайте любому замухрышке, жаждущему власти, полновесную валюту, – и он тут же создаст партию (дураки всегда найдутся). На выборах партия получит большинство в парламенте, и замухрышка уже не замухрышка, а лидер, изрекающий истины, – то есть вождь. А на вождя работает (за деньги, разумеется) машина пропаганды, она из дурака лепит гения. У Гитлера было даже министерство пропаганды.

В госпитале, где лечился Георгий, меньше всего говорили о немецких деньгах, а вот о возвращении на родину – с этого начинали и заканчивали день. Но там тоже кому-то потребуются деньги. А деньги, как известно, зарабатывают.

– С возвращением надо повременить, – говорил вожатый и в качестве доказательства приводил аргумент: – Америка и Россия находятся в состоянии войны с Германией. Мы должны вступить в американский экспедиционный корпус. Он направляется в Россию для борьбы с немецкими ставленниками. Но прежде вам нужно окончить курсы переводчиков и, зная английский язык, – активно помогать союзникам очищать Русский Север от большевиков.

– А сами союзники – не могут?

– Союзники не знают местных условий.

– И только?

– Ну и… нуждаются они в человеческом материале. А у нас русские бабы нарожали излишек… Дюжина детей в русском крестьянском хозяйстве считается нормой. Нищета, понимаете, дает многодетность. Так что Россия, если ее не будут втягивать в войны, через каких-то тридцать-сорок лет по населению обгонит все страны мира.

– Поэтому наши цари-императоры заранее позаботились о приращении территории?

– Может, и так…Будем прирастать не только Сибирью, но и далекой Америкой.

– Но русских Иванов требует Европа.

– Это мы еще посмотрим, кто кого потребует…

В словах вожатого было много туману. Логика офицеру подсказывала: переводчик – это туфта. В самих курсах таилась загадка. Нужно ли было боевых русских офицеров переправлять за океан, чтоб научить говорить по-американски? Иное дело, из русского офицера сделать американца, и уже с американскими мозгами посылать в Россию отстаивать интересы Америки?… В этом какая-то логика была.

Предложение майора Климова выглядело заманчиво. Вожатый настырно повторял:

– Экспедиционный корпус готовится воевать не против России, а против большевистского правительства.

– А что собой представляют большевики?

– Это мы вам растолкуем…

На американском континенте ходили разные слухи, но бесспорным был один: корпус направляется в Россию, а там уже, на месте, будет видно. Может, под солнцем демократии большевики сами исчезнут, примерно, как под весенними лучами солнца исчезает снег…

И еще вожатый толковал:

– Курсы Красного Креста для вас, господа офицеры, благо. В России вам, цивилизованным, цены не сложат.

Прапорщик Насонов по совету своего вожатого посещал эти курсы, чтоб без препятствий вернуться на родину. Скоро он и сам не заметил, как втянулся в необычную учебу.

Учеба его заинтересовала настолько, что он понял: «Быть переводчиком – профессия на всю жизнь! Пусть что там ни толкует вожатый, этот переодетый в гражданское платье офицер из военной разведки, он, прапорщик, до поры до времени будет с ним соглашаться во всем, а там – что жизнь покажет».

В Европе все еще полыхает война, и неизвестно, кто кого одолеет – Антанта Германию или Германия Антанту, а значит, и Россию.

Прапорщику Насонову было больно и обидно за Россию, за то, что в упряжке воюющих сторон она – коренная лошадь. На нее возложили основную тяжесть – умирать на поле боя…

Крепко думал Насонов, и все мысли сводились к одной: не позволят нам стать первой державой мира, в баталиях будут сокращать наше русское население… Говорят: нас много, излишек. Кто говорит? О каком излишке речь? Пусть наши бабы рожают. Это же рабочие руки! При многочисленных рабочих руках нищета не подступится. Умные правители ее не допустят. Это же понятно: чем меньше у правителей ума, тем больше смертей, неважно от чего – от голода или от неприятельской пули…

За океаном прапорщик Насонов учился думать… Думающий офицер – это богатство державы. Насонов приходил к мысли, что в этой войне он не рядовая фигура, что у него есть Отечество, и если не он, то кто же за него постоит?

Как ни странно, к этой мысли он пришел задолго до беседы с вожатым Климовым. Тоска по родному дому особенно сильно одолевала его на чужбине: каждая березка в том далеком краю напоминала ему о родине. Даже луч солнца воскрешал в памяти ласковое лето отчего края, а снежинки, садившиеся на воротник шинели, напоминали зиму милого сердцу Севера.

В тоске сквозь чужую речь прорывались голоса знакомых земляков, но, пожалуй, чаще других он слышал голос женщины, с именем которой просыпался и засыпал. Снилась Обозерская, где прошло его детство, не однажды видел во сне Фросю Косовицыну, даже ощущал запах ее золотистых волос, заплетенных в толстую косу. Примерно с такими косами незадачливые художники изображают русалок на фоне лесного озера.

В чужом краю в тоске по родине видятся хорошие сны, и от этого тоска еще сильней.

5

Европа еще была охвачена пожаром мировой войны, а в Соединенных Штатах, если судить по газетам, предприниматели-янки уже делили русскую землю.

Америке оказалось мало за бесценок купленной Аляски. В печать просочились сведения, что американцы с согласия царского двора уже несколько факторий открыли на Камчатке: на прибрежных островах бьют котика. Береговая охрана попыталась было запретить браконьерский промысел в территориальных водах России, но из этого ничего не вышло, хотя в Санк-Петербург по дипломатическим каналам послали запрос: кто разрешил?

Ответ пришел предельно краткий:

– С согласия императрицы.

Пришлось прибегнуть к хитрости – обуздать пришельцев с помощью старожилов здешних мест. Камчадалы, эти искусные охотники и рыбаки, владели секретом миграции котиков. Новый охотничий сезон не обрадовал пришельцев.

С прибрежных островов котики исчезли, и фактории, как по мановению волшебной палочки, закрылись. Янки-зверобои вернулись на Аляску. На запросы американского МИДа – разрешить им вернуться и открывать фактории на побережье Камчатки и алеутских островов – МИД России на этот раз ответил молчанием.

В пожаре войны грабить Россию с дозволенья царского двора уже не получалось: во всех слоях общества росло сопротивление монархии – династия Романовых доживала последние месяцы. Это чувствовалось даже в офицерской среде.

Однажды Сергей приехал на побывку и услышал, как отец, читая «Петербургские новости», яростно возмутился:

– У янки звериный аппетит, – и, как злобную листовку, отбросил газету.

Из глубокого кармана генеральского кителя отец достал курительную трубку, трясущимися руками торопливо зажег спичку. Дым табака его немного успокоил. Таким возбужденным Сергей видел отца впервые, и у отца – человека стального характера – уже стали сдавать нервы.

Супруга Александра Александровича, добрейшая Зинаида Фотьевна, в свои сорок два года все еще моложавая, своей предусмотрительностью напоминающая госпитальную сестру милосердия, мягко посоветовала мужу:

– Саша, неужели тебе в штабе для беллетристки не хватает времени?

– Зиночка, там не до газет, – отвечал муж, попыхивая трубкой. – Там, понимаешь, радость моя, нужно думать, как воевать с умом. К сожалению, думать мы разучились. Стали очень много хитрить. Притом, коварно.

– Батя, это в точку, – отозвался Сергей, листая увесистый том под названием «Военная разведка России от Рюрика до Николая II». Этот фолиант составил профессор Академии Генерального штаба генерал-лейтенант Алексеев, преподаватель Александра Александровича. На титульном листе увесистого тома красовался автограф с дарственной надписью:

«Полковнику Самойло А.А. Верю в Ваше полководческое будущее».

Заслужить такие слова можно было только завидным прилежанием. И Сергей гордился отцом и не скрывал своей гордости перед товарищами, старался быть на него похожим. За окончание кадетского корпуса Сергей имел похвальную грамоту, за артиллерийское училище – первый разряд, дававший право для дальнейшей службы выбирать военный округ.