Михаил Аношкин - Уральский парень Страница 4

— Греби! — крикнул Володя и повернулся к пострадавшему. — Залезайте осторожно. Лодку не переверните.

— Я буду держаться за корму — так лучше, — ответил тот.

Причалили к берегу. Славка убежал собирать хворост для костра. Володя потянул лодку. Пострадавший встряхнулся, как гусь, и совсем неожиданно улыбнулся:

— Осердился на Шишкина Сугомак. Чуть в свое водное царство не утянул.

Лицо спасенного показалось Балашову мужественным. Поперек подбородка тянулся лиловый шнурочек шрама. Нос с горбинкой, а глаза коричневые, с поволокой.

— Смотришь на меня, как прокурор, — пошутил незнакомец. — Знаешь меня? Я Федор Шишкин.

Володя смутился. Нет, не слышал он про такого.

— А вы, по всему видать, боевые ребята, — продолжал тот. — Я у вас в долгу. Любую плату берите — не пожалею.

— Что вы! — возразил Балашов.

Шишкин разделся. Оставшись в трусиках, принялся выжимать одежду, скручивая ее жгутом. Володя помогал ему. Славка появился с охапкой хвороста. Закрапал дождь, крупные и тяжелые, словно из свинца, капли упали в траву.

— Полосне-ет сейчас, — покачал головой Славка.

Сквозь рваные просветы сосен видно было, как стремительно неслись пепельные тучи.

— Дождя не будет, — успокоил Шишкин, выжимая штаны. — Сильный ветер разнесет грозу в клочья. Поверьте старому лесовику.

Весело затрещал костер. В лесу было сравнительно тихо. Ветер куролесил вверху. Гром грохотал беспрестанно, а дождя действительно не было.

Шишкин развесил возле костра одежду — от нее повалил пар. Сам присел на корточки и протянул руки к огню. Он был совершенно спокоен, словно не он, а кто-то другой полчаса назад звал на помощь. И это Балашову понравилось: «Тертый, видать, калач. Иной на его месте все еще выколачивал бы зубами чечетку, а с этого — как с гуся вода. Отчаянный дядя!»

— После такой ванны недурно позагорать у костра. Верно, ребята? — улыбнулся Шишкин. — Попал я нынче в переплет. На Ломову пашню собрался одну бороду повидать. Пешком вокруг озера идти поленился, вот и попал. Помните, как в той книге: жизнь человеку дается один раз, и не будь дураком — бери ее за глотку, выжимай из нее все удовольствия до капельки.

— В той книжке не так, — сердито поправил Славка.

— Так или не так, не в этом дело! — весело возразил Шишкин. — Для меня так — и этого хватит. А сегодня сама жизнь взяла меня за глотку. Оплошал я. Чем благодарить вас, ребята? Говорите, не стесняйтесь.

— А чего нам стесняться? Ничего мы от вас не хотим! — обрезал Славка.

Шишкин недоуменно поднял брови:

— Ты, я вижу, приятель, сердишься? Брось, ни к чему. Я с тобой все равно ссориться не буду. Верно ведь? — улыбнулся он Балашову.

Володя тоже не понимал Славку: чего он, словно еж, колется?

— У него это бывает, — примирительно сказал Володя. — Находит порой.

Славка взглянул на друга сердито и обиженно. Шишкин рассмеялся:

— Славные вы, однако, ребята. Ну, кто угостит табачком?

Володя протянул Шишкину раскрытый портсигар с папиросами.

— О! Шикарная вещичка! Позволь полюбоваться?

Шишкин с интересом повертел портсигар в руках и, заметив на внутренней стороне буквы «БМВ», спросил:

— Инициалы твои, что ли?

— Нет.

— Старинный портсигар. Серебро. Купил?

— Нашел.

— Редкая находка! — Шишкин по-приятельски подмигнул Володе. — Продай, а?

— Нет, что вы!

— Ладно, я шучу. На такой портсигар у меня и денег не хватит, — и он вернул его Балашову.

Между тем ветер растрепал тучи. Дождь упал небольшой и скорый. Шишкин натянул на себя еще волглую одежду.

— На мне досохнет, — пояснил он. — Счастливо оставаться, друзья!

И зашагал по тропинке в лес, высокий, легкий на ногу. Когда скрылся за поворотом, Володя заметил:

— Интересный мужик.

— А ты обратил внимание, — сказал Славка, — улыбается, а глаза сердитые. Словно чужие на лице.

— У тебя сроду что-нибудь не так, — усмехнулся Балашов. — Вот-вот опять начнешь фантазировать: мол, глаза не глаза, а сплошная загадка.

— А! — махнул рукой Славка. — Что ты понимаешь? Не задирай меня, понял? Давай лучше варить уху.

— Давай, — согласился Володя, и друзья принялись чистить рыбу. Уха удалась на славу, слегка попахивала смоляным дымком. Друзья к тому же проголодались и с котелком ухи расправились незаметно.

После еды Балашов начисто соскреб песком с котелка копоть и присел рядом с задумавшимся Славкой. Миронов лежал на животе, подперев рукой подбородок, и смотрел на присмиревшее после бури озеро. Оно лениво гнало вдаль тихие волны, шелушилось солнечными блестками.

— О чем задумался? — спросил Володя.

Славка вздохнул.

— Так. Взгрустнулось что-то, — отозвался он неохотно. Володя поглядел внимательно на друга, кинул в озеро камешек.

— Трудно придется тебе в жизни, Славка.

— Это почему же? — встрепенулся Миронов, покосился на Балашова.

— Сложный ты какой-то, что ли. На ерунду порой можешь засмотреться, а главное упустишь. Или вот сегодня. Что-то тебе не по нутру пришлось в этом Шишкине, и чепуха всякая полезла в твою голову.

— Может быть, — задумчиво согласился Славка. — Может быть, ты и прав. А может, и не прав. Это ведь как понять. Ты говоришь, на ерунду могу засмотреться. Иногда в этой ерунде главное, словно в капельке воды солнце, отражается. Увидел я бруснику в лесу, солнце ее красиво так осветило, загляделся, а через нее открылась мне вся красота нашей тайги. А про мужика не будем поминать. У хорошего человека все должно быть хорошим.

— Не будем, — кивнул головой Володя и улыбнулся: — Ты стихи не пробовал писать?

— Не пробовал. А вообще иногда хочется, Боюсь, не получится.

— Я первый раз боялся молотком по зубилу ударить. Думал, промахнусь—и по пальцам. Как боялся, так и получилось. Так саданул по пальцам — неделю болело. Потом ничего. Перестал бояться — и получилось.

Ветер совсем стих. Озеро окаменело, стало гладким, как зеркало. Солнце клонилось к вечеру.

5

«Володя, ты очень нужен. Мы ждем тебя с Люсей у нас. Приходи обязательно. Галя».

Володя пожал плечами: интересно, для чего он так срочно понадобился? Вечером все равно встретится с Галей. Это первое. А второе — ждала бы одна Галя… Но почему с Люсей? С нею знаком мало. Девушка она красивая, с чудесными синими глазами, но молчаливая. Привычка у нее — глядеть собеседнику в глаза. Галя говорила, что это от близорукости. Да хоть бы от чего: все равно неудобно, когда она неотрывно смотрит на тебя.

— Мама, Галя сама принесла эту записку? — спросил Володя, садясь за стол.

Мать поставила перед ним сковородку жареной картошки, села на табуретку.

— Сама, — ответила мать. — Я воду из колодца носила. Отобрала у меня ведра и мигом кадочку наполнила. Соседки посмеиваются: не сноха ли в доме объявилась?

— Они скажут, — смущенно пробурчал Володя.

— Трудно мне одной, Володенька, — вздохнула мать. — Годов-то уж много. Уедешь в армию — и останусь одна-одинешенька.

— Переходи к Василию. Он тебя давно зовет. А сюда пусти квартирантов.

— Василий — отрезанный ломоть. У него своя семья. С Анюткой нас мировая не возьмет. Грубая больно. Да и как я из дома своего уйду? С отцом его строили сами. Каждый уголок и бревнышко к сердцу прикипели. Нет уж, хоть и сын мне Василий, а дома лучше.

Девушки, ожидая Володю, сидели на лавочке возле Галиного дома. Он шутливо представился:

— Явился по вашему велению.

Но девушки не поддержали шутливого тона: Люся была не в настроении, присмирела и Галя.

— Володя, — сказала Люся. — Мама очень просит тебя зайти к нам.

— К вам? — удивился Балашов. — Это по какому же делу?

— Если надо, значит надо, — решительно заявила Галя. — Идемте!

Володя не посмел отказаться, хотя не хотелось ему идти к Воронцовым. Мария Петровна Воронцова была известным человеком в городе: преподавала географию в средней школе, частенько выступала с публичными лекциями. Володя у нее не учился, но от других слышал, что учительница Воронцова строгая, не очень приветливая.

Марии Петровне нездоровилось. Куталась в пуховую шаль и говорила в нос. Ей было под пятьдесят, но она хорошо сохранилась для своих лет. Синие умные глаза глядели еще молодо. Светлые волосы собраны сзади в валик. И, может быть, потому, что они были светлые, седина на висках не так бросалась в глаза.

Володя растерялся. Руки казались чересчур длинными, их некуда было деть, а неуклюжие ноги несли совсем не туда, куда следовало.

Обстановка в доме была богатая: черный величавый сервант, мягкие с гнутыми спинками стулья, книжный шкаф во всю стену, огромное зеркало, пианино. Володя опасался за что-нибудь ненароком задеть. А получилось как раз то, чего боялся: чуть не уронил стул. Когда садился за стол, так двинул его коленками, что тот жалобно скрипнул и сдвинулся с места. Володя готов был провалиться сквозь землю. Но хорошо было уже то, что на его неуклюжесть никто не обратил внимания.