Николай Богданов - Тайна Юля-Ярви Страница 4

Импи встала и, зевнув, сказала что-то.

— Пора готовить вам постели. Надо согреть перины. Они хранятся у нас на чердаке. Помогите их принести, — сказал старик Шереметьеву.

Импи пошла вперёд, потягиваясь, как залежавшаяся кошка. У дверей вдруг обернулась, чтобы поглядеть, — пошёл ли за ней лётчик. У меня больно заныло сердце. В зевке девушки, в её движениях мне показалось много притворства. Трудно было определить, сколько ей лет — иногда она выглядела очень молоденькой, иногда жёсткой и сухой старой девой.

Когда они поднялись на чердак, я стала раздумывать о зерне истины в фантастической песне про водяных и рассказе старика. У нас был случай, когда, войдя на лёд, провалился трактор, потому что вода из озера за ночь ушла…

Вдруг в сенях раздался грохот. Я мгновенно бросилась туда и увидела Шереметьева на груде перин. Он свалился с чердака.

— Что случилось?

— Ничего! — зло ответил весьма смущённый Володя.

Импи лукаво что-то сказала, и старик засмеялся:

— Лётчик привык летать…

Мне было не до шуток. Из головы не выходила мысль об озёрах. Что если какой-нибудь «водяной» выпустит воду из Юля-ярви, а в это время на лёд его сядет полк наших бомбардировщиков?

Мне захотелось немедленно поделиться своей тревогой с Шереметьевым. Я решила выйти на воздух. Открыла дверь, и сени наполнились каким-то перемежающимся сиянием.

— Володя! — позвала я. — Метель прошла, на небе сполохи!

Мы остановились на крыльце, очарованные необыкновенным явлением. Природа искусно переменила декорацию: вместо подвижного занавеса снегопада теперь перед нашими глазами небо переливалось и играло всеми цветами радуги. Север словно показывал свои тайные волшебные богатства. Несколько секунд в вышине висела кружевная огненная кайма, такая гигантская и неправдоподобная, что природа поторопилась убрать её, но тут же щедрой рукой развесила по краям неба несколько зелёных полотнищ. Затем их сменили оранжевые, синие, лиловые полосы, и вдруг они превратились в тонкие огненные нити. Глаз не успевал следить за этой игрой. Словно давая отдохнуть нашим глазам, в безбрежном воздушном океане стали перекатываться спокойные, сияющие волны света.

И они исчезли. Возникли огненные столбы и распались на причудливые ярусы, сложенные из всех оттенков красного цвета. Внезапно вселенная, показав свои богатства, вдруг опустила на землю перламутровые, серебристые шторы. Они колыхались над землёй, пропуская сквозь себя то фиолетовые, то голубые, то розовые лучи.

Если бы это продолжалось долго, человеческий глаз не мог бы выдержать. Но вдруг вспыхнул фосфоресцирующий свет, и затем всё исчезло. Повеяло пустотой и холодом стратосферы.

Я позабыла даже о своих тревогах. Схватив Шереметьева за руку, прошептала:

— Как это волшебно! Ни с чем несравнимо!

И вдруг спохватилась:

— Нужно немедленно действовать. Мне кажется, что нашему полку угрожает опасность на озере Юля-ярви. Старик что-то знает. Представь себе, что наши самолёты опускаются на лёд озера Юля-ярви… А он висит без поддержки воды, как стеклянный купол… Стоит скакнуть зайцу…

— Что ты говоришь! Как это возможно? Куда же денется вода?! — воскликнул Шереметьев.

— Тсс!.. Вдруг за нами следят! — предупредила я.

— Ты фантазёрка! — ответил он.

— Да, конечно. Но я знаю, что Лава-ярви, Юля-ярви, Бюля-ярви и другие составляют цепь озёр. Они соединены ручьями, расположены каскадом: одно озеро выше другого, и переливают из своих каменных чаш излишки воды друг другу. Стоит нарушить этот режим, прекратить отток или приток воды — и начнутся «чудеса»: в одном озере излишки воды пойдут поверх льда, образуя наледи, а в другом подо льдом окажется пустота…

— Да, но почему должны произойти все эти изменения? — всё еще не желая верить опасности, спросил Шереметьев.

— Это может произойти по чьей-то злой воле.

— Но по чьей же?

Мы помолчали.

— Уж не думаешь ли ты, что эта девушка может иметь какое-нибудь отношение… к аэродрому на Юля-ярви?

— Так почему же она рассердилась на старика и категорически заявила, что сказка его — глупость, почему она прикрикнула на него, когда он рассказывал о причудах озёр? Что означает её волнение, насторожённость?

— Гм, а старик, по-твоему, решил нас предупредить?

— Да, может быть!

— И это всё твои догадки?

— Да.

— И эта самая… Карело-финская девушка представляется тебе диверсанткой?

— Очень похожа!

Тут Володя рассмеялся:

— Ну, знаешь, диверсантки такими не бывают! Злая, колючая. Как она нас встретила! Настоящая диверсантка тут бы мелким бесом рассыпалась! Притворилась бы дочерью революционера. Ругала бы финских белогвардейцев. Словом, ластилась бы к нам, чтобы усыпить бдительность. А эта сразу показала свой колючий характер…

— Мне кажется, здесь есть кто-то ещё. Я чувствую, просто ощущаю чьё-то постороннее присутствие… И эта скованность старика, и это обилие пирогов и рыбы… И эта насторожённость Импи… Ты помнишь, когда мы постучались и нам долго не отпирали, послышалась музыка… словно заиграла музыкальная шкатулка!

— Да это, наверное, сундук с музыкальным замком! Так, по-твоему, там прячутся диверсанты?

Володя совсем развеселился и, похлопав меня по плечу, изрёк окончательный приговор:

— Фантазёрка!

Но я не сдавалась. Я предложила немедленно перелететь на аэродром Юля-ярви. Но в это время набежала новая туча и густо повалил снег. Я с досадой глядела, как падали белые хлопья, образуя непроницаемую для взгляда белую пелену. При такой видимости аэродрома не найдёшь.

Вдруг я заметила, как недалеко от дома, между двумя валунами, метнулась белая, точно привидение, фигура.

— Гляди, там кто-то есть!

Мы оба напрягли зрение, но тщетно.

— Что ты там увидела? — недоумевал Шереметьев.

Вместо ответа я решительно двинулась к валунам, взяв наизготовку автомат. Шереметьев двумя прыжками обогнал меня, и первый оказался у валунов с пистолетом в руках.

— Кто там?! — грозно крикнул он.

Ответа не последовало. Тогда мы с двух сторон обошли валуны, но никого за ними не обнаружили. Я попыталась разглядеть следы. А как разглядишь их, раз снег вмиг заметает все?

Шереметьев бросил на меня насмешливый взгляд, спрятал пистолет и сказал:

— Не горячка ли у тебя?..

Когда мы вернулись в дом, Импи стояла у печки, прислонив к горячему кафелю перину. Одну постель она уже приготовила, теперь грела вторую. Увидев это, Володя решительно заявил:

— Мне надо выспаться! Постелите мне на этом вот большом сундуке.

Я следила за Импи. Ни один мускул не дрогнул на её смуглом лице при словах Шереметьева.

«Всё же, в сундуке что-то есть!» — окончательно решила я.

Старик мирно похрапывал, забравшись на тёплую русскую печку. А Импи бесшумно ходила в красных шерстяных носках по крашеному полу горницы, как ни в чем не бывало, укладывала на широкую крышку сундука перины, простыни, подушки, цветистое лоскутное одеяло.

Володя остался доволен такой пышной постелью. Он, сняв унты, прилёг поверх одеяла и с такой силой потянулся, что под тяжестью его тела в сундуке даже зазвенело музыкальное устройство, скрытое в замке.

Импи предложила мне свою постель, под пологом, но я наотрез отказалась и направилась на кухню к лавке. Импи не протестовала. Переодевшись в длинную, до пят, сорочку и оставив на лавке свою одежду, она привернула фитиль в лампе и неслышно исчезла под пологом.

Дверь из горницы в кухню осталась открытой.

Я проверила, закрыта ли выходная дверь, взяла автомат и улеглась поверх своей постели в одежде. Некоторое время лежала молча с закрытыми глазами, предаваясь тревожным мыслям. Я решила не спать.

Неожиданно созрело решение: немедленно идти на аэродром, у самолёта переждать метель и воспользоваться первым же прояснением, чтобы взлететь. Шереметьева мне не убедить, а действовать необходимо. Нужно немедленно взять под охрану ручьи, соединяющие Юля-ярви и Бюля-ярви. Наконец, как там мой самолёт? Тут я вспомнила о тени, метнувшейся между валунами. «Вдруг меня отсюда не выпустят?..» — мелькнула мысль.

Осторожно я натянула поверх гимнастёрки свитер из верблюжьей шерсти, на голову — шапочку с кистью, влезла в лыжные штаны Импи и вместо унтов — в её пьексы. Теперь я вполне могла сойти за неё в призрачной полутьме полярной ночи.

Очередное снежное облако пробежало. За окном стало светлей. Надо торопиться.

— Товарищ Шереметьев, — позвала я, — вы уже спите?

— Дремлю, — отозвался Володя.

— Закройте за мной дверь, — я должна сходить прогреть мотор самолёта.

— Да?.. Ну хорошо!

Шереметьев подошёл ко мне и шёпотом спросил: