А. Кеплер - Гвардии мальчик (Сборник) Страница 4

— Вот какой кароший даю типе лошатка, - сказал офицер рассмеявшись.-Што ты глаза выпучил? Не нравится?

И Саша вновь поехал. Лошадь еле-еле переставляла по примятой траве ноги. Он изредка постегивал ее прутом, а сам все время смотрел по сторонам - пытливо, жадно…

Среди села, у школы, стояло до сорока автомобилей. Они только что пришли. С них спешно разгружались пехотинцы и минометчики. Возле автомобилей суетился офицер. Он был без фуражки, запылен. То и дело вытирая платком лысеющую голову, офицер сердито покрикивал на нерасторопных солдат.

За школой, в лощине, стояли танки с черными крестами на орудийных башнях. Саша насчитал тридцать машин. Водители рвали на лугу серебристую полынь и маскировали ею свои танки. Саша неспеша проехал мимо и свернул на другую улицу. Налево, в яблоневом саду, он увидел еще семь танков.

Станица кончилась. Саша выехал в степь.

Здесь солдаты рыли окопы. На холме работал артиллеристы. Немного раньше- они установили на отрытые в земле площадки четыре длинноствольных пушки и теперь натягивали над ними зеленоватые маскировочные сетки.

Саша проехал немного: лошадь окончательна -выбилась из сил и встала.

«Что теперь делать? - растерянно подумал Саша. И тотчас же выругал себя. - Ну, и дуралей я! Да мне теперь назад надо, назад!»

Он сошел с лошади, отпустил ее на все четыре стороны, а сам повернул в станицу.

Пришел в станицу уже в сумерках. А когда достаточно стемнело, пробрался в бывший колхозный сад, а потом вышел в степь.

Саша был уже за станицей, у мельницы, когда вдруг Припомнил, что давеча видел здесь солдата с ружьем, наверное, часового.

И ему пришла в голову дерзкая мысль: «Пусть часовой задержит меня и в штаб доставит. Что немцы возьмут с меня? Все равно им не допытаться, кто я, зачем пришел в станицу. Ну, побьют, а лотом выпустят. А я свое дело сделаю…»

Подумал- подумал и пошел к мельнице.

— Хальт! Хенде хох!

Саша мгновенно присел и опять, как давеча, сочувствовал, что он робеет, что у него спирает дыхание.

Но робость уже не была такой сильной, как -яри первой встрече с офицером, она прошла быстро, Саша взял себя в руки.

Из- за теневой стороны мельницы шагнул человек с ружьем.

— Хенде хох! - снова грозно повторил он.

Саша не понял смысла чужих слов, но как-то угадал, что именно от него требуют. Он подняв руки. Часовой подошел. Перед ним стоял крестьянский подросток, каких он много видел в эти дни. Солдат постоял немного в какой-то нерешительности, опустил ружье и покосился на Сашины карманы. Потом потрогал их рукой. Убедившись, что карманы набиты яблоками, окончательно успокоился. Солдат взял Сашу за руку и повел за собой.

Остановились они у края глубокой и длинной балки. В свете месяца пионер различил на дне балки целые штабели ящиков. Один из ящиков стоял на земле неподалеку. Крышка на нем была разломана. Поблескивая металлом, в ящике рядами лежали снаряды. В лощине работали солдаты. Одна группа солдат покрывала штабели каким-то большим полотнищем, повидимому, брезентом, другая разгружала ящики с автомобиля.

«Здесь склад с боеприпасами, - мелькнуло в Сашиной голове. - Сколько ящиков! В них, наверное, тысячи снарядов».

В это время снизу, из балки, кто то крикнул по-немецки:

— Кто задержан?

— Господин лейтенант, задержан подросток, из станицы, - отвечал солдат. - Парнишка накрал в саду яблок, а сюда забрел, чтобы съесть

их.

— Прогнать немедленно! Шляются, черти, - донеслось из оврага.

Солдат повернул Сашу лицом к станице и дал» крепкий подзатыльник.

— А все же мой план удался, хотя и не совсем так, как замышлял, - думал Саша уходя. - Привели к складу с боеприпасами. Это мне на руку.

Саша и не думал возвращаться в станицу. Окольным путем, балками вышел он в степь.

Станица далеко осталась позади.

Ночь стояла лунная и теплая. Все далеко кругом было видно. Саша отыскал на небе Больную Медведицу, а по ней и Полярную звезду. Затем он определил, где юг, восток и запад, в которой стороне находятся свои. Он был рад, что отряд научил его многому, что он умеет теперь ориентироваться на местности. И еще Саша был рад, что свое первое задание по разведке выполнил.

Шагал Саша по степи смело, без остановок. Все дальше и дальше уходил он с ценными сведениями о немцах, туда, где стояла на оборонительном рубеже часть, воспитанником которой он был, где с нетерпением ждали его возвращения, где беспокоились о нем.

Г. ПРИТЧИН

ПОСЛЕДНИЙ БОЙ

Всходило солнце и как будто еще шире раздвигало бесконечную степную равнину. На редких кустиках почерневшей полыни серебрился снежок, и на белом фоне инея партизанский лагерь, окруженный со всех сторон врагами, выделялся теперь ясно. Темные бугры окопов, группы партизан у пулеметов стали крупнее, точно солнце увеличило их, приподняв над отрядом покров темной осенней ночи.

Над белыми хатками хутора Киселевки, что находился метрах в трехстах от партизанского отряда, появились утренние дымки. В Киселевке были враги.

В это тихое утро холодного ноябрьского дня 1942 г. в отряде не было слышно ни шуток, ни смеха, не полыхал огонь костра, не булькала вода в старом почерневшем ведре: ее не было в отряде уже вторые сутки.

Вторые сутки, не затихая ни днем ни ночью, шел бой с вдесятеро превосходящим противником. Он прекратился лишь незадолго перед рассветом. Немецкие и румынские кавалеристы, окружившие отряд, откатились за бугор и неизвестно было, что предпримет враг в следующую минуту. Утренняя напряженная тишина была поэтому вдвойне тягостной.

И вдруг это гнетущее безмолвие нарушил звонкий мальчишеский голос.

- Орленок, орленок взлети выше солнца…

На бруствере окопа партизаны увидели своего любимца-круглолицего бойкого мальчика лет тринадцати с карими смеющимися глазами. Из-под шапки юного партизана выбивалась непокорна» прядь русых волос и придавала ему воинственный вид. Это был пионер Миша Романов. В отряде его называли Дубок. Это прозвище как нельзя лучше подходило к крепкому, коренастому мальчику. Партизаны любили Мишу за выносливость, а смелость, за веселый нрав и особенно за пес ни. Никто не умел так звонко, так задорно и главное, так вовремя запеть песню, как это делал? Миша.

Вот и сейчас на суровых лицах воинов появились улыбки. Кто-то из молодых партизан стал подпевать Мише, потом раздались тихие рокочущие басы стариков и боевая комсомольская песня об орленке легко полетела по широкой русской равнине навстречу восходящему солнцу.

Ветер дул в сторону хутора. Он донес песню до немногих, уцелевших здесь советских людей, вдруг с чердака одной хатки чья-то рука махнула партизанам и раз, и два красным платком.

— Наши, наши там!-радостно закричал Ми ша, показывая партизанам на платок. Но платок исчез так же внезапно, как и появился.

В одном из окопов около командира отряди Ломакина собралась большая группа партизан. Командир, как всегда, был спокоен и только покрасневшие, усталые глаза, измученное лицо говорили о бессонных ночах и беспокойных думах этого высокого, всегда бодрого человека.

— Товарищи!-тихо сказал командир, но его услышали все.-После вчерашнего боя нас в от ряде осталось меньше. Положение тяжелое. Нас окружили свыше трехсот немецких и румынских кавалеристов. Враги стягивают к этой ложбине ганки и орудия. Видимо, они решили уничтожить и ас, после того, как мы отказались сдаться без боя на милость победителей… Что будем делать дальше?

На одну минуту командир смолк. Напряженная тишина стояла в отряде. Партизаны, затаив дыхание, ждали решения командира.

— Мы, коммунисты отряда, решили,-повысив голос, твердо сказал командир,-удерживать круговую оборону до вечера, а с наступлением тем ноты прорвать фронт врага и уходить в степь…

— Правильно!-послышались голоса. - Днем лезть на рожон нечего, а ночь партизану-первая помощница.

— Но, товарищи,-продолжал командир,-мы должны быть готовы ко всему. Неизвестно, сколько нас останется после предстоящей битвы и кто останется… Драться с врагом мы должны до последнего дыхания, драться за нашу Родину, за Сталина, за Сталинград.

Молча разошлись партизаны по местам.

Миша глянул в сторону Сталинграда. Там, где-то о далеко за ним, в Заволжье мать и сестренка. Он скучал о них.

— Папа!-тихо позвал Миша.

— Что, сынок?

— Может, немцев уже отогнали от Сталинграда? Может, и маму свою скоро увидим?

— Нет, Миша… А что?

— Да так, вспомнилась мама.

Зиновий Афиногенович каждую минуту ждал вражескую атаку и с тревогой посматривал на сына. И невольно вспомнился ему тополек, что посадил он около белой хатки своей в день рождения Миши. Шли годы, рос мальчик, рос тополек, а вскоре около него зацвела молоденькая тоненькая яблонька, посаженная в честь рождения дочурки…